Читаем без скачивания Ангел-наблюдатель (СИ) - Ирина Буря

кроватке в своей комнате (мы решили, что я первое время в ней буду спать, чтобы он не испугался ночью) и, когда он заснул, спустилась в гостиную и как-то странно посмотрела на Анатолия.

— Татьяна, мы решили, — твердо ответил он на ее невысказанный вопрос. — Здесь ему определенно будет лучше.

— Да конечно же здесь ему будет лучше! — горячо подхватила я. — И воздух свежий, и фрукты прямо с дерева…

— Мама, пожалуйста, — обратилась Таня ко мне с мучительным напряжением в глазах, — только не дави на него. Он — не ты и не я, он совсем другой.

— Как скажешь, — согласилась я, чтобы успокоить ее. — И не волнуйся, я с него глаз не спущу.

Таня судорожно вздохнула и до самого отъезда больше ни слова не произнесла.

Если Игорек и скучал первое время по родителям, по виду его это было незаметно. Дом наш — большой и просторный — не шел ни в какое сравнение даже с их квартирой, и он с удовольствием взялся за его исследование. К тому времени он уже начал ходить — здесь мне пришлось признать, что он оказался из ранних. Хотя меня и тревожило, как бы у него ножки потом колесом не стали. Каждое утро, после подъема, и каждый вечер, перед сном я делала с ним зарядку, массируя и разрабатывая его конечности, и эти упражнения мгновенно пришлись ему по душе.

Ходил он еще неуверенно, но очень настойчиво. В доме ему больше всего нравилась лестница — он мог по десять раз вскарабкиваться на нее и затем спускаться, цепляясь руками за балюстраду, до перил он еще не доставал. Сначала я с ним рядом ходила, чтобы не упал и не скатился по ступенькам, но от помощи он категорически отказывался. Совершенно категорически и очень громко, показывая мне мужской вариант маминой самостоятельности.

Чтобы не испытывать судьбу, я старалась увести его в сад. Переехал он к нам в самое лучшее время года — погода еще теплая стояла, но в саду уже все созревало. Каждый день мы отправлялись с ним собирать яблоки — я их срывала, давала ему по одному, и он с очень гордым видом нес его в корзинку. В первый раз, правда, он это яблоко тут же в рот потащил — мне пришлось быстро отобрать его у него. Он удивленно глянул на меня и вдруг страшно разозлился: побагровел весь, ручки в кулаки сжал и какие-то звуки выкрикивать начал.

Я резко сказала ему, что яблоко — грязное, но он только еще сильнее разошелся — вот тебе и понимание речи! Испугавшись, что он сейчас голос себе сорвет (оправдывайся потом перед родителями!), я взяла его за руку и повела в дом. Он, было, уперся, но затем вдруг затих, испуганно оглянулся по сторонам, как-то весь сжался и неохотно пошел за мной. В доме мы сразу направились на кухню, где я показала ему, как мою яблоко, чищу его, и только потом отдала его ему.

На следующий день мы отправились мыть второе яблоко, потом третье, а потом он уже ждал, пока вся корзинка не наполнится, вопросительно поглядывая на меня всякий раз перед тем, как идти к ней. Я отрицательно качала головой, показывала ему на корзинку, и только последнее яблоко он своими руками нес домой и отдавал мне только возле самой мойки. Таня, небось, опять начала бы восхищаться тем, как он все понимает, а как по мне — так простой условный рефлекс сработал: он заметил последовательность действий, повторенную несколько раз, и запомнил ее. Я, впрочем, считала, что ему будет очень полезно усвоить, что любое лакомство заработать нужно.

Когда он уставал топать туда-сюда, он садился в саду прямо на землю (на подстилку, конечно) и принимался рассматривать окружающий мир. А жизнь в саду в начале осени ключом бьет. Сидел он всегда так тихо, что рядом с ним и бабочки со стрекозами присаживались, и кузнечики чуть ли не на руки вспрыгивали. Он их совершенно не боялся, ни звука при их зачастую неожиданном появлении не издавал и только поглядывал на меня вопросительно. Я ему, конечно, рассказывала, что это за зверь такой рядом с ним оказался, но очень скоро заметила, что буквально после пары моих слов он отворачивался и принимался разглядывать насекомое, забавно шевеля губами. Вряд ли бы он переставал меня слушать, если бы понимал, правда?

А вот всякие уменьшительно-ласкательные словечки он действительно не любил — тут, надо признать, Таня оказалась права. Хотя, впрочем, ничего удивительного — он опять же не на сами слова, а на тон, которыми их все произносят, реагировал, в силу своей мужской натуры. Я и его-то самого в лицо Игорьком не больше пары раз называла — он тут же вскидывал на меня глаза и отчетливо произносил: «Ига».

Одним словом, речь не речь, а отдельные слова он уже действительно узнавал. Особенно явно это было видно на кухне, на которой мы проводили большую часть времени в доме — вовремя я натолкнула Таню на мысль о том, чтобы стишки ему пораньше начинать читать, и они с Анатолием, молодцы, хорошие книжки ему купили — как раз о том, что его окружает. И опять же ничего странного — если ребенок с предметами обихода по десять раз в день сталкивается и слышит, как они называются, конечно, он такие слова запомнит, правда? И повторять постепенно начнет, хотя и по-своему. Со временем я тоже разобралась в этих его словечках.

Хотя, признаюсь, два из них очень меня расстроили. Я их давно уже от Игорька слышала и все никак понять не могла, что же он имеет в виду. И вот как-то вечером, когда мы разговаривали с Таней по телефону (она мне каждый день звонила, чтобы я ей отчиталась, как мы его провели), я протянула ему трубку, чтобы он голос матери услышал. Он схватил эту трубку, прижал ее к уху и вдруг как завопит: «Татья, Татья!»! Таня заворковала что-то, он ее послушал и затем коротко и требовательно произнес: «Толи!». Через пару мгновений я расслышала в трубке голос Анатолия — и поняла, что это он родителей по имени называет.

— Игорь, это не Таня, это мама, — оторопев от неожиданности, сказала я ему.

Он замотал головой, все также держа обеими руками трубку возле уха, и уверенно заявил: «Татья!».

И сколько я ни старалась его переучить, он не сдавался — намертво уже ребенка приучили. Сергей Иванович, узнав о такой фамильярности, тоже возмутился —