Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Василий Жуковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Милостивые государи, имею честь пребыть вашим покорнейшим слугою.
В. Жуковский.
Смерть («То сказано глупцом и признано глупцами…»)*
То сказано глупцом и признано глупцами,Что будто смерть для нас творит ужасным свет!Пока на свете мы, она еще не с нами;Когда ж пришла она, то нас на свете нет!
Максим*
Скажу вам сказку в добрый час!Друзья, извольте все собраться!Я рассмешу, наверно, вас —Как скоро станете смеяться.
Жил-был Максим, он был неглуп;Прекрасен так, что заглядеться!Всегда он надевал тулуп —Когда в тулуп хотел одеться.
Имел он очень скромный вид;Был вежлив, не любил гордиться;И лишь тогда бывал сердит —Когда случалось рассердиться.
Максим за пятерых едал,И более всего окрошку;И рот уж, верно, раскрывал —Когда в него совал он ложку.
Он был кухмистер, господа,Такой, каких на свете мало, —И без яиц уж никогдаЕго яишниц не бывало.
Красавиц восхищал МаксимГубами пухлыми своими;Они, бывало, все за ним —Когда гулял он перед ними.
Максим жениться рассудил,Чтоб быть при случае рогатым;Но он до тех пор холост был —Пока не сделался женатым.
Осьмое чудо был МаксимВ оригинале и портрете;Никто б не мог сравниться с ним —Когда б он был один на свете.
Максим талантами блисталИ просвещения дарами;И вечно прозой сочинял —Когда не сочинял стихами.
Он жизнь свободную любил,В деревню часто удалялся;Когда же он в деревне жил —То в городе не попадался.
Всегда учтивость сохранял,Был обхождения простова;Когда он в обществе молчал —Тогда не говорил ни слова.
Он бегло по складам читал,Читая, шевелил губами;Когда же книгу в руки брал —То вечно брал ее руками.
Однажды бодро поскакалОн на коне по карусели,И тут себя он показал —Всем тем, кто на него смотрели.
Ни от кого не трепетал,А к трусости не знал и следу;И вечно тех он побеждал —Над кем одерживал победу.
Он жив еще и проживетНа свете, сколько сам рассудит;Когда ж, друзья, Максим умрет —Тогда он, верно, жив не будет.
К князю Вяземскому*
Нам славит древность Амфиона:От струн его могущих звонаВоздвигся город сам собой…Правдоподобно, хоть и чудно.Что древнему поэту трудно?А нынче?.. Нынче век иной.И в наши бедственные летыНе только лирами поэтыНе строят новых городов,Но сами часто без домов,Богатым платят песнопеньемЗа скудный угол чердакаИ греются воображеньемВ виду пустого камелька.О Амфион! благоговею!Но, признаюсь, не сожалею,Что дар твой: говорить стенам,В наследство не достался нам.Славнее говорить сердцамИ пробуждать в них чувства пламень,Чем оживлять бездушный каменьИ зданья лирой громоздить.
С тобой хочу я говорить,Мой друг и брат по Аполлону!Склонись к знакомой лиры звону;Один в нас пламенеет жар;Но мой удел на свете — струны,А твой: и сладких песней дарИ пышные дары фортуны.Послушай повести моей(Здесь истина без украшенья):Был пастырь, образец смиренья;От самых юношеских днейСвятого алтаря служитель,Он чистой жизнью оправдалВсе то, чем верных умилялВ христовом храме как учитель;Прихо́жан бедных тесный мирБыл подвигов его свидетель;Невидимую добродетельЕго лишь тот, кто наг, иль сир,Иль обречен был униженью,Вдруг узнавал по облегченьюТяжелыя судьбы своей.Ему науки были чужды —И нет в излишнем знанье нужды —Он редкую между людейВ простой душе носил науку:Страдальцу гибнущему рукуВ благое время подавать.Не знал он гордого искусстваУмы витийством поражатьИ приводить в волненье чувства;Но, друг, спроси у сироты:Когда в одежде нищеты,Потупя взоры торопливо,Она стояла перед нимС безмолвным бедствием своим,Умел ли он красноречивоВ ней сердце к жизни оживлятьИ мир сей страшный украшатьНадеждою на провиденье?Спроси, умел ли в страшный час,Когда лишь смерти слышен глас,Лишь смерти слышно приближенье,Он с робкой говорить душойИ, скрыв пред нею мир земной,Являть пред нею мир небесный?Как часто в угол неизвестный,Где нищий с гладною семьейОт света и стыда скрывался,Он неожиданный являлсяС святым даяньем богачей,Растроганных его мольбою!..Мой милый друг, его уж нет;Судьба незапною рукоюЕго в другой умчала свет,Не дав свершить здесь полдороги;Вдовы ж наследство: одр убогий,На коем жизнь окончил он,Да пепел хижины сгорелой,Да плач семьи осиротелой…Скажи, вотще ль их жалкий стон?О нет! Он, землю покидая,За чад своих не трепетал,Верней он в час последний знал,Что их найдет рука святаяНеизменяющего нам;Он добрым завещал сердцамСирот оставленных спасенье.Сирот в семействе бога нет!Исполним доброго заветИ оправдаем провиденье!
К Вяземскому*
Ответ на его послание к друзьям
Ты, Вяземский, хитрец, хотя ты и поэт!Проблему, что в тебе ни крошки дара нет, Ты вздумал доказать посланьем,В котором, на беду, стих каждый заклеймен Высоким дарованьем!Притворство в сторону! знай, друг, что осужден Ты своенравными богами На свете жить и умереть с стихами,Так точно, как орел над тучами летать,Как благородный конь кипеть пред знаменами,Как роза на лугу весной благоухать!Сноси ж без ропота богов определенье!Не мысли почитать успех за обольщенье И содрогаться от похвал! Хвала друзей — поэту вдохновенье! Хвала невежд — бряцающий кимвал!Страшися, мой певец, не смелости, но лени!Под маской робости не скроешь ты свой дар;А тлеющий в твоей груди священный жарСильнее, чем друзей и похвалы и пени!*Пиши, когда писать внушает Аполлон!К святилищу, где скрыт его незримый трон,Известно нам, ведут бесчисленны дороги; Прямая же одна!И только тех очам она, мой друг, видна,Которых колыбель парнасским лавром богиБлаговолили в час рожденья осенить!На славном сем пути певца встречает Гений;И, весел посреди божественных явлений,Он с беззаботностью младенческой идет, Куда рукой неодолимой,Невидимый толпе, его лишь сердцу зримый, Крылатый проводник влечет!Блажен, когда, ступив на путь, он за собоюПокинул гордости угрюмой суетыИ славолюбия убийственны мечты!Тогда с свободною и ясною душоюНаследие свое, великолепный свет,Он быстро на крылах могущих облетает И, вдохновенный, восклицает,Повсюду зря красу и благо: я поэт!Но горе, горе тем, на коих Эвмениды, За преступленья их отцов,Наслали Фурию стихов!Для них страшилищи и Феб и Аониды! И визг карающих свистковВо сне и наяву их робкий слух терзает!Их жребий — петь назло суровых к ним судей!Чем громозвучней смех, тем струны их звучней,И лира, наконец, к перстам их прирастает!До Леты гонит их свирепый Аполлон;Но и забвения река их не спасает!И на брегу ее, сквозь тяжкий смерти сон,Их тени борются с бесплотными свистками!Но, друг, не для тебя сей бедственный удел!Природой научен, ты верный путь обрел! Летай неробкими перстами По очарованным струнамИ музы не страшись! В нерукотворный храмСтезей цветущею, но скрытою от света Она ведет поэта. Лишь бы любовью красотыИ славой чистою душа в нас пламенела,Лишь бы, минутное отринув, с высоты Она к бессмертному летела —И муза счастия богиней будет нам!Пускай слепцы ползут по праху к похвалам, Венцов презренных ищут в прахеИ, славу позабыв, бледнеют в низком страхе, Чтобы прелестница-хвала,Как облако, из их объятий не ушла!Им вечно не узнать тех чистых наслаждений,Которые дает нам бескорыстный Гений, Природы властелин,Парящий посреди безбрежного пучин, Красы верховной созерцательИ в чудном мире сем чудесного создатель!Мой друг, святых добра законов толкователь,Поэт, на свете сем — всех добрых семьянин!И сладкою мечтой потомства оживленной… Но нет! потомство не мечта!Не мни, чтоб для меня в дали его священнойОдних лишь почестей блистала суета!Пускай правдивый суд потомством раздается,Ему внимать наш прах во гробе не проснется,Не прикоснется он к бесчувственным костям!Потомство говорит, мой друг, одним гробам;Хвалы ж его в гробах почиющим невнятны!Но в жизни мысль о нем нам спутник благодатный! Надежда сердцем жить в веках,Надежда сладкая — она не заблужденье; Пускай покроет лиру прах — В сем прахе не умолкнет пенье Душой бессмертной полных струн! Наш гений будет, вечно юн, Неутомимыми крыламиПарить над дряхлыми племен и царств гробами;И будет пламень, в нас горевший, согреватьЖар славы, благости и смелых помышлений В сердцах грядущих поколений;Сих уз ни Крон, ни смерть не властны разорвать!Пускай, пускай придет пустынный ветр свистатьНад нашею с землей сравнявшейся могилой —Что́ счастием для нас в минутной жизни было,То будет счастием для близких нам сердецИ долго после нас; грядущих лет певец От лиры воспылает нашей; Внимая умиленно ей, Страдалец подойдет смелей К своей ужасной, горькой чашеИ волю промысла, смирясь, благословит; Сын славы закипит, Ее послышав, браньюИ праздный меч сожмет нетерпеливой дланью…Давно в развалинах Сабинский уголок,И веки уж над ним толпою пролетели —Но струны Флакковы еще не онемели!И, мнится, не забыл их звука тот поток С одушевленными струями,Еще шумящий там, где дружными ветвямиВ кудрявые венцы сплелися древеса!Там под вечер, когда невидимо росаС роскошной свежестью на землю упадаетИ мирты спящие Селена осребряет, Дриад стыдливых хороводКружи́тся по цветам, и тень их пролетает По зыбкому зерцалу вод!Нередко в тихий час, как солнце на закатеЛиет румяный блеск на море вдалекеИ мирты темные дрожат при ветерке, На ярком отражаясь злате, —Вдруг разливается как будто тихий звон,И ветерок и струй журчанье утихает, Как бы незримый Аполлон Полетом легким пролетает —И путник, погружен в унылость, слышит глас: «О смертный! жизнь стрелою мчится! Лови, лови летящий час! Он, улетев, не возвратится».
Любовная карусель, или Пятилетние меланхолические стручья сердечного любления*