Читаем без скачивания Кровь Люцифера - Джеймс Роллинс

Сангвинисты преклонили колени вокруг его тела.

Но пытались ли они лечить его... или тоже прощались с ним?

20 часов 04 минуты

Элизабет пыталась влить вино в рот Руну, но пальцы ее дрожали от тревоги и усталости, вино проливалось на щеку Корцы.

Христиан протянул руку и коснулся ее пальцев.

— Позвольте мне, — прошептал он, вынимая серебряную фляжку из ее обожженных рук.

Элизабет выпустила фляжку и потерла ладони и свои колени, стараясь стереть святость вина и жгучее прикосновение серебра. Она испуганно смотрела на израненное тело Руна. Его раздели почти донага, оставив чуть больше, чем та набедренная повязка, в которую был одет Христос на распятии над алтарем. Но даже Христос не страдал так жестоко. Элизабет читала карту боли Руна по сотням порезов и рваных ран. Взгляд ее остановился на обрубке руки. Она была отсечена почти ровно посередине между плечом и локтем. На глаза графини навернулись слезы, затуманив взор, как будто пытаясь избавить ее от этого ужасного зрелища.

Она сердито стерла их.

«Я буду свидетелем... ради тебя, Рун».

Христиан продолжал вливать вино между бескровных губ Корцы, а София провела смоченной все тем же освященным вином салфеткой по ранам лежащего, очищая их, прижигая их этой святостью. От каждого прикосновения плоть Руна содрогалась от боли, даже в бессознательном состоянии он чувствовал ее.

Элизабет взяла его за руку, желая забрать у него эту боль... которая свидетельствовала хотя бы о том, что Рун все еще жив, что где-то в глубине его израненного тела еще тлеет жизнь.

«Вернись ко мне...»

София взяла флягу с вином и полила им на рваный обрубок руки Руна. Тело сангвиниста выгнулось дугой, едва ли не взлетая над каменным полом, изо рта вырвался крик.

Уцелевшей рукой он стиснул пальцы Элизабет. Пальцы ее хрустнули, но она готова была принять эту боль, если это поможет ему хотя бы чуть-чуть.

Наконец его тело вновь осело на пол.

София сидела, поджав ноги, ее лицо выражало лишь тревогу.

— Это вино поможет ему поправиться? — спросила Элизабет.

— Ему нужен отдых, — ответила София, но это прозвучало так, словно она пытается убедить себя.

— Ему нужно выпить крови, — заявила графиня, и в голосе ее прозвучала нотка ярости. — Вы все знаете это, но ничего не делаете, только мучаете его.

— Он не должен этого делать, — возразила София. — Если он совершит грех в этой часовне, это лишит его силы святости, которую дарует эта земля. Подобное действие убьет его куда быстрее.

Элизабет не знала, верить ей или нет. Она подумывала о том, чтобы забрать его тело и бежать прочь из этого места.

Но святая земля ослабила ее, а двое сангвинистов вдоволь напились вина, обретая дополнительные силы от Крови Христовой.

«И что я буду делать наедине с телом Руна на этих пустых улицах?»

Если он обречен умереть, пусть это произойдет в том месте, которое он любит.

И рядом с теми, кто любит его.

Она сжала его руку.

Позади нее раздался еще один голос.

— Элизабет права, — сказала Эрин. — Руну нужна кровь, чтобы выжить.

Христиан печально посмотрел на нее.

— София сказала правду. Он не должен пить кровь, этот грех...

— Кто сказал, что он должен ее пить? — фыркнула Эрин, опускаясь на колени между ними; в руках она держала кинжал. — Что, если я омою его раны своей кровью? Я возьму этот грех — если это грех — на себя.

Христиан с надеждой посмотрел на Софию.

— Нет, — возразила монахиня твердым голосом. — Кровавый грех есть кровавый грех.

Христиан, казалось, был не так уверен в этом.

Эрин пожала плечами.

— Я сделаю это.

Элизабет ощутила прилив симпатии к отваге этой женщины.

— Я не позволю, — сказала София, делая движение, чтобы остановить Грейнджер.

Христиан перехватил руку Софии.

— Нам нечего терять, если мы попытаемся.

— Кроме его бессмертной души. — Сангвинистка пыталась оттолкнуть его, но Элизабет пришла на помощь Христиану, удерживая монахиню, чтобы та не мешала Эрин. А потом посмотрела прямо в глаза Грейнджер.

— Сделайте это.

Кивнув, Эрин провела лезвием по ладони. Она вздрогнула от боли, но не потеряла спокойствия. Запах свежей крови, движимой ровным биением живого сердца, заполнил маленькую часовню.

Элизабет почувствовала, как вздрогнули оба сангвиниста, вдохнув этот запах. Их тела, все еще не исцелившиеся от ран, умоляли о глотке жизни, которая таилась в алой лужице собравшейся в горсти у Эрин. Графиня тоже чувствовала этот запах, глубоко вдыхала его сладость, но она боролась со своей природой не так долго, как эти двое. Она могла выдержать это.

«И эта кровь предназначена не мне».

Эрин склонилась над обнаженным телом Руна. Она обмакнула пальцы в алый родник на своей ладони и, протянув руку, осторожно нанесла свою горячую кровь на холодную кожу раненого. И вновь плоть Корцы содрогалась при каждом прикосновении, но эта боль была порождена не болью.

Это было наслаждение.

Губы его приоткрылись, с них сорвался тихий стон.

Элизабет вспомнила, как давным-давно такой же стон раздавался у нее над самым ухом, когда она лежала под ним, в его объятиях...

Эрин продолжала свою работу, она действовала методично, не пропуская ни единой раны. Наконец она посмотрела на неровный обрубок кости, окруженной рассеченными мышцами, из которых медленно сочилась черная кровь. Повернулась к Элизабет, словно испрашивая дозволения.

Та чуть заметно кивнула.«

Сделай это».

Эрин здоровой рукой помассировала свое предплечье, сцеживая в ладонь побольше крови. И только когда из переполненной горсти потекли алые струйки, она накрыла этой ладонью руку Руна, вливая свою жизнь в эту жестокую рану.

Корца вновь содрогнулся, выгибая спину. Эрин продолжала прижимать ладонь к обрубку его руки.

Из его груди вырвался крик — вопль экстаза, столь неистовый, что София отвернулась прочь.

А может быть, монахиня просто не желала видеть куда

более явного признака того, что Рун сейчас испытывал животное наслаждение? Набедренная повязка почти не скрывала его восставшее естество — свидетельство того, что внутри этого зверя таился мужчина, похоть которого так и не смог до конца обуздать белый воротничок, символ его сана.

Элизабет помнила и это тоже: она сейчас пребывала в глубоком прошлом, чувствуя его в своем лоне, когда двое становились одним...

Когда Рун вновь рухнул на каменный пол, Эрин наконец убрала руку. Все тело Корцы чуть заметно вздрагивало, изнуренное, но явно обновившее свои силы. Множество мелких порезов закрылись. Даже обрубок руки перестал кровоточить, и кость уже затягивалась плотью.

Христиан выдохнул.

— Думаю, он выживет... если еще отдохнет.

Даже София признала это:

— Вино должно помочь ему завершить путь к исцелению.

Эрин все еще стояла на коленях. Джордан подошел к ней и начал перевязывать ее целительную рану. Женщина вверилась его ласковой заботе.

— Его рука... — спросила она, глядя на Руна. — Она... когда-нибудь...

Джордан договорил за нее твердым голосом:

— Она когда-нибудь отрастет?

— Со временем... за много месяцев, если не лет, — ответил Христиан. — И для такого чуда ему понадобится долгий покой.

— И как это скажется на наших поисках? — поинтересовался Джордан.

Ни у кого не было ответов, только еще больше вопросов.

— Мы даже не знаем, куда двигаться, — произнесла София, и в голосе ее звучало поражение. — Во всей этой бойне мы не узнали ничего.

Эрин покачала головой.

— Неправда.

Все взгляды обратились на нее. Она уверенно сказала:

— Я знаю, что мы ищем.

20 часов 33 минуты

— Что ты имеешь в виду? — спросил Христиан.

— Дайте минутку...

Эрин встала. Джордан поддержал ее, но она высвободилась из его рук. Ей нужно было проложить некую дистанцию между собой и им, да и остальными тоже. Женщина вздрогнула, вспомнив, что ощущала, когда держала Руна за обрубок руки. На протяжении нескольких вздохов она чувствовала его томительную страсть, его болезненное вожделение, разрушительное наслаждение от ее крови, вливающейся в его жилы, растворяющейся в нем, от слияния двоих воедино...

Она сжала в кулак свою перевязанную ладонь, обрывая эти воспоминания.

Джордан коснулся ее плеча.

— Эрин?

Его синие глаза смотрели на нее с тревогой. Она пошла прочь, чувствуя необходимость в движении.

«Я сделала то, что должна была... и ничего больше».

И все-таки ее терзали уколы вины. Они с Руном на глазах у всех, кто находился в этой церкви, разделили на двоих интимное действо.

Эрин подошла к своему рюкзаку и дрожащими пальцами открыла его. Сунув руку внутрь, задержала пальцы на чехле, в котором хранилось Кровавое Евангелие. Присутствие этой книги придало Эрин сил. Потом женщина достала связки бумаг, которые нашла под колоколом, и сложила их на скамье.