Читаем без скачивания Три желания женщины-мечты - Дарья Донцова

— Она давно умерла, алкоголичка была. А ты зачем Попову ищешь? Заходи, деточка, чаем угощу. Поди замерзла? Вся трясешься.

И я ей все про себя рассказала. Она заплакала.

— Элла, я Ольга Васильевна Попова, Татьяна моя дочь. Да только не дай боже никому таких детей. Пьяница горькая! Когда ее со всех работ выгнали, она стала собой торговать, прямо домой клиентов водила, не было мне покоя.

Наверное, я в лице переменилась, потому что бабушка руками замахала:

— Не бойся, детонька, нет у тебя дурной наследственности. На самом деле Таня не твоя мать. Дочь постоянно на аборты бегала, а один раз вернулась из больницы с… тортом. Я удивилась, а Танька такую историю поведала. К ней в роддоме обратилась женщина, она только что ребенка на свет произвела и предложила: «Хочешь заработать? Мою дочь оформят как твою, а ты от нее сразу откажешься. Сама этого сделать не могу, не спрашивай почему». Татьяна хоть и дура, да возразила: «Но я ведь никого не рожала!» Баба ответила: «Это не проблема, про формальности не думай. Просто подпиши отказ и забудь, по документам оформят, будто это твоя дочь». Таня на все была за деньги готова, вот и подмахнула бумаги.

— А как ту женщину звали? — спросила я.

— Не знаю, милая, — грустно ответила Ольга Васильевна. — Ты на родную мать зла не держи, видно, не от хорошей жизни она тебя бросила. Радуйся, что жива, хотя и в сиротском доме обитаешь. А то ведь, бывает, какая-нибудь родит втихаря да и придушит новорожденного. А твоя не стала грех на душу брать. Если тоской маешься, можешь ко мне приходить, я давно одна живу.

Я стала навещать Ольгу Васильевну, и через полгода она мне вроде любимой бабушки стала. Очень хорошая женщина, добрая, умная, образованная. В доме библиотека огромная, я ее всю перечитала. Мне тетя Оля казалась совсем древней, но потом я сообразила, что она не старуха, просто плохо выглядит. Ольга Васильевна работала заведующей архивом Октябрьска, я к ней и на службу заглядывала. Мне там так понравилось, что, когда я пошла в десятый класс, сказала ей:

— Хочу поступать в историко-архивный, буду вместе с тобой работать.

Она улыбнулась:

— Эллочка, всем моя служба хороша, кроме одного: платят здесь три копейки. Ты большая умница, идешь на золотую медаль, и сиротам при поступлении положены льготы, первый экзамен на «отлично» сдашь, и ты уже студентка, может, даже МГУ, лучшего вуза страны. Выбери профессию, связанную с экономикой или рекламой, в этом бизнесе большие оклады.

Я ее послушала и стала первокурсницей университета, но на все каникулы приезжала к Ольге Васильевне. Получив диплом, тоже к ней помчалась и — испугалась. Попова оказалась в больнице с очень нехорошим диагнозом. И стала я за ней ухаживать. Накануне операции она мне сказала:

— Могу на столе умереть, поэтому сейчас всю правду поведаю. Прости меня, Элла, обманула я тебя. Дочь моя, когда из роддома после аборта вернулась, ту версию выложила, что я тебе открыла в нашу первую встречу. На самом же деле… Понимаешь, Таня запоями страдала. Она четырнадцать дней ходила трезвая, потом, бац, неделю в полном неадеквате. И опять две недели ни в одном глазу. Так вот, в очередной пьяный заплыв Танька истину мне и выложила. Фиктивный отказ от ребенка ей предложила подписать Елизавета Гавриловна Николаева, заведующая гинекологическим отделением больницы, которая целый спектакль устроила: в кровать Тани младенца положила, девочку, затем в палату несколько человек вошли, комиссия по отказникам, дочь бумаги подмахнула, ребенка забрали. А врач денег ей дала. Выложила Татьяна мне, как дело обстояло, и давай смеяться: «Ну, ничего, теперь Николаева мне еще бабок отслюнит, поеду к ней и скажу: «Молчание дорого стоит». Некоторые меня дурой безмозглой считают, мол, пропила Попова ум. Ан нет! Елизавета Гавриловна тоже, наверное, так решила, но я скумекала, что произошло. Зачем завотделением постороннюю бабу за мать отказного ребенка выдала? За такое можно работы лишиться или вообще из врачей попрут. На аборт я трезвая пошла, так что все помню. Отделение маленькое, рожениц и абортниц в одну палату кладут. Было нас там девять человек, шестеро, как я, на чистку, трое с младенцами, и у всех мальчики были. Откуда девка взялась? Вопрос! Но я на него ответ нашла. У Елизаветы дочь есть, Нина, которая раньше в больничке медсестрой служила, потом уволилась. Небось она ребенка нагуляла, мать у нее дома роды приняла, а младенца в детдом пристроила. Но просто на крыльцо положить побоялась. А ну как милиция заинтересуется новорожденным, начнет мать-кукушку искать и найдет? Вот Елизавета и придумала ход: какой-нибудь абортнице девочку приписать, а потом законным образом отказ оформить. Выбрала для этой цели меня, потому что мужа не имею и выпиваю, значит, можно со мной не церемониться. Ошибочка у нее вышла, придется ей теперь каждый месяц мне платить. Пойду-ка за своими деньгами…»

Тут Ольга Васильевна замолчала — тяжело ей было говорить. Но я попросила ее продолжить и услышала вот что.

— Я Таню умоляла не шантажировать Николаеву. Даже если она правильно рассудила и Елизавета Гавриловна дочкин грех замазала, не нам ее осуждать. Да разве алкоголичка, у которой желание выпить главное в жизни, кого послушает? Таня убежала, и больше я ее не видела. Не знаю, встречалась она с Николаевой или нет, но наутро ее нашли мертвой на улице. А патологоанатом мне сказал: «У молодой женщины внутренности как у столетней старухи, и сердце, и печень, и почки — все алкоголь убил. Умерла от язвы, желудок буквально развалился». Так вот, Эллочка, когда мы с тобой подружились, я в архиве порылась и нашла фото Нины, дочки Елизаветы Гавриловны. Вот, глянь, это снимок из личного дела, которое кадровик в больнице завел, когда Нина Николаева туда на работу медсестрой устроилась.

Я прямо ахнула. Одно лицо со мной!

А Ольга Васильевна продолжила:

— Даже родинка на шее, как у тебя. Но это не доказательство общей крови, встречаются очень похожие люди, хотя совсем друг другу чужие. А как узнать, твоя ли она мать, мне неведомо. Да и надо ли тебе это выяснять? Небось не поедешь к Николаевой, ничего требовать не станешь. В общем, мучилась я, рассказывать тебе правду или промолчать, а потом решила: лучше признаюсь, перед лицом смерти выложу, что знаю…

— Не первый раз твой рассказ слушаю и постоянно плачу, — всхлипнула Нина Анатольевна.

— Нет, нет, не надо плакать! Мне нравится это вспоминать, — зачастила Элла. — Тем более что Ольга Васильевна не умерла, вышла из больницы. И вот тогда я ей сказала: «Все-таки хочу найти свою маму. Ничего мне от нее не надо, просто издали посмотрю». Попова в документах порылась и выяснила: дочь Елизаветы Гавриловны вышла замуж за Геннадия Петровича Николаева, вдовца с тремя детьми, ей даже фамилию менять не пришлось, семья живет в Гидрозаводе. И я поехала к тебе.

— Господи… — прошептала Нина Анатольевна. — Я хорошо помню то время. Иду в магазин, гляжу, девушка неподалеку шагает. Сначала внимания не обратила, мало ли прохожих на улицах. Но когда тебя за три дня раз пятнадцать рядом заметила, насторожилась и решила выяснить, почему незнакомка за мной следит.

— Я наблюдала, как ты яблоки выбираешь, — засмеялась Элла, — незаметно для себя подошла поближе, а ты вдруг обернулась и спросила: «Девушка, что вы хотите? Зачем меня преследуете?» Я так растерялась, что помимо своей воли выпалила: «Я Элла, ваша родная дочь, мне ничего не надо, просто хочу вас обнять». И помертвела: ну все, сейчас Нина Анатольевна рассердится, закричит: «Отстань, сумасшедшая!»

— А я мигом почувствовала: незнакомка говорит правду, — снова всхлипнула Николаева. — Схватила тебя за руку, меня как током дернуло — моя, моя, моя доченька… Господи, сколько слез я за долгие годы пролила, думая о том, где моя малышка. Чужих нелюбимых детей воспитывала, с равнодушным мужем в служанках жила, никакой радости и вдруг — ты. Меня прямо счастье несказанное охватило, захотелось обнять тебя, прижать к себе и больше не отпускать. А ты серьезно так предложила: «Давайте куда-нибудь отойдем, расскажу, как я вас нашла. И надо анализ ДНК сдать, чтобы родство подтвердить. Вдруг я ошиблась в расчетах? Вы ни копейки не потратите, я сама за исследование заплачу, и никто об этом не узнает. Я в Москве была в лаборатории, договорилась там, мне контейнер с ватной палочкой дали. Больно не будет, просто мазок изо рта…» А я стою и думаю: без всяких анализов ясно: доченька моя передо мной. Да и вдруг в Москве напутают, напишут, что общей крови нет? Очень мне страшно стало. Я не хотела тебя терять!

— А потом, мамулечка, мы с тобой придумали, как нам навсегда вместе остаться, — засмеялась Элла. — Ты мне сказала: «Мой пасынок Олег в Москве вуз заканчивает, получит диплом и непременно в Гидрозавод вернется. Парень в отца пошел, мрачный эгоист, только о себе заботится, девушки у него нет — характер тяжелый, женщины рядом с ним не задерживаются. А Геннадий Петрович недавно сказал мне: «Ищу сыну невесту. Сам-то он личную жизнь не устроит, а уже взрослый, не дай бог, начнет по бабам таскаться, подцепит дурную болезнь, принесет в дом. Ему нужна постоянная женщина, чистоплотная, хозяйственная. И лучше сирота — не хочу, чтоб невесткина родня к нам без конца наезжала. Но дурочка, которая, как крольчиха, рожать будет, не подходит. Хорошо бы она вообще бесплодной оказалась. Мать моя не умна, но одно правильно говорила: «Зачем тебе, сынок, свиноматка? Хочешь всю жизнь на прокорм спиногрызов пахать?» Меня угораздило по молодости с Тамарой связаться, которая как раз и стала младенцев одного за другим производить. Так вот, внуки мне не нужны». Я мужа выслушала и спросила: «Геннадий Петрович, зачем Олегу в загс идти? Он один себя прекрасно чувствует». Супруг, как всегда, на метле полетел. «Своего ума нет, живи моим! Не спорь с человеком, который профессорское звание имеет! Спасибо скажи, что тебя, дуру, от материальных проблем избавил. Нигде не работаешь, ничего целыми днями не делаешь…»