Читаем без скачивания Тяжесть короны (СИ) - Ольга Булгакова

— Та конечно! — ответил хозяин и, повернувшись к двери в кухню, крикнул: — Магда! Сделай нашей парочке завтрак!

Жена трактирщика ответила что-то утвердительное и через несколько минут вынесла нам свежий хлеб, ячневую кашу и необыкновенно вкусную простоквашу. Пока мы завтракали, командир, видимо, не терявший надежды выслужиться перед начальством, донимал Ромэра вопросами. Куда идем, к кому идем, давно ли женаты, откуда родом. Хорошо, что эта легенда была многократно проговорена нами и выучена так, что от зубов отскакивала. Думаю, если бы меня среди ночи разбудили, я бы без запинки рассказала заученную историю, ни разу не спутав имена и даты рождения придуманных родственников. Мы все хорошо продумали, легенда выглядела очень естественно и правдоподобно. О чем свидетельствовала довольная ухмылка трактирщика и едва заметная досада командира. У нашей истории была одна странная особенность, которая благодаря Ромэру не бросалась в глаза. Арданг настолько аккуратно обходил этот вопрос в беседах с посторонними, что даже я не замечала пробел в легенде. Он почувствовался позже, значительно позже.

Мы не придумали другие имена себе. Просто по негласной договоренности на людях использовали безликие «дорогой», «любимая» и прочие эпитеты. Это всегда, и тогда, и после, казалось правильным. Даже сделав над собой усилие, не могла представить, что называю Ромэра как-то иначе. И, вспоминая, как он произносил мое имя, понимала, что спутник тоже не мог по-другому.

Ромэру удалось довольно быстро убедить командира в нашей неприметности. К концу завтрака стражники уже шутили, а вскоре и вовсе ушли. Я знала, что нас запомнят в любом случае. И была благодарна Ромэру за то, что он постарался остаться в памяти раскованным весельчаком-балагуром, говором похожим на трактирщика, а манерой построения фраз — на командира. То есть совершенно и абсолютно «своим парнем». А «своих парней» подозревают не в первую очередь и так просто не выдают.

«Муж» отдельно расплатился за завтрак, похвалив вкусную еду, а потом очень удивил меня, спросив у трактирщика, как пройти к церкви. Прежде не замечала за Ромэром желания посетить храм. Хозяина такая набожность порадовала, и он с готовностью объяснил дорогу.

Каменная церковь была изящной и казалась хрупкой. Особенно на фоне тяжеловесных домов, расположенных по соседству. Кованые створки дверей украшали изображения животных и растений. Довольно необычно, чаще всего предпочитали изображать сонм святых или нескольких поучающих толпу пророков. И выполнялись подобные картины так, чтобы полностью оценить работу мастера можно было, закрыв дверь в церковь. А здесь каждая створка была самостоятельной картиной. Под Деревом духа, олицетворяющем стержень веры, соединяющей воедино прошлое, настоящее и будущее под божественным покровительством, паслись длинноногие лани. Склонялись друг перед другом в танце журавли. Лежали праздные львы, стояли тучные коровы. Мастера даже изобразили рыб и лягушек, летучих мышей и сов. Дверь окаймляли две переплетающиеся в верхней точке виноградные лозы. Колонны на углах, выполненные в виде оплетенных плющом деревьев, витражные окна… Честно говоря, не ожидала увидеть в захолустном городке такое красивое кружевное здание.

В церкви было прохладно, тонко пахло привычной смесью аниса, баевого масла, кипариса и сандала. Именно эти ароматы, чувство покоя и защищенности возникали в сознании, стоило подумать о храме. В церкви было пусто, служба закончилась часа полтора назад. Да и день не выходной, странно было бы увидеть здесь кого-нибудь кроме священника в это время. Оглядевшись, заметила у входа пропитанные разными маслами палочки в красивых узорных вазах из белого мутного стекла. Вчиталась в витиеватые надписи, пытаясь определить, в каком сосуде хранятся нужные. И не удивилась тому, что мы с Ромэром одновременно потянулись к палочкам с кипарисовым маслом. Ведь их зажигали, когда просили Бога о защите, покровительстве.

Горелка, выполненная в виде красного дракона, трепещущее пламя лижущее конец палочки. Сероватый дымок тянущийся ввысь, к сводчатому потолку, к специально сделанным отдушинам. Пусть и моя мольба о защите для Ромэра и для себя так же легко поднимется к небесам… Пусть моя молитва будет услышана…

Арданг, проводив взглядом дымок от своей палочки, не говоря и слова, протянул мне руку. Я вложила в его ладонь свою. Ромэр чуть сжал мои пальцы, ободряюще улыбнулся и повел вглубь храма, выбирать подходящее место для наших палочек.

Я задумалась, обращая больше внимания на тлеющую в руке палочку, чем на привычные с детства изображения пророков и святых. Наверное, поэтому так удивилась и смутилась, когда почувствовала на себе тот взгляд. Высокий красивый мужчина с жестким и оценивающим взглядом черных глаз рассматривал меня без презрительности и надменности. А мне показалось, он заглядывает в самое сердце. Я так растерялась, что не сразу сообразила, что смотрю на роспись, на изображение Секелая. Ангел Секелай был единственным из четырех старших ангелов, которого исключительно редко изображали в церквях. В некоторой степени это было понятно. Вот так вдруг напороться на внимательный, пронизывающий взгляд ангела-воина — это, мягко говоря, неприятно. Грозный чернокрылый ангел-судия, чьи холодные проницательные глаза, казалось, насквозь видели каждого. Словно не существовало ни одного помысла, который мог бы укрыться от Секелая и Господа.

Это изображение ангела оказалось редкостью во всех смыслах. Оно было выполнено мастерски и с любовью к этому ангелу. А еще роспись показывала Секелая не как Весовщика наших дум и деяний, но как Защитника. Левая рука ангела покоилась на рукояти меча, на черном металле доспеха слева тускло отблескивало красным чеканное изображение грозди рябины, — символ Секелая. А правым крылом ангел прикрывал чуть размытую фигуру стоящей перед ним испуганной девушки.

Ромэр выпустил мою руку, преклонил колено перед росписью, замер, вознося молитву. Я тоже попросила Бога и Секелая о защите и покровительстве. Арданг снова встал и, поставив свою молитвенную палочку в держалку, еле слышно прошептал: «Спасибо, Господи». Это были первые слова, которые он произнес с того момента, как мы вышли из «Пивной бочки». И мне отчего-то стало неловко, будто я подслушала разговор, не предназначавшийся для моих ушей. Укрепив кипарисовую палочку рядом на подставке, поклонилась ангелу и снова вложила ладонь в протянутую руку Ромэра.

После отправились по второму адресу, указанному хозяином, — покупать шляпы от солнца. По дороге и в самой лавке Ромэр много шутил и улыбался. Вначале я думала, посещение церкви придало ему, как и мне, уверенности. Но потом поняла, что предположение верно лишь отчасти. Своей показной веселостью арданг скрывал истинные чувства. Убедилась в этом, когда, примеряя шляпу, заметила в зеркале взгляд спутника. Немного растерянный, немного огорченный, но все же решительный. Выбрав шляпу, я отдала ее «мужу», как всегда предоставив ему расплачиваться за покупки. Ромэр, приняв шляпу, протянул мне головной платок. Светло-бежевый, хлопок шелковистый, хорошо выработанный, по всему платку сплетались в замысловатый узор зеленые ветви шитья. Я искренне не понимала, зачем мне могла понадобиться эта деталь туалета. Ведь была же шляпа. Но спорить, даже спрашивать ничего не стала. Ромэра, кажется, моя молчаливость удивила. Глянув, как я примеряю платок, арданг недоуменно покачал головой и ушел расплачиваться.