Читаем без скачивания Открытие медлительности - Стен Надольный

Джон все больше склонялся к тому, что ему, пожалуй, милее другой мичман, Роберт Худ.

Худ, как и Бек, обучался рисованию и живописи и потому должен был зарисовывать все, что так или иначе достойно внимания. Вот только как определить, что достойно внимания, а что нет? Худ был тихим мечтателем. Его интересовало не столько само путешествие и его конечная цель, сколько случайные, отдельные детали, будившие его воображение, — игра света на поверхности воды в излучине реки, приплюснутый нос вояжера, стая птиц, растянувшаяся в небе в причудливую фигуру. Бек частенько потешался над ним, а незлобивость Худа только подзадоривала его. Джон видел, что на роль быстрого помощника, первого офицера, Худ не годится. Но из всех остальных он больше всего походил на него самого, и потому он доверял ему больше других.

В конце октября они добрались до фактории Камберленд. Здесь им предстояло встать на зимовку, потому что мелкие реки уже все замерзли. Местный представитель компании показал им недостроенный дом, который они могли бы довести до ума и переждать в нем зиму. Печь соорудил Худ. Оказалось, он знал в этом толк.

— Он хозяин огня, — сказали индейцы из племени кри, которые уважали Худа больше всех других европейцев.

В целом же они скорее плохо относились к белому человеку. Их некогда могущественное племя наполовину было уничтожено пулями, другую половину добивал алкоголь.

— Власть белых будет только расти, — сказал один из кри Роберту Худу, — никто их не удержит. Их власти придет конец только тогда, когда они разрушат все вокруг себя. Вот тогда-то и восстанут воины Большой Радуги, и прогонят их отсюда, и сделают все, как прежде.

— Я ничего не разрушаю, — возразил Худ тихим голосом. — Ничто не будет напоминать о том, что я тут побывал. Ну, разве что несколько картин.

Теперь они каждый вечер собирались возле печки и сидели у огня: доктор с обветренным, задубевшим лицом, углубившись в чтение Библии, тучный Хепберн, любитель покемарить, и худощавый Худ, погруженный в свои мысли, от которых у него то вдруг начинали поблескивать глаза, то открывался рот, будто он хотел что-то сказать.

Постепенно стало ясно, что никто Джорджа Бека особо не любит. Всем был вроде хорош этот молодец, думавший только о том, как бы поразить других, да только как-то так вышло, что он довольно скоро настроил остальных против себя, хотя об этом открыто и не говорилось. Оттого он все больше прилеплялся к Джону. Он делился с ним своими мыслями, восхищался им и хотел в ответ получать похвалы. Выходило, будто он предлагает своего рода сделку: за свое восхищение он рассчитывал получить что-нибудь взамен. Но получить признание у Франклина можно было только за конкретные поступки, и потому он все больше нервничал. Никаких героических подвигов тут на зимовье он совершить не мог.

Однажды, когда они отправились на чай к местному представителю торговой компании, Бек, шагавший рядом с Джоном по скрипучему снегу, сказал:

— Я люблю вас, сэр. Ничего не поделаешь. Я понимаю, это может быть неприятно, но ведь не смертельно же.

Он сказал это — как бы в шутку! Джон заметил, что у него от досады покраснели уши, и попытался на ходу сочинить подходящий ответ, который бы одним махом положил всему этому конец. Затея безнадежная. Джон слишком хорошо знал свою собственную голову. Любая спешка выбивала его из колеи, и мысли начинали выписывать невообразимые кренделя, совершенно сбиваясь с намеченного курса. Стало быть, нужно действовать спокойно и осторожно! Стало быть, спокойствие и осторожность!

Шаги скрипели, изо рта валил пар. Они почти уже дошли до дома торгового представителя.

— Разумеется, это не смертельно, — сказал Джон. — Я был бы только рад, если бы из этого вышло что хорошее. Вы слишком все преувеличиваете, мистер Бек. Вы никак без этого не можете?

Он замедлил шаг, для таких предложений требовалось гораздо большее расстояние, чем то, которое отделяло их от стремительно приближавшейся двери. Он вспомнил еще одну подходящую фразу, доставшуюся ему от пастуха в Спилсби: «Разница между преувеличением и преуменьшением составляет сто процентов». Впрочем, сам пастух частенько забывал об этом.

Когда они вошли к мистеру Уильямсу, уши горели у обоих. Индийский чай, галеты, вяленое мясо и дурные новости — никакой помощи не будет.

На обратном пути Джон предложил новый план как один из возможных вариантов — отправить вперед, не дожидаясь конца зимы, небольшую группу в форт Чипивайян, чтобы там, на станциях по заготовке пушнины, добыть продовольствие и все необходимое для экспедиции.

Бек с восторгом поддержал это предложение:

— Я пойду с вами, сэр! Нас двоих вполне хватит!

Но незадолго до того, как отправиться в поход,

Джон решил взять с собою кроме Бека еще и Хепберна. Бек обиделся и на какое-то время заметно поутих. Ему слишком хотелось подвигов, чтобы прислушиваться к доводам разума или руководствоваться чувством справедливости. Для того же, кто командует экспедицией, только это и имеет решающее значение. Все остальное — в руках судьбы.

Они покинули стоянку 15-го января 1820 года — три члена экспедиции на снегоступах, два вояжера и индейцы на двух собачьих упряжках, которые тянули сани, доверху нагруженные продовольствием, так что едва нашлось местечко для секстанта. Снег был глубоким, и для упряжек пришлось прокладывать тропу, иначе собаки только бестолково прыгали и мешали друг другу.

Тянулись дни, недели, они продвигались вперед по бесконечным лесам, шагали среди гигантских деревьев, верхушки которых раскачивались на ветру. Наверное, это очень красиво, но насладиться красотой мешали снегоступы, сущее наказание, придуманное, видимо, за самые тяжкие грехи и прегрешения. Они прилаживались к башмакам, напоминая гигантские утиные лапы из деревянных реек и плетенки, и оттягивали ноги стопудовыми гирями, особенно если на них налипало много снега или когда они обледеневали. Нет, человек явно не создан для таких приспособлений: стопа должна быть устроена совсем по - другому, чтобы можно было как следует растопырить пальцы! А так уже через несколько миль ноги начинают болеть оттого, что край снегоступа все время шлепает по одному и тому же месту.

— Не торопитесь! — говорил Джон. — Лучше экономить силы.

Бек был неутомим, бодр и скор. Излишне скор! Похоже, он не хотел упускать ни единой возможности, чтобы показать, насколько он выносливее Джона. Несколько сомнительный источник энергии, но, видимо, действенный.

Бек всех обогнал! Бек нетерпеливо ждет остальных! Бек завладел инициативой! Его улыбка казалась Джону все более отвратительной.

— К чему так спешить? — спросил Джон. — Дорога дальняя.

— Вот именно, — ответил дерзко Бек и ухмыльнулся.

Хепберну все это явно не нравилось, но он был чином ниже, и потому ему ничего не оставалось, как держать свое мнение при себе. Бек и без того всячески давал ему понять, что воспринимает его как обузу. Хотя темп задавал Джон, сознательно притормаживавший движение.

Вояжеры задумчиво смотрели на дорогу, ни на что не обращая внимания, и молчали. Им ничего не стоило угнаться за Беком, но для них экспедиция была обычной поденной работой и никаких резонов напрягаться без особой на то причины не было. К тому же они знали разницу между капитаном и мичманом.

Когда они остановились передохнуть, несмотря на то что Бек уже ушел далеко вперед, Хепберн сказал как бы между прочим, обращаясь к своему начальнику:

— Он хочет нам показать, какой он молодец!

Затем он принялся, как ни в чем не бывало, мазать мазью стертые ногй, а Джон продолжал возиться с компасом и секстантом, пока наконец у него не сложился ответ.

— Сила заключается не только в скорости и быстроте, — сказал он и припал к окуляру.

Джон Франклин, и никто другой, решал, когда делать паузу, и делал он это даже тогда, когда он сам в отдыхе не нуждался. Навигатору паузы не нужны, зато паузе нужен навигатор. У этого Бека тщеславия на великана хватит, а вот терпения и на карлика не наберется — растягивающееся время ему невыносимо.

В конце марта они достигли форта Чипивайян. Джон сразу пошел к представителям компаний по заготовке пушнины, чтобы справиться, как обстоит дело со снабжением экспедиции. То, с чем он столкнулся, полностью подтвердило его наихудшие опасения: море любезности, много пустых слов и никакого продовольствия. Когда же он стал более настойчивым, любезности поубавилось, но ясно проступила легкая ирония.

— Я делаю все, что в моей власти, — заверил намеатник Симпсон, всячески выказывая готовность поддержать экспедицию, вот только его «все» означало не слишком много, считай ничего, и это ставило их в унизительное безвыходное положение. «Компания Гудзонова залива» отсылала их к «Северо-Западному обществу», а то в свою очередь отправляло их снова к «Компании Гудзонова залива». Как видно, они давно уже были заклятыми врагами. Никто не хотел нести лишние убытки, вкладывая в экспедицию больше, чем конкурирующая фирма. Распоряжение лондонских властей было для них простой бумажкой — страна большая и власти далеко. К тому же все эти торговцы пушниной и чиновники ни во что не ставили морских офицеров, охочих до дальних путешествий. С их точки зрения они были всего - навсего несчастными наивными чудаками. Что? Пешком вдоль северного побережья? На каноэ?