Читаем без скачивания Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин

Для германских анархистов вообще и для швабингитов в частности Аскону и Монте Верита открыл поэт Эрих Мюзам, который был близким другом и единомышленником Отто Гросса, переехавшего из Мюнхена в Аскону в 1910 г. Гросс считал, что Аскона – лучшее место для того, чтобы организовать там анархистскую школу (летнюю школу, сказали бы мы сейчас), где учить студентов распознавать модели патриархального авторитаризма и порождаемые ими невротические комплексы, пронизывающие западную цивилизацию. Мартин Грин рассказывает, ссылаясь на мемуары свидетелей и участников тамошних мероприятий[40], что Гросс арендовал пустой амбар и устраивал там наркотические и сексуальные оргии, что вызывало негодование местных жителей. Оргии имели своей целью самораскрытие их участников, когда люди на пути освобождения первым делом разрушают собственные внутренние запреты. Кроме того, проводились ритуалы культа Астарты, уничтоженного когда-то ревнивыми иудейскими пророками. В конце концов, местные власти по просьбам жителей закрыли это безобразие. Хотя не понятно, почему это произошло, ведь разрушение внутренних запретов проводилось не на виду у жителей, которые в Асконе и так должны были привыкнуть если не к жрецам Астарты, то к голым натуристам, которые по тем временам тоже были еще изрядной экзотикой. Современники говорили, что представителей власти на Гросса натравили из зависти ортодоксальные фрейдисты. Кроме того, возникли серьезные проблемы из-за того, что приезжие анархисты стали воровать у постоянных жителей; кражи превратились в эпидемию, а украденные продукты, в частности сахарин, контрабандой переправляли в Австрию. Важно, что это были часто не просто систематические, но и идеологически обоснованные кражи. Во многих изводах анархизма преступность считалась предтечей революции, приближающей последнюю, поэтому организовывались настоящие преступные группы, совершавшие бандитские налеты и ограбления. Но и это еще не все. Гросса допрашивали из-за самоубийства его любовницы Софи Бенц, которая приняла яд, данный ей Гроссом. И это был не первый случай. Еще в начале 1906 г. в Мюнхене Отто дал яд другой своей подруге – Лотте Шатемер. Для него это был вынужденный шаг – он старался избавить подругу от других, страшных способов самоубийства, и лишь после того, как она отказалась ехать с ним в Грац в психиатрическую клинику. Утверждают, что ему удалось избежать наказания только благодаря влиянию отца, который заставил его самого прибегнуть к помощи психиатров. Тогда-то доктор Штекель, о котором мы уже говорили (с. 160), признал у него сильный невроз, а К. Г. Юнг позже – шизофрению. Собственно говоря, все это и стало тем основанием, по которому начал действовать отец – Ханс Гросс, добившийся, как уже говорилось, депортации сына в Австрию и помещения его в психиатрическую клинику. На защиту Отто Гросса от сатрапа-отца поднялись свободные умы Европы, добившиеся его освобождения. И нет повода для гордости в том, что это произошло не без участия Макса Вебера. Конечно, Макс, как мы уже видели, не был ни другом, ни единомышленником Отто Гросса, не был он и светским адвокатом, стремящимся оказаться в центре любого судебного скандала. Он, скорее всего, с удовольствием остался бы в стороне от этого процесса. Но его ведь просили о помощи и Марианна, и Эльза, и жена Отто Гросса Фрида, которая тоже была в прошлом его студенткой во Фрайбурге.

Его визит в Аскону в 1913 г. преследовал две цели. Прежде всего Фрида просила ей помочь, потому что Ханс Гросс, отец Отто, теперь уже ее бывшего мужа, вознамерился по суду отобрать у нее ребенка – сына Отто Гросса Петера. (По странной причуде оба сына Отто Гросса – от жены Фриды и от ее подруги Эльзы, родившиеся с разницей в несколько месяцев, получили имя Петер.) В общем-то Ханса Гросса можно было понять – он пытался спасти своего внука от его родителей. Отец Петера, Отто Гросс, был пока что в психиатрической больнице, мать, Фрида Гросс, жила в Асконе со своим другом швейцарским анархистом Эрнстом Фриком. Но именно в этот самый важный момент Фрик находился в тюрьме, будучи осужден на 12 месяцев заключения за демонстративный взрыв бомбы в Цюрихе у полицейского участка, где сидел арестованный русский анархист. Фрик вроде бы случайный человек в нашем рассказе. Но если присмотреться, это не совсем так – он связан со многими нашими героями и показывает их в определенном свете, иллюстрируя как ситуацию героев, так и обстановку, в частности духовную, эпохи. Фрик был одним из учеников Отто Гросса, Фрика в качестве любовника рекомендовал своей жене Фриде сам Отто Гросс, сказав, что Фрик лучше, чем он, Гросс, соответствует ее эротическим потребностям, а до Фриды Гросс любовницей Фрика была уже упоминавшаяся Фрида Уикли, также довольно часто наезжавшая в Аскону. Приезжала она туда и позже, став женой Дэвида Лоуренса, уже вместе с мужем. Фрик был членом анархистской группы, называемой «Группа Аскона», с тайными филиалами во многих крупных городах Европы, в ней также участвовали и писатели, например Генрих Манн, Карл Вольфскель и другие швабингиты. Группа впоследствии принимала участие в мюнхенской революции 1919 г. Все это напоминает знаменитую в свое время пьесу «Хоровод» Артура Шницлера. Но только Шницлер изображает эротический хоровод, где герои меняются партнерами и местами друг с другом и женщины ходят по кругу от одного мужчины к другому, а у нас здесь получается эротико-политический или сексуально-политический хоровод, где секс и политика постоянно вместе и меняются местами и участниками. Это было еще лучше видно в период Мюнхенской революции, о которой применительно к месту Вебера в ней мы расскажем далее.

Другая цель приезда Вебера в Аскону, помимо оказания юридической помощи Фриде Гросс, состояла в том, чтобы приобщиться к новейшим методикам здорового образа жизни, в частности правильного питания, поскольку он находил, что набирает вес и неплохо было бы похудеть. Как следует из разных источников, помощь Фриде оказалась действенной, а телесного улучшения не произошло. Но была и третья возможная цель. Макс Вебер в эти годы без Эльзы постоянно пытался осмыслить и определить место эротики в жизни, в частности и прежде всего в своей собственной. Он был по своей природе исследователем социальной жизни, а в силу этой своей природы с особым интересом относился к жизни пола. Этого, наверное, не было бы, если бы не болезнь. Он осознавал свою сексуальную ограниченность как препятствие, как преграду на пути к полноценной жизни, и стремление к преодолению было основанием исследования эротики в ее, так сказать, естественной жизненной среде. Если бы не это, он, наверное, так и остался бы жестким рационалистом