Читаем без скачивания Степан Осипович Макаров - Борис Островский

Как же поступил Витте, получив телеграмму из Ньюкастля? Макаров полагал, что в ответной телеграмме он получит инструкции относительно ледокола, а сам будет вызван в Петербург для подробного доклада. Но вышло иначе. Предварительно переговорив с морским министром Тыртовым, Витте шлет Макарову следующую телеграмму: «Оставайтесь в Ньюкастле до прибытия комиссии». Макаров был поражен. Только теперь он понял, что сделал ошибку, послав Витте телеграмму. Он опасался как за состав комиссии, так и за поручения, которые ей будут даны. Желая парировать удар, он написал Витте письмо, в котором подробно излагал обстоятельства дела, не скрывая своих ошибок, но и не умаляя заслуг. Он писал: «Надеюсь, что комиссия эта будет состоять из техников, что она соберется под моим председательством и поможет мне выяснить вопрос, как наилучшим образом побороть выяснившиеся технические трудности. Надеюсь, что комиссия назначена не для того, чтобы раскрыть фактическую сторону дела, ибо таковую я не скрываю, и разъясню ее лучше, чем кто-либо. Если я сделал ошибку, то я откровенно в ней признаюсь и, кроме того, покажу, как ее исправить. Я действительно сделал ошибку, но ошибка эта заключается главным образом в том, что я недостаточно подготовил Ваше Высокопревосходительство к возможности неудачи в первое время. Я помню, что, прощаясь с Вами, я обратился с единственной просьбой поддержать меня в случае какой-либо неудачи».

Но было уже поздно. На скорую руку была наряжена комиссия и спешно отправлена в Ньюкастль. Письмо Макарова пришло, когда члены комиссии находились уже на полпути в Англию. Комиссия, стараниями Тыртова, полностью состояла из недоброжелателей или завистников Макарова, отрицательно относившихся к идее ледокола. Во главе комиссии был поставлен контр-адмирал Бирилев.

Большинство газет, еще вчера всячески превозносивших адмирала Макарова, сегодня порочили и чернили и его и «Ермака».

В желтой, продажной газете «Новости» какой-то развязный и невежественный писака, скрывшийся за псевдонимом Корданус, писал: «…с какой физиономией покажется теперь могучий «Ермак», когда всем стало известно, что до настоящих полярных льдов он и дойти не мог, а не то что ломать их?» Корданус предлагал, «чтобы не было стыдно», славное имя «Ермака» отменить и кораблю присвоить название: «Ледокол № 2».

«Шушера взяла верх, и мне опять много хлопот с ней», — пишет Макаров Врангелю. Когда адмирал узнал о составе следственной комиссии, для него стал ясен исход дела. Он обратился тогда к Витте с просьбой ввести в комиссию хотя бы командира «Ермака» Васильева, но министр ему отказал. В поисках помощи Макаров обращается к председателю Географического общества П. П. Семенову с письмом, в котором слышатся горечь, досада и боязнь, что ему не дадут довершить начатого им дела. Он пишет: «Дело ломки полярного льда есть дело новое и небывалое. Никто никогда не пробовал ломать полярный лед, и было бы чудом, если бы, построив специально для этого дела судно, мы бы сразу нашли наилучшую комбинацию форм и машин. В то время, как английские ученые приветствуют меня с успехом, наши газеты делают все возможное, чтобы возбудить против меня общественное мнение, и я боюсь, что мне не дадут докончить дело». Но и это письмо почему-то осталось без ответа.

«Мне не дадут докончить дело!» — Вот мысль, которая больше всего угнетала адмирала-изобретателя. Никак нельзя было примириться с сознанием, что дело похоронено. Макаров хорошо понимал, «что предположения необыкновенные обыкновенным людям всегда кажутся несбыточными, до тех пор, пока они не сбудутся». Он считал своего «Ермака» лишь «прототипом» будущего, еще более мощного и совершенного ледокола. Большинство же судит иначе, оно хочет успехов немедленных, кричащих и эффектных. Ничто не делается сразу! «Свое дело я не считаю проигранным и умру с этой мыслью, если мне даже не удастся осуществить дело полностью… Мы еще не исчерпали все наши средства. Сражение затянулось, но еще может быть выиграно», — говорит он с горечью, но не теряя надежды на победу.

Всякий сторонник его идеи — его лучший друг. С большой радостью узнает Степан Осипович, что на родине у него есть доброжелатели. «Не помню, писал ли я Вам, что адмиралы Чихачев и Пилкин вполне за меня», — сообщает он Врангелю. За границей Макарова также поддерживали английский ученый-океанограф Джон Меррей, Нансен, Норденшельд.

Бирилев, прибыв со своими помощниками в Ныюкастль, приложил все усилия, чтобы опорочить Макарова. Устранив его от всякого участия в работе комиссии, не обращаясь к нему ни за какими разъяснениями, Бирилев начал для чего-то как заправский следователь опрашивать команду. — Это не помешает, — думал он, — смотришь, и еще что-нибудь всплывет. Члены комиссии не отставали от своего председателя в «служебном рвении». Они искали недочеты в корпусе ледокола, облазили его сверху донизу, проверяли каждое крепление, каждую гайку. А по вечерам, обложившись чертежами, отыскивали недостатки в конструкции корабля. Макаров, наблюдая издали это «следствие с пристрастием», проявлял огромную выдержку, чтобы сохранить спокойствие, но под конец не выдержал.

15 сентября он заносит в дневник: «Оставил комиссию на ледоколе. Чувствую полное омерзение к людям, которые приехали специально для того, чтобы правдой или неправдой разыскать обвинения и всякими кривыми путями помешать делу. Они не пригласили меня ни на одно заседание и при мне боятся высказываться»[91]. Ф. Ф. Врангель, хорошо понимая настроение Макарова, пишет ему из Петербурга: «Желаю Вам спокойствия и уверенности в борьбе с противниками, которых Вы теперь грудью победить не можете, а лишь временем и силою аргументов»[92].

Тяжелое настроение Макаров старается заглушить работой по исправлению повреждений на ледоколе, а в остальное время готовит к печати свой капитальный труд «Ермак» во льдах», где подробно обосновывает свою идею и дает полную картину работы ледокола во льдах[93]. Цель книги — снова привлечь внимание широких общественных кругов к вопросам ледового плавания и снять с себя несправедливые, злобные обвинения. С неутомимой энергией Макаров пишет свою книгу, желая, чтобы она скорее была издана. В эти дни он работал, почти не поднимая головы, с восьми часов утра до двух часов ночи.

Тем временем деятельность комиссии Бирилева закончилась. На страницах акта подробно перечислялись все недостатки «Ермака» и указывалось, что может и чего не может выполнять ледокол. Общий же вывод сводился к тому, что «ледокол «Ермак» как судно, назначенное для борьбы с полярными льдами, непригодно по общей слабости корпуса и по полной своей неприспособленности к этого рода деятельности. Каждый раз, когда ледокол встречался или будет встречаться с полярными льдами, получались и будут получаться более или менее серьезные и тождественные аварии, что происходит как от конструктивных недостатков ледокола, так и от недостаточно тщательного производства кораблестроительных работ на этом судне». Ледокол рекомендовалось использовать в наших дальневосточных или северных водах, «ледокол может служить также прекрасным спасательным пароходом, а в военное время, состоя при эскадре, принесет бесценные услуги». В большинстве пунктов акта в основе правильно отмечались действительные недостатки «Ермака». Но все эти недостатки были преувеличены, искажены.