Читаем без скачивания Степан Осипович Макаров - Борис Островский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макаров много пишет о медведях в своем дневнике, так как они часто встречались по пути «Ермака». Из этих записей видно его гуманное отношение к животным. Ему отвратительно убийство ради убийства, он удерживал ретивых стрелков от кровавых «упражнений». «К чему без нужды ранить безвредных обитателей ледяных полей, если невелики шансы убить и доставить животное на корабль?» — говорил он. Как-то за обедом Макаров порядком отчитал одного из любителей медвежьей охоты за то, что тот стрелял в убегавшего от него медведя.
— Стыдно-с, очень даже стыдно-с! — говорил он смущенному «победителю», — зверь от вас убегает, а вы посылаете ему вдогонку предательскую пулю… Это-с не охота, а убийство… Мы ведь не какие-нибудь промышленники-живодеры, которые этим живут, а люди науки, и нам напрасная смерть медведя никакой пользы не принесет. Вот если бы медведь на вас пошел, так я понимаю: по крайней мере риск, грудь с грудью, и с глазу на глаз!
Такой случай, когда медведь действительно пошел на человека и тот сразился с медведем почти вплотную, грудь с грудью, произошел на «Ермаке» через несколько же дней после сцены за столом. Человеком этим был сам Макаров.
Как-то один из бродивших вокруг ледокола медведей, решив познакомиться с кораблем, полез по трапу наверх. Тотчас же прибежали охотники с ружьями. Макаров находился на палубе. Не желая напрасной гибели животного, он приказал прогнать его мощной струей из брандспойта, стоявшего тут же. Но брандспойт не устрашил, повидимому, голодного зверя! Намерения его были очевидны. Пригнув голову и рыча, он прямо пошел на Макарова. Подпустив зверя на расстояние пяти шагов, Макаров вынул браунинг и хладнокровно уложил медведя меткой пулей в голову. Медведь весил свыше двадцати пудов, из него сделали чучело и поставили при входе в кают-компанию. Но об этом случае, рассказанном одним из участников экспедиции на ледоколе, Макаров в своем обширном труде «Ермак» во льдах» не упомянул.
Обычно, пока «Ермак» стоял у торосистого поля, инженер Цветков и лейтенант Ислямов спускались с корабля и тщательно изучали лед, его структуру, толщину и глубину.
Встречались мощные айсберги, высотою до восемнадцати метров. «Издали они казались настоящими островками», — замечает Макаров. Шульц и Ислямов обследовали их. Поверхность одного из айсбергов была сплошь покрыта валунами, причем некоторые камни были не менее метра в диаметре. Собрав целую минералогическую коллекцию и отколов кусок льда для исследования, моряки вернулись на корабль. «Откуда пришли все эти ледяные горы? — спрашивает Макаров, — со Шпицбергена, с Земли Франца-Иосифа или с той Земли, которую мы считаем, что видели?»
Наличие айсбергов наводит Макарова на новые размышления. Как пробраться на те острова, где рождаются эти ледяные горы, как увидеть их рождение и образование? Летом вокруг этих островов находится лед в разбитом состоянии. Ни на лыжах, ни на собаках не попадешь туда, зимою же путешествие еще более затруднительно. И сколько смелых, мужественных людей стремилось проникнуть в эти недоступные для человека дебри, сколько полегло здесь жизней, молодых и нужных! Нансен кажется сделал больше всех, но сколько еще волнующих, жгучих проблем впереди! Роберт Пири с исключительной настойчивостью, вот уже в который раз, стремится пробраться в сердце Арктики, и все неудачно.
Макаров снова возвращается к своей идее. Надо построить еще более мощный ледокол, который победит любые льды, пробьется к полюсу. Только с помощью этого средства науке раскроются тайны, разрешить которые она тщетно стремится столько времени. На ледоколе можно будет производить научные изыскания в специально оборудованных по последнему слову науки лабораториях. Если случится открыть новую землю, — к услугам геодезистов и астрономов самые точные инструменты. А что с корабля с успехом можно обследовать дно, хотя бы оно было на глубине нескольких тысяч метров, — хорошо показало настоящее плавание.
Однажды трал, опущенный на глубину свыше тысячи метров, принес огромное количество морских животных: мшанки, губки, черви, актинии, офиуры, морские звезды, креветки, раки-отшельники, крабы, моллюски, всевозможные рыбы и много камней. Никак не ожидали биологи экспедиции — доктор Чернышев и Толль — такого обильного улова. Целая ночь ушла на тщательную сортировку: одних препарировали, других опускали в спирт, третьих — в формалин. Только тогда, когда программа научных работ была выполнена, «Ермак» выбрался изо льдов и направился к Шпицбергену.
В бухте Адвент Макаров соорудил бетонированной знак, так называемую «вековую марку» для отметки изменений уровня моря.
От Шпицбергена «Ермак» повернул на юг, в Ньюкастль.
Второе полярное плавание «Ермака» было закончено. Вечером 16 августа ледокол прибыл в Ньюкастль, на верфь Армстронга.
Возвращение в европейские воды было для Макарова далеко не радостным. «Ермак» вернулся с тяжелым повреждением, доказывающим, что арктические льды крепче корпуса ледокола, хотя и исправленного и укрепленного после первого ледяного рейса.
Если бы Макаров был искушен в министерских хитростях и обычаях, он выехал бы в Петербург и лично доложил о результатах плавания Витте и тем польстил бы его самолюбию. Но царедворство было противно всему существу Макарова. Он, с присущей ему прямотой, не представляя еще ясно последствий, поступил иначе, объективно изложив результаты плавания в короткой телеграмме. Вот эта телеграмма: «Ермак» оправдал все ожидания относительно возможности пробиваться сквозь льды. Он разбивал торосы высотой 18 глубиной в 42 фута[90] и ледяные поля в 14 футов. Прошел около 230 миль полярным льдом, но при разбивании одного тороса получена пробоина ниже ледяного пояса, где корпус не был подкреплен. Пришлось отказаться от дальнейшего следования».
Инициатива выпала теперь из рук Макарова. Неизвестно, к кому обратился Витте за консультацией, но последующий ход дела сложился не в пользу Макарова. Вспоминая о наступивших для Макарова черных днях, Ф. Ф. Врангель пишет: «Я был в то время в Петербурге и не могу не упомянуть о том тяжелом впечатлении, которое произвело на меня нескрываемое злорадство, с каким многие встретили грустную весть о неудаче».
В числе этих многих первую скрипку играл непримиримый враг Макарова, бездарный и заносчивый, но имевший силу в морских и правительственных кругах, адмирал А. А. Бирилев. Он ненавидел Макарова и искренно радовался всякой его неудаче.
Как же поступил Витте, получив телеграмму из Ньюкастля? Макаров полагал, что в ответной телеграмме он получит инструкции относительно ледокола, а сам будет вызван в Петербург для подробного доклада. Но вышло иначе. Предварительно переговорив с морским министром Тыртовым, Витте шлет Макарову следующую телеграмму: «Оставайтесь в Ньюкастле до прибытия комиссии». Макаров был поражен. Только теперь он понял, что сделал ошибку, послав Витте телеграмму. Он опасался как за состав комиссии, так и за поручения, которые ей будут даны. Желая парировать удар, он написал Витте письмо, в котором подробно излагал обстоятельства дела, не скрывая своих ошибок, но и не умаляя заслуг. Он писал: «Надеюсь, что комиссия эта будет состоять из техников, что она соберется под моим председательством и поможет мне выяснить вопрос, как наилучшим образом побороть выяснившиеся технические трудности. Надеюсь, что комиссия назначена не для того, чтобы раскрыть фактическую сторону дела, ибо таковую я не скрываю, и разъясню ее лучше, чем кто-либо. Если я сделал ошибку, то я откровенно в ней признаюсь и, кроме того, покажу, как ее исправить. Я действительно сделал ошибку, но ошибка эта заключается главным образом в том, что я недостаточно подготовил Ваше Высокопревосходительство к возможности неудачи в первое время. Я помню, что, прощаясь с Вами, я обратился с единственной просьбой поддержать меня в случае какой-либо неудачи».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});