Читаем без скачивания Второй вариант - Юрий Теплов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравия желаю, товарищ капитан! — преувеличенно громко и несколько фамильярно поздоровался с ним Хурцилава.
— Опять попрошайничать, Гиви? — вместо приветствия ответил тот, протягивая руку.
— Все-то вы знаете, Анатолий Петрович!
— Здравствуйте, сосед Сверябы, — Синицын глянул из-под очков на Савина с некоторым любопытством и немым вопросом: он, мол, понятно, почему здесь, а ты? — Приятно познакомиться.
Выслушав просьбу Хурцилавы насчет тросов и тормозных камер для самосвалов, он спросил:
— А что, разве Ванадий не все еще «Магирусы» угробил?
— Зачем так говорить! — воскликнул Хурцилава и весело улыбнулся всеми зубами. — Шесть штук стоят. Остальные летают.
— Как?
— Почти по воздуху.
— Я так и думал. Не дам.
Лейтенант оглянулся на Савина, рассчитывая на его поддержку. Синицын уловил взгляд.
— А вы в качестве ходатая? Уполномочены Давлетовым?
— Нет. — Савин отчего-то почувствовал стеснительность и никчемность своего присутствия здесь. Но тут же вспомнил суету вокруг замолкшего экскаватора в карьере Коротеева: а вдруг и у второго полетит трос? Пересиливая себя, он поправился: — И нет, и да. Карьер у них, действительно, может остановиться. И в ваших силах выручить соседа.
— А я при чем? У меня такие же лимиты, как и у него.
— Товарищ капитан! — с укоризненной ноткой заговорил Хурцилава. — Войдите в положение — одно дело делаем: стройку века поднимаем.
— Не агитируйте, Гиви.
— Дюжину кахетинского, товарищ капитан, когда стройку века сдадим! Две дюжины!.. Вы же знаете Коротеева: бешеный. Ну как я вернусь пустой? Голову открутит и выбросит в речку, как ненужный предмет.
Синицын приблизил свои очки к глазам Хурцилавы, грустно покачал головой:
— Нету, уважаемый. Так и передайте Коротееву. — Повернулся к Савину: — Вы остаетесь у нас или обратно?
Савин, не имевший никакого намерения задерживаться в карьере Синицына, неожиданно для себя самого сказал: «Остаюсь». И совсем не обеспокоился этим. Вроде бы и на самом деле ехал специально сюда. Даже мелькнула в голове оправдательная перед Давлетовым мысль: «Чтобы понять опыт Коротеева, я должен увидеть, как работает отстающий комплекс».
— Товарищ капитан! — закричал Хурцилава. — Я вам головной блок привез. В интересах производства.
Синицын, слушавший лейтенанта уже нетерпеливо, никак не отреагировал на его последние слова. Но все же неуловимо выказал свой интерес. Савин засек это по его мимолетному взгляду через окно на кузов тягача.
— Блок новый?
— Клянусь горами Кавказа!
— Два троса и одна тормозная камера?
— Две, товарищ капитан...
Синицын его уже не слушал, набросал записку, запечатал в конверт.
— Найдите прапорщика Асадова...
— Все знаю, все найду... — И Хурцилавы как не было.
До самого вечера, до конца рабочей смены, Савин находился в расположении роты Синицына. И чем больше вникал в работу его землеройного комплекса, тем больше проникался симпатией к командиру. Он не шумел, не мотался как заведенный от механизма к механизму, да и нужды в этом не ощущалось. Люди работали будто бы и неторопливо — брали пример с Синицына, что ли? — но все шло как по раз и навсегда заведенному, без остановок и поломок. На огромном фанерном щите, прибитом к двум лиственницам, были выписаны фамилии водителей самосвалов. Против каждой из них начальник смены проставлял мелом количество сделанных рейсов. Савин подсчитал, прикинул, учитывая рабочий ритм, приблизительный конечный итог и обнаружил, что сменное задание должно быть перевыполнено. Если всегда так, то почему отставание?
— Анатолий Петрович, — попросил он, — объясните, пожалуйста, почему вы так сильно отстали по кубам от Коротеева?
— А разве не видно? — спросил он.
— Видно. Но не все, опыта не хватает.
— Бесхитростный вы человек, Евгений Дмитриевич. Сверябе редко кто нравится.
— А все же, Анатолий Петрович?
— Видите, день на закат пошел. Завтра будет новый день. Потом еще, и так бесконечно. Чем Коротеев станет работать завтра? Не знаете? И он не знает. Ему давай процент сегодня...
И Савин вдруг представил себе картину: молчаливые экскаваторы, молчаливые «Магирусы», молчаливый карьер, по которому мечется, не жалея себя, Коротеев. Но что он сделает, если нет у него запчастей, если повыходили механизмы из строя? У Синицына такого не случится. Получая чуть ли не ежедневно нахлобучку от начальства за то, что он недодает кубы в насыпь магистрали, Синицын распорядился отсыпать подъездные пути. Вроде бы выкинул землю на ветер, потому что подъездные — это времянка, это бросовые дороги. По такой, бросовой, почти грейдерной, и шел тягач, на котором Савин сюда добрался. Зато у Синицына не летели тормозные камеры на самосвалах, зато и техника вся была на ходу. В это же время его люди отсыпали площадку под жилые вагоны, совсем рядом с карьером, и переселились в них на временное жилье. Даже баньку срубили на берегу ручья, неказистую, тесноватую, но настоящую — париться можно. И понял Савин, что та бухгалтерия, которую он вел, сидя в штабе за столом, это только арифметика производства. А алгебра — вот тут, у отстающих на сегодняшний день. И выражается она двумя словами: видеть и предвидеть...
На другой день, после утреннего построения, он зашел к Давлетову в кабинет. Тот был не один, а со своим замом по политчасти майором Арояном. Все офицеры называли замполита по имени-отчеству — Валерий Георгиевич. И всем было известно, что но документам он Рубик Геворшакович. Но, видно, от жены Маруси пошло: и на людях, и, говорили, даже наедине она называла его Валерием Георгиевичем. По имени и отчеству. Трудно, наверное, ей было привыкать к нерусскому имени, вот и переиначила.
Ароян в чем-то горячо и, как всегда несколько торопливо убеждал командира. Увидев Савина, замолчал. И Давлетов вроде бы вздохнул с облегчением. Встретил Савина почти незаметной улыбкой, затаившейся в прорезях глаз.
— Побывали на трассе, товарищ Савин?
— Побывал.
— Когда отработаете документ по обобщению опыта?
— Чьего опыта?
— Не понял вас.
— Если вы имеете в виду комплекс Коротеева, то опыта у него нет. Через два месяца он скатится на последнее место. А Синицын выйдет на Юмурчен лидером.
— Прошу объяснить ваш вывод...
Может быть, Савин объяснил не совсем толково, путано, потому что улыбка из глаз Давлетова исчезла и его решение было, как тычок в лицо:
— Неубедительно. Обобщайте опыт Коротеева. Мы уже дали его кандидатуру.
— Я не стану этого делать.
— Товарищ Савин!
— Это обман, товарищ подполковник.
— Погуляйте, Евгений Дмитриевич, — вмешался Ароян. — К этому разговору мы вернемся...
...Прошла неделя, другая. Савин корпел над производственными сводками и расчетами и все ждал, когда его призовут продолжить разговор. Но никто не призывал, никто не заставлял обобщать коротеевский опыт.
Объяснилось все в один субботний день, когда он развернул многотиражную газету в увидел во всю страницу заголовок «Коротеевцы». Видно, Давлетов, видя строптивость Савина, попросил это сделать журналистов. Савин читал про «лучший землеройный комплекс» и тихо мучился, как от зубной боли. Были в тексте и «ударники коммунистического труда», и цифры, и «мужественное, с умными глазами лицо командира роты». Только опыта не было, хотя под заголовком стояло: «Обобщаем передовой опыт...» «Для чего? Зачем?» — переживал Савин. Заговорил об этом со Сверябой, но тот отреагировал по-своему:
— Плюнь и разотри! Словоблудие, ядри его в бочку!
— Но ради чего?
Для долгой беседы времени в тот вечер не было: у вагончика Сверябу ждал ГАЗ-66 вместе с «лейтенантом быстрого реагирования» Гиви Хурцилавой. Тот, выполняя поручение Коротеева и заручившись согласием Давлетова, с умоляющим достоинством упросил Сверябу не мешкать, потому что «весь карьер плачет»: встал экскаватор, и никакой надежды, что ремонтники справятся своими силами.
Сверяба буркнул Хурцилаве:
— Собираюсь, — и махнул рукой: жди, мол, в машине.
— Так зачем словоблудничать-то? — не мог успокоиться Савин.
— Положено, дед. — Сверяба вздохнул, словно шевельнул мехами, шлепнул на прощание своей огромной ладонью по руке Савина. Еще раз вздохнул. Сказал: — Тяжелые ты вопросы задаешь... Я уехал...
Не успел истаять звук мотора, как в дверь постучали. Савин даже растерялся, увидев Арояна на пороге. Разом, словно посторонний, охватил взглядом свое жилье. В консервной банке на тумбочке полно окурков, резиновые сапоги разбросаны, вафельное полотенце возле умывальника далеко не снежной белизны. Но Ароян вроде бы и не заметил всего этого, хотя Савин точно засек, что заметил.
— Чаем угостишь? — спросил замполит.
Чай был еще горячий, и заварка свежая, и конфет в тумбочке Сверябы была полная картонная коробка.
Вот тогда и продолжился разговор, завязавшийся от савинского: почему «положено»?