Читаем без скачивания Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздался свист. Тобиас засмеялся:
— О, девочка пошла к девочкам!
Ханс это быстро пресек, но Тобиас и остальные не успокоились. Они достали Д. на физкультуре, которая шла следующим уроком.
Мы переодевались, когда дверь раздевалки с грохотом распахнулась и внутрь влетел Монстрик. Замолотил руками, словно пытаясь уцепиться за воздух, и рухнул на Инносент, опрокинув ее на скамейку.
Тут стоит упомянуть два примечательных факта. Первый: Инносент[21]— это единственная чернокожая девочка в нашем классе. Ее в младенчестве удочерили то ли из Уганды, то ли из Конго. А теперь у нее явно проблемы с ИМТ[22]. А вот второй факт: Д. был совершенно голый.
Ультразвуковой визг Инносент совпал с громовым ржачем парней. Я успела увидеть рожи Тобиаса, Еппе и остальных, прежде чем дверь в раздевалку захлопнулась. Одновременно пострадавшая с такой силой отпихнула от себя Монстрика, что он улетел к противоположной стене, треснулся спиной о скамейку и распластался в позе морской звезды.
Я зажмурилась. Инносент вопила, что Гольфист мацал ее за сиськи. Я не упомянула, что наша шоколадка как раз впихивала сисяндры в спортивный лифчик, когда все случилось? Остальные визжали на разные голоса и, судя по звукам, лупили Д. всем, что под руку попалось: я слышала только глухие шлепки и поскуливания, когда Монстрику прилетало особенно чувствительно.
Наконец Д., видимо, удалось прорваться к двери. Когда я открыла глаза, он отчаянно дергал ручку, вжав голову в плечи и пытаясь прикрыться свободной рукой.
— Маньяк! Извращенец! Вонючий педрила! — вопили возмущенные полуголые одноклассницы, пытаясь выпихнуть интервента за пределы женской территории.
Дверь то ли держали с той стороны, то ли чем-то заблокировали — она тряслась, но не поддавалась. Из коридора долетали волны ржача и улюлюканья:
— Нарядите Гольфиста в юбку, тогда выпустим!
— Инносент, он уже отлизал твою черную щель?
— Возьмете Гольфиста в чирлидерши?
Несчастный Монстрик корчился, как блоха между двумя ногтями. Кто-то вцепился ему в волосы, кто-то огрел полотенцем, кто-то пнул в голень, заставив упасть на колени.
Я видела все как бы со стороны. Я была там и в то же время словно отсутствовала. Как будто весь этот ужас происходил на большом экране, и картинка на самом деле была плоской: участники этого эпизода находились далеко-далеко отсюда. Здесь были только сжатые и оцифрованные образы. Я и сама, наверное, в тот миг стала цифрой. Цифрой, которую поработили стыд и страх.
На шум наконец явился физрук. Парни испарились из коридора. Дверь, заложенная гимнастической палкой, распахнулась. Д. отправили одеваться. Девчонки наперебой жаловались физруку на «извращенца». А у меня перед глазами стояли маленькие белые ягодицы Д. с выпирающими косточками над ними. И еще — бледные поперечные полоски на попе и ниже. Я убеждала себя, что они остались от полотенца или кофты с молнией, которыми девчонки лупили Д. куда ни попадя.
Но что, если это не так?
No man is an island[23]
— Как думаете, что за выражение у него на лице? — спросил меня Генри Кавендиш, когда я нашла его в «АРоСе».
Мы договорились встретиться у скульптуры гигантского мальчика, ставшей визитной карточкой Музея современного искусства. Пришлось отвалить сто крон за входной билет (это даже со студенческой скидкой), но я не жаловалась. Полезно иногда приобщиться к культуре, особенно когда можно совместить полезное с… не очень приятным, но тоже полезным.
Я вгляделась в огромное лицо, возвышающееся в нескольких метрах надо мной и полускрытое поднятой рукой. Очевидно, Генри специально выбрал такой ракурс, чтобы было хорошо видно предельно натуралистические черты.
— Думаю, он испуган, — предположила я. — Кажется, будто мальчик прикрывается руками. И эта поза на корточках… Словно ребенок хочет стать меньше, незаметнее. Спрятаться. Исчезнуть. И в то же время у него морщинки на лбу — вон там, видите? Он злится? Может, на того, кто его обидел? Сидит и собирается с силами, прежде чем дать отпор? А что вы думаете?
Англичанин потер большие пальцы рук друг от друга, склонил голову набок, рассматривая скульптуру. Свет ярких ламп отразился от поверхности его идеально гладкого, белокожего черепа.
— Ну, говорят, скульптор-австралиец подсмотрел эту позу у аборигенов: они так сидят, когда поджидают добычу в саванне. Но мальчик — не абориген. И эти глаза… Видите, он смотрит на что-то слева? Или на кого-то. Быть может, на того, кого он боится и одновременно ненавидит? К тому же ребенок почти раздет. Возможно, он испытывает стыд? Поэтому скорчился в такой позе?
Я снова перевела взгляд на скульптуру. Моя макушка едва доходила до великанского колена, кажущегося живым. Зачем Рону Муеку понадобилось возводить страх, ненависть, стыд в энную степень?
Я решительно повернулась к собеседнику и тряхнула головой, в которой воцарился гигантский мальчик:
— Генри, простите, если задам вам личный вопрос, но… какие отношения связывают вас со Штормом?
Англичанин оторвался от созерцания статуи, пару раз моргнул, закрыв и открыв веки, почти лишенные ресниц.
— Прежде всего профессиональные, — произнес он своим мягким голосом, четко выговаривая каждую согласную. — Впрочем, я не скрывал от вас, что мы друзья — несмотря на разницу в возрасте. Шторм мне доверяет, а я… — Бледные пальцы потерли гладко выбритый подбородок. — Наверное, можно сказать, я покровительствую ему. По крайней мере, делал это в начале. Поддерживал, учил…
— И только? — перебила я Генри, заглядывая в его глубоко посаженные карие глаза. — Магнус Борг сказал, Шторм жил у вас какое-то время. Не думаю, что вы селите у себя всех своих моделей. Даже тех, с кем дружите.
Англичанин несколько мгновений изучал мое лицо, а потом длинные губы изогнулись в улыбке:
— Вы хотели сказать тех, с кем спите, не так ли?
Я вспыхнула, возражения прилипли к языку колючими крошками.
— Боюсь, тут офицер Борг выстрелил мимо цели. Во-первых, я уже давно и счастливо состою в браке. А во-вторых, — Генри покачал головой, — Шторма не интересуют мужчины. Скорее, он их опасается — по понятным причинам. Особенно тех, кто старше него. Мы с Тайлером тут не правило, а исключение.
— С Тайлером? — повторила я сипло.
Внутри пенилось шампанским сладкое торжество. Магнус Борг может подтереться своими подозрениями. Я была права. Дэвид не такой. Просто не может быть таким, каким хотел его выставить надутый следователь. Грязь к Монстрику никогда не липла, как бы окружающие ни пытались его ею закидать.
— Это мой супруг, — сказал без тени смущения Генри. — Тайлер обожает Шторма. Будь его воля, парень все еще
