Читаем без скачивания Степан Осипович Макаров - Борис Островский

Заявление Макарова явилось для многих холодным душем.

Как бы то ни было, предстояло испытать качество ледокола во льдах Ледовитого океана. План похода был такой: в середине мая, когда Балтийское море освободится ото льдов, «Ермак» отправляется в Ньюкастль, где остается дней на десять. Здесь ледокол после осмотра подготовится к полярному плаванию. В начале июня «Ермак» прибудет в Екатерининскую гавань в Кольском заливе и оттуда пойдет через Карское море на Енисей в сопровождении небольшого парохода финляндского пароходного общества. Назначение парохода — обследовать мелководные места в устье Енисея. Закончив работу в Карском море, «Ермак» вновь возвратится на Мурман, заберет полный груз угля и отправится во льды у западной стороны острова Шпицберген.

Когда проект был утвержден, Макаров приступил к приготовлениям. Морское министерство взялось снабдить экспедицию продовольствием и дало на ледокол второй паровой катер. Одежда, охотничьи принадлежности, ледовые шлюпки, кинематографический аппарат и многое другое пришлось купить за счет членов экспедиции. После этого Макаров принялся за организацию научной части. Научные исследования он хотел обставить возможно лучше. Д. И. Менделеев, весьма сочувственно относившийся как лично к Макарову, так и к его идее использования ледокола, обещал оказать помощь экспедиции при подборе научных работников и в приобретении необходимых приборов.

Однако впоследствии Менделеев и Макаров разошлись во мнениях по ряду вопросов организации экспедиции, и их отношения друг к другу охладели.

Собираясь в поход, Макаров, как человек расчетливый и предусмотрительный, готовился ко всякого рода неудачам, почти неизбежным в деле новом, большом и никем еще не изведанном. Но широкая публика и невежественная пресса не хотели и слышать о действительных трудностях, которые могли возникнуть перед «Ермаком» и его командиром. «Им и море по колено», — недовольно замечал Макаров. В газетах вдруг появилось известие, что ввиду отправления «Ермака» прямым рейсом во Владивосток, письма на Дальний Восток следует адресовать на «Ермак». Он-де быстрее их доставит по назначению. И письма стали поступать на борт ледокола сотнями. Раздраженный адмирал принужден был написать опровержение, разъясняя, что никакого плавания во Владивосток «Ермак» совершать не собирается.

Опасаясь новых недоразумений, Макаров решил поскорее отправиться в море. Об уходе он сообщил всего лишь нескольким друзьям и знакомым.

Без всяких торжественных проводов «Ермак» 8 мая 1899 года вышел в далекое плавание.

В Ньюкастле техники завода Армстронга, подробно осмотревшие ледокол, сделали кое-какие исправления в корпусе корабля. Машины оказались в полной исправности. В Тромсе ледокол прибыл 3 июня. Его ожидал здесь известный ученый-геолог Э. В. Толль[86], приглашенный Макаровым для участия в плавании, и лоцман Ольсен, нанятый русской шпицбергенской градусной экспедицией для проводки «Ермака» на Шпицберген. Дело в том, что Макаров обещал оказать этой экспедиции помощь в проводке ее судов через шпицбергенский Стуре-Фиорд. Однако к условленному сроку суда экспедиции не прибыли в Тромсе, а Макарову был дорог каждый день. К тому же лоцман Ольсен, хорошо знакомый со шпицбергенскими фиордами, сообщил Макарову, что для такого крупного корабля, как «Ермак», плавание в Стуре-Фиорде представляет большую опасность, так как дно имеет там шхерный характер и неровные глубины. Макаров не смог поэтому оказать обещанной помощи академику Чернышеву[87], возглавлявшему шпицбергенскую градусную экспедицию. «Мне было крайне тяжело отказаться от содействия шпицбергенской экспедиции, — замечает Макаров, — но я не считал себя в праве рисковать «Ермаком». Мой отказ вызвал целую бурю несправедливых негодований, и в газетах появились заметки, которых нельзя было ожидать от ученых людей».

4 июня «Ермак» вышел из Тромсе на Шпицберген. Свежий ветер развел крупную волну, но корабль держался превосходно. Три дня плыли моряки, не встречая льда. В полночь на 8 июня в широте 78°00′ и долготе 9°52′ появились первые его признаки.

Предстояла серьезная схватка с полярным льдом. Все на корабле, и прежде всего сам Макаров, находились в приподнятом настроении, как перед сражением.

Почти всю ночь из адмиральской каюты раздавались гулкие равномерные шаги. Адмирал волновался.

В самом деле! Трудно оставаться спокойным, когда завтра «Ермаку» придется держать экзамен, от результатов которого зависит все его будущее.

В 5 часов утра Васильев постучался в каюту адмирала и доложил, что впереди показались сплошные льды. Макаров, быстро вышел наверх и приказал поднять пары во всех котлах. Была изморозь и туман, дул умеренный ветер с юга и разводил порядочную зыбь. Сквозь клочья расползавшегося тумана кое-где просвечивали мощные льдины, о которые разбивался прибой. Зловещая картина!

После недолгого колебания Макаров приказал полным ходом идти вперед.

Все ближе и ближе подходил ледокол к бесконечному ледяному полю. И только перед тем, как стальной нос ледокола уже готов был взобраться на льдину и проломить ее, Макаров быстрым движением скинул меховую ушанку и размашисто перекрестился.

Сильный удар заставил многих упасть. Слегка покачиваясь, ледокол вполз на льдину и с оглушительным треском проломил ее. Затем рванулся и, как ни в чем не бывало, пошел дальше, ломая ледяную кору и далеко разбрасывая осколки. Льды послушно раздвигались и пропускали «Ермака». Три могучих винта подгребали куски льда и пенили воду.

Лицо адмирала преобразилось до неузнаваемости. И тени суровости не было на нем теперь. Он разглаживал рукой свою бороду и русые большие усы, глаза его, казалось, ласково улыбались.

— Так… так, Ермаша, так, родной! — вполголоса говорил он. — Наддай еще маленько… вот так… Не выдай! Оправдай меня перед страной и народом…

В своем дневнике Макаров потом записал: «Первое впечатление было самое благоприятное: льды раздвигались и легко пропускали своего гостя!»

Однако корабль вздрагивал от ударов о лед слишком сильно, корпус его трясся, как в лихорадке. Это начинало несколько беспокоить адмирала. К тому же передний винт действовал как бы толчками и поминутно останавливался.

Разница между льдом, который «Ермак» крошил в Балтийском море, и здешним — огромная. В Балтике лед распадается на мелкие куски и собирается настолько густо, что корабль останавливается. Здесь же, в Арктике, лед растрескивается на отдельные глыбы, среди которых можно двигаться, но зато толчки этих глыб настолько сильны, что вызывают невольные опасения за целость корабля.