Читаем без скачивания В южных морях - Роберт Стивенсон

Однако, ночью ли, днем, цель мертвецов в этой гнусной деятельности одна и та же. На Самоа мой собеседник не имел представления о пище обитающих в кустах духов; в разуме паумотца такой неясности не может быть. На этом голодном архипелаге как живым, так и мертвым приходится трудом добывать пропитание; и поскольку этот народ в прошлом каннибальский, духи до сих пор остаются каннибалами. Когда живые едят мертвых, пугливое ночное воображение делает ужасающий вывод, что и мертвые могут есть живых. Несомненно, они убивают людей, несомненно, даже увечат их, просто по злобе. Маркизские духи иногда вырывают глаза у путников; но даже это, может быть, практичнее, чем кажется, потому что глаза — это каннибальский деликатес. И разумеется, главное занятие мертвецов, во всяком случае на самых восточных островах, рыскать в поисках пищи. Та женщина назвала на похоронах Доната лакомым кусочком. Есть еще духи, которые охотятся не за телами, а за душами мертвых. Смысл этого ясен из одной таитянской истории. Ребенок заболел, самочувствие его быстро ухудшалось, и в конце концов появились признаки смерти. Мать поспешила к жившему по соседству колдуну. «Еще не поздно, — сказал колдун, — дух только что пронесся мимо моей двери, держа душу ребенка завернутой в лист пурао; но у меня есть более сильный и быстрый дух, он догонит того духа раньше, чем тот успеет съесть душу».

Или взять случай с мистером Донатом на острове Анаа. Стояла ветреная ночь с сильными шквалами; его ребенок был очень болен, и отец, хоть и лег в постель, не спал, прислушиваясь к ветру. Вдруг какая-то птица с силой ударилась о стену дома. Решив, что забыл загнать ее в курятник вместе с остальными, Донат поднялся, нашел птицу (петуха) лежащей на веранде, отнес ее в курятник и крепко запер дверь. Через четверть часа история повторилась, только на сей раз, ударясь в стену, петух кукарекнул. Донат опять вернул его на место, тщательно осмотрел курятник и нашел его в полном порядке; во время этого занятия ветер задул у него лампу, и ему, немало потрясенному, пришлось ощупью добираться до двери. Однако петух в третий раз ударился о стену; теперь Донат посадил его, чуть живого, рядом с курами и едва вернулся в комнату, на дверь словно бы налег разъяренный сильный мужчина, и дом огласился громким, как паровозный гудок, свистом. Скептический читатель может обнаружить здесь предвестника бури; однако женщины решили, что все пропало, и, причитая, скорчились на постелях. Ничего не последовало, и я должен предположить, что ветер слегка ослабел, так как вскоре к ним пришел вождь. Он был смелым, раз вышел из дома так поздно, но прихватил зажженный фонарь. И наверняка был членом совета, поскольку, узнав подробности этих беспорядков, смог тут же объяснить их природу. «Ваш ребенок, — сказал он, — определенно должен умереть. Это злой дух острова готовится съесть дух только что умершего». И стал распространяться о странности поведения духа. Обычно дух, объяснил вождь, не нападает открыто, но молча ждет, сидя на крыше в облике птицы, пока люди в доме ухаживают за умирающим, оплакивают мертвого и не думают об опасности. Однако едва наступил день, дверь открылась, и мужчины вышли, а кровавые пятна на стене свидетельствовали о трагедии.

Вот это восхищает меня в паумотской легенде. На Таити поедатель духов принимает вид значительно более впечатляющий, но гораздо менее ужасный. Его видели всевозможные люди, как туземцы, так и европейцы; только последние утверждают, что это был метеор. Мой рассказчик не был в этом уверен. Он ехал верхом вместе с женой часа в два ночи, оба почти засыпали, лошади были в ненамного лучшем состоянии. Ночь была лунной, безветренной, и дорога шла по горе неподалеку от заброшенного марае. Внезапно над ними пронесся призрак: состоящая из света фигура; голова была круглой, зеленоватой, туловище длинным, красным, с еще более красным, блестящим пятном посередине. Полет его сопровождался каким-то гудением, он вылетел из марае и устремился прямо к другому, расположенному ниже на склоне горы. И это, как утверждал рассказчик, наводит на размышления. С какой стати метеору посещать алтари отвратительных богов? Лошади, видимо, испугались так же, как и всадники. А я вот не испугался бы нисколько, даже из желания угодить. По мне лучше птица на крыше и кровавые пятна поутру на стене.

Но мертвые не сосредоточены в своей диете на чем-то одном. В частности, они уносят в могилу полинезийское пристрастие к рыбе и участвуют иногда с живыми в рыбной ловле. Руа-а-маритеранги снова становится моим рассказчиком; чувствую, это снижает доверие к факту, но как создает образ этого неисправимого духовидца! Родом Руа с плачевно бедного острова Таенга, однако дом его отца всегда был полной чашей. Когда он подрос, удачливый отец позвал его на рыбную ловлю. В сумерках они подплыли к одному непривлекательному месту в лагуне, мальчик улегся на корме, а отец стал тщетно забрасывать лесу с носовой части. Надо полагать, что Руа заснул, а когда проснулся, рядом с его отцом сидел какой-то человек, а отец вытаскивал рыбу, перебирая руками леску. «Папа, кто это?» — спросил Руа. «Не твое дело», — ответил отец, и мальчик решил, что незнакомец добрался к ним вплавь с берега. Каждую ночь они отправлялись в лагуну, часто в самые неприятные места, каждую ночь этот незнакомец внезапно появлялся на борту и так же внезапно исчезал, и каждое утро они возвращались с большим уловом. «Мой отец очень удачлив», — думал Руа. Наконец в один прекрасный день на лодке прибыла одна компания, пртом другая, которым требовалось оказать гостеприимство. Отец с сыном отплыли позже, чем обычно, каноэ пришло к месту в пятом часу утра, и утренняя звезда должна была скоро взойти. Потом появился незнакомец, охваченный горем, повернулся, впервые показав лицо давно умершего человека, с блестящими глазами; он уставился на восток, приложил кончики пальцев ко рту, словно ему было холодно, издал какой-то странный, дрожащий звук, нечто среднее между свистом и стоном, от которого кровь застыла в жилах; и едва утренняя звезда взошла над морем, внезапно исчез. Тут Руа понял, почему отец преуспевает, почему его рыба идет рано утром и почему часть ее всегда относят на кладбище и кладут на могилы. Мой рассказчик — человек определенно склонный к суевериям, но он не теряет головы и проявляет определенный высший интерес, который позволю себе назвать научным. Последний пункт напомнил ему о подобном случае на Таити, и он спросил Руа, оставляли ли рыбу на могилах или уносили домой после формальной передачи. Оказывается, старый Маритеранги практиковал оба способа, иногда угощал своего теневого партнера только возложением, иногда честно оставлял рыбу гнить на могиле.