Читаем без скачивания Красная Борода - Сюгоро Ямамото

О-Сэн послушно спустилась к Гэнроку и натянула на себя матрас. От дыма и жара становилось трудно дышать.

— Дедушка, как вы себя чувствуете? — обратилась она к Гэнроку. Но ответа не последовало. Под матрасом было душно, и она высунула голову наружу. Все вокруг ревело, будто в огромном котле. Временами сквозь этот шум прорывались вопли людей. Обжигающий ветер свистел в ушах, будто насмехался над их страданиями. Дым темной пеленой навис над площадкой.

— Вещи горят — скорее сбрасывайте их в реку, — раз­дался чей-то пронзительный голос.

Невыразимый страх охватил О-Сэн.

— Где ты, Кота? — что было силы закричала она.

— Не высовывай голову! — остерег ее Кота, соскакивая с груды камней. — Прячься под матрас — иначе от искр загорятся волосы.

— Под матрасом нечем дышать, — едва сдерживая слезы, ответила О-Сэн.

—  Терпи — иного выхода нет... А как там дедушка? Дедушка, вы меня слышите?

Гэнроку молчал. Он даже не пошевелился.

Кота приподнял матрас. Старик лежал без движения, склонив голову набок. Кота резко рванул воротник его кимоно и приложил ухо к груди... О-Сэн, до боли сжав кула­ки, широко раскрытыми глазами смотрела на деда. Он лежал спокойно с полуоткрытым ртом, словно собирался ювнуть. Однако это уже было опустевшее жилище, из которого ушла жизнь. Кота потряс его за плечи, потом схватил чайник, вылил ему на голову остатки воды. Зачерп­нув воду в реке, снова повторил то же самое и приложил ухо к груди. Сердце не подавало признаков жизни.

Кота встал, бессильно опустив руки, и разрыдался. Слезы капали старику на грудь.

—  Простите меня, дедушка, — прошептал он, утирая слезы. — Моя вина, что не пришел к вам раньше, когда начался пожар. Моя вина, что пришлось вам умереть в таком месте.

—  Зря ты себя коришь, Кота. Только благодаря тебе удалось вызволить дедушку из этого ада. Ведь он вообще отказывался уйти из дому, — всхлипывая, произнесла О-Сэн.

—  Он не хотел быть для тебя лишней обузой и тяжело переживал, что тебе приходится все время за ним ухажи­вать. Он так любил тебя, как, должно быть, ни один дед не любил свою внучку. И когда он видел твои страдания — это было для него как нож в сердце. «Уж лучше умереть, лишь бы не видеть, как О-Сэн выбивается из сил» — это он сам мне говорил... Послушай меня, О-Сэн, хотя мои слова могут показаться тебе бессердечными. Дедушки нет, с этим надо смириться и подумать о себе — ему все равно уже не поможешь. Все его горести и переживания теперь позади. Он ушел в тот мир, где царит покой и нет никаких забот.

— Ты прав, — всхлипнула О-Сэн, и в этот момент пыла­ющий обломок доски упал рядом с ней.

Пожар надвигался словно снежная лавина. Люди искали спасения в реке, но, к несчастью, наступил час прилива, и многие, захлебываясь в волнах, стали тонуть. Кое-кому уда­лось уцепиться за облицованный камнем берег, но на них сверху падали искры и пылающие обломки. Пытаясь их стряхнуть, они выпускали из рук каменную облицовку, за которую держались, и тут же уходили под воду. Некоторые, видимо, помешались от ужаса и, очертя голову, бросались в огонь. Разбросанный в беспорядке скарб угрожающе дымился. Камни и земля настолько раскалились, что до них невозможно было дотронуться. О-Сэн не заметила, как на ней оказались толстая куртка Коты и его башлык. Сам Кота таскал из реки воду и поливал ей голову.

— Если не сможешь больше терпеть, ложись на землю лицом вниз — легче будет дышать, — крикнул он.

Внезапно О-Сэн услышала детский плач. Он доносился из-за соседней груды камней. Она подошла и заглянула туда. В узкой щели лежало два узла. В одном, широко разе­вая рот, кричал завернутый в халат младенец. В другом были вещи. Прожженные в нескольких местах узлы дыми­лись. Вокруг — ни души. О-Сэн инстинктивно подхватила младенца — похоже, ему не исполнилось и месяца — и сунула его под куртку.

— Зачем? — сердито заорал Кота. — Его родители, ско­рее всего, погибли. А ты, что ты будешь с ним делать? Он умрет у тебя на руках.

— Всех нас ожидает один конец, — тихо сказала О-Сэн, прижимая к себе младенца. — Мне тоже недолго осталось. Понимаю: ничем помочь я ему не смогу. Но пусть мы вме­сте уйдем в мир иной. Жаль оставлять его умирать в одино­честве.

— Но тебе-то я погибнуть не позволю — спасу, чего бы  это ни стоило. — Кота присел рядом и, не отрываясь, гля­дел ей прямо в глаза. — Понимаю, я тебе неприятен...

— О чем ты говоришь, Кота! Разве об этом сейчас надо думать?

— Нет, позволь уж мне досказать до конца, раз начал... Я очень хотел, чтобы ты стала моей женой, мечтал об этом. Без тебя я не видел смысла жизни.

Охрипший от волнения голос Коты, его сверкавшие неестественным блеском глаза заставили О-Сэн отшатнуть­ся.

— С семнадцати лет я думал только о тебе. Представля­ешь, как я страдал, чувствуя, что ты ко мне равнодушна. Я прекрасно понимал это, но был не в силах отказаться от встреч с тобой. Все надеялся, что когда-нибудь и ты меня полюбишь. Подбадриваемый этой надеждой, я продолжал заходить к вам, позабыв о мужской гордости. Однако в твоем отношении ко мне никаких перемен не произошло. Мало того! Однажды ты вообще запретила мне посещать ваш дом...

Гонимые ветром клубы дыма вынудили его замолчать. Он надолго закашлялся, потом прижал кулаки к лицу и голосом, полным тоски, продолжал:

— Тебе не понять, какие чувства охватили меня, когда я услышал твой отказ. Ты даже не представляешь, как я мучился, как страдал...

Слушая его, О-Сэн всей душой звала на помощь Сёкити. Ей хотелось заткнуть уши и бежать куда глаза глядят. Снова в ее памяти всплыли слова Сёкити: «Когда я уеду, Кота обязательно начнет подкатываться к тебе. Но я спо­койно уезжаю в Камигату, потому что ты, О-Сэн, обещала меня ждать». «Защити меня, Сёкити! Как я нуждаюсь сей­час в твоей поддержке», — мысленно обращалась к нему О-Сэн. Она закрыла глаза и прижалась лицом к младенцу.

— Но я решил больше тебе не досаждать. Эта ночь поло­жит всему конец, — грустно продолжал Кота. — В жизни всему приходит конец. Забудь обо всем, что я тебе говорил. Прости меня, а я сделаю все, чтобы тебе помочь. Нельзя падать духом. Ты должна выжить, даже если ради этого тебе придется вцепиться зубами в эти камни.

О-Сэн молчала. Кота встал, принес воды и стал поливать надетые на нее башлык и куртку. Но ручеек воды из чайника не спасал от жара и сыпавшихся сверху искр. Тогда он полил водой матрас и накрыл им О-Сэн.

Кота огляделся вокруг и вдруг заметил, что на площад­ке, лишь недавно кишевшей людьми, никого, кроме них, не осталось. Брошенные вещи шевелились, словно живые существа, извергая красные огненные языки. Площадка, освещаемая ослепительным светом пожара, являла собой страшную картину, похожую на дурной сон.

Кота отбросил в сторону чайник. Не чувствуя тяжести, он начал подтаскивать к реке крупные камни и сталкивать их в воду. Набросав десятка полтора, он осторожно спу­стился в реку, держась руками за каменную облицовку бере­га, и встал на камни. Вода была по грудь. Он вылез на берег, столкнул еще несколько камней и вернулся к О-Сэн.

—  Все в порядке. Я возьму у тебя младенца, а ты спу­стись в реку. Я здесь набросал камней, так что не утонешь. Слезай осторожно, придерживайся за облицовку.

— А ребенок в воде не простудится?

— В крайнем случае у него расстроится желудок, но это все же лучше, чем сгореть... А теперь не пугайся, я сверху опущу на тебя матрас.

Кота смочил матрас и накрыл им стоявшую в воде О-Сэн. Вода была по пояс — уже начинался отлив. Держа в руках ребенка, О-Сэн прижалась к берегу, опираясь ногами на сброшенные в реку камни.

—  Терпеть осталось недолго. Как только рухнут горя­щие на набережной дома, пожар утихнет. Старайся не смо­треть по сторонам и ни о чем не думать. Если будет тяжело дышать, наклонись поближе к воде, — говорил Кота, чер­пая рукой воду и поливая матрас. — Погоди, там, кажется, плывет деревянная бадейка. Надо ее перехватить. Бадейкой удобней набирать воду.

Кота вошел в реку и поплыл. Он был в легкой безру­кавке и коротких узких штанах. Бадейка находилась метрах в пятнадцати, и он был уверен, что достать ее не составит труда. Но он, по-видимому, очень устал и, сделав несколько гребков, почувствовал, что силы его на пределе. К тому же чем дальше он удалялся от берега — тем сильнее станови­лось течение. Кота решил было повернуть обратно, но до бадейки оставались считанные метры, и он подумал, что, ухватившись за нее, легче будет продержаться на плаву и добраться до берега. Он дотянулся до нее рукой, но удер­жать не смог. Бадейка перевернулась и пошла ко дну. Кота, потеряв равновесие, тоже ушел под воду.

Услышав странный булькающий звук, О-Сэн припо­дняла матрас и поглядела на реку. На поверхности плавали лишь обломки обгорелых досок.

—  Кота! — закричала она вне себя от охватившего ее ужаса. — Кота-а...

Она заметила его не там, где предполагала, а значи­тельно ближе к устью Канды. Он лежал на спине, повернув­шись к ней лицом.