Читаем без скачивания Избранные произведения - Лайош Мештерхази
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ворота оказались гостеприимно открытыми. Широкая прямая дорога вела через огромный сад как раз в ту сторону, куда нам было нужно. Мы сообразили, что видели эту самую проволочную ограду с другой стороны, когда шли в Шюттё. Хозяйство кончается выше деревни, а на шоссе выходят его другие ворота. Вот бы куда пройти. Как это было бы кстати! А что нам оставалось делать? Продолжать, спотыкаясь, путь по жнивью? Мы попали бы снова в деревню, а это опасно.
— Идем, — шепнул Бела. — Здесь нет ни души. Потихоньку проберемся.
Вдруг нам словно бы почудился топот лошадиных копыт: как будто медленной рысью бежали кони. Тарахтенья телеги не слышно. Может, жандармский патруль?… Скорей!
Мы двинулись через фруктовый сад. В воздухе носился смешанный сладковато-горьковатый запах яблок и жидкости для опрыскивания. На дороге, усыпанной песком, наших шагов почти не было слышно.
Мы шли уже довольно долго и думали, что скоро выйдем из сада, когда вдруг в темноте к нам подбежала собака. Мы подняли палки: если кинется, треснем по голове. Но она остановилась метрах в пяти от нас и подняла отчаянный лай. Мы зашикали, пытаясь ее унять, но маленькая овчарка была зла, и наши уговоры на нее не действовали. Она подбежала ближе и стала хватать нас за ноги; мы оба замахнулись, она отскочила, потом снова кинулась и снова отскочила, прыгала вокруг нас и злобно лаяла.
— Тьфу пропасть! Замолчи, заткни свою глотку!.. Эта злая маленькая бестия накличет на нас жандармов!
— Огрей ее, Бела!
Но тут из темноты кто-то крикнул:
— Не троньте собаку! Что вам здесь надо?
Это был сторож. Судя по голосу, старик. Собака сразу умолкла и побежала к нему.
— Мы искали дорогу, — сказал я. — Попали сюда случайно. Скажите, пожалуйста, как пройти на шоссе?
Старик стоял, должно быть, шагах в двадцати от нас. Мы двинулись к нему, но он в тот же миг крикнул снова:
— Ни с места! У меня ружье… Что вам здесь надо? Отвечайте! Яблоки воровать пришли, да?
— Да что вы! Мы яблоки не воруем.
— Поворачивайтесь! Идите впереди меня на караульный пост, там выяснят!
Я в отчаянии стал объяснять: вот мой узелок, взгляните, если не верите, вот карманы, поищите.
— На кой черт нам ваши яблоки! Мы спешим, нам утром надо быть в Татабанье на работе. Мы опоздаем на поезд в Алмашфюзитё.
— Вы что, читать не умеете? Вон там на воротах написано: «Частная территория, вход запрещен».
— Мы в темноте не видели.
Старик, должно быть, очень боялся нас и оттого злился все больше и больше.
— «Не видели, не видели»! Слепые, что ли?… Кто вы такие, показывайте документы.
— Мы пришли из Нергешуйфалу, — сказал я. — Мы безработные, в Татабанье на железной дороге нам обещали работу, мы туда идем… Пропустите нас — если мы не поспеем к утру, потеряем хлеб.
— Безработные… Бродяги вы! Знаю я вас. Шляются по дороге, увидят спелые фрукты и входят. Набивают рубахи яблоками. Неплохо бы, а?
— Поймите, папаша, не нужны нам ваши яблоки. Если б мы хотели воровать, воровали бы с краю, зачем нам вглубь-то идти?
Старик был на редкость несговорчивым, ничего не желал понимать и твердил одно:
— Поворачивайте сей минут назад, выходите, откуда вошли, отправляйтесь в деревню, там ищите дорогу.
Того, что перед ним государственные преступники, которых разыскивают власти, ему, без сомнения, и в голову не приходило. Он фанатически стерег свои яблоки.
— Раз уж мы столько прошли, неужто поворачивать назад? Ведь сад сейчас кончится, а там дорога!
— Сейчас? Тут еще порядочный кусок, это «сейчас» почти столько же!
— Тем более. Зачем идти дважды? Совесть-то есть у вас? Мы идем пешком из Нергешуйфалу. А сколько нам еще топать!
Старик снова заладил свое — полны, мол, у вас карманы и рубахи яблоками, — скверно ругался. Хулиганы, босяки, ветки ломают, а он потом за все отвечай… Мы с большим трудом уговорили его. Он взял с нас клятву, что мы не сойдем с дороги, деревья не тронем, — ладно, ступайте с богом! Проводил нас немного, а когда мы подошли к главным воротам, повернул назад. На прощание чуть притронулся к шляпе, и мы увидели в свете мигающей на воротах керосиновой лампочки, как он бредет, прижимая под мышкой двуствольное охотничье ружье.
Мы вышли уже на шоссе, когда нам снова почудился цокот лошадиных копыт. Теперь он раздавался со стороны яблоневого сада. Неужели это старик так стучит сапогами? Нет, это лошади! Две лошади: часто и глухо стучат их подковы по усыпанной песком дороге… Быть может, мы бредим, быть может, нам от страха чудится? Нет, нам не показалось: лениво гуляющий ветер доносит до нас обрывки тихого разговора.
Как видно, жандармский патруль. Собачий лай и крик старика накликали на нас полицию, а теперь они бросятся в погоню за нами!
Так оно и случилось. Крупной, стремительной рысью нас догоняли два всадника. Мы быстро свернули с шоссе к железнодорожному полотну, переползли через насыпь и лежали на животах, прислушиваясь до тех пор, пока стук копыт не замер вдали.
Я представил себе, как ругали старика те два жандарма, два бандита из шайки убийцы-сержанта. Ружье под мышкой, а не мог задержать — плакали теперь двадцать пять тысяч крон! Двое слоняются ночью вдоль дунайской границы — кто, если не беглецы? Конечно, они заподозрили, что это мы, и потому так стремительно пустились в погоню.
Безопасности ради мы больше на шоссе не возвращались. У полотна вдоль низкой насыпи вилась пешеходная тропа — дорога путевых рабочих, — по ней мы и брели друг за дружкой. Если замечали поблизости сторожевую будку или пост, сворачивали и обходили стороной. Это очень утомляло нас, отнимало массу времени. В одном месте мы угодили в какое-то топкое болото, в другом — в кучу камней, сложенных для путевой постройки. Я упал, оцарапал на бедре кожу; брюки у нас до колен промокли, портянки хоть выжимай; в башмаках хлюпала вода. Одежда на спине и на груди была влажна от пота.
Позднее, решив, что это последняя деревня перед Алмашфюзитё, мы осмелели и вышли на открытое шоссе.
Время близилось к полуночи, на всем пути до Алмашфюзитё мы не встретили ни души.
Лишь позднее пришло мне в голову: как мы не обратили внимания на то, что не было слышно жандармов, возвращавшихся обратно? Неужто мы так увлеклись, ползая с насыпи и на насыпь? Мы почувствовали себя в относительной безопасности; преследователи, как видно,
