Читаем без скачивания Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Но наиболее грандиозным и красочным зрелищем было освящение восстановленного после пожара Зимнего дворца. Вечером 17 декабря 1837 г., когда императорская семья была в Большом театре, в Зимнем дворце произошел пожар. Узнав о начале возгорания, первым уехал Николай Павлович, за ним последовала Александра Федоровна. Через несколько дней Долли Фикельмон записала в своем дневнике: «…Императрица вместе с дежурившей в тот день сестрой (Катрин Фикельмон. – А. В.), уехав со спектакля, сама стала упаковывать самые дорогие вещи и документы. Она оставалась насколько было возможно, в своих покоях, которые так любила!.. Эрмитаж был спасен благодаря хладнокровию Императора» [578] . Он приказал, в частности, заложить кирпичом дверные проемы, соединявшие дворцовые помещения с собственно Эрмитажем.

Огонь бушевал в течение 30 часов, до 19 декабря. Сгорела вся внутренняя часть дворца, но удалось отстоять Эрмитаж. Отныне история Зимнего дворца делилась на «допожарный» и «послепожарный» периоды. Для восстановления Зимнего дворца была создана Комиссия во главе с министром императорского двора князем П. М. Волконским. Уже 29 декабря 1837 г. вышло Положение о Комиссии, учрежденной при Кабинете Его Величества для возобновления императорского Зимнего дворца [579] . Непосредственно восстановительными работами руководил генерал-адъютант П. А. Клейнмихель. Членами комиссии были: генерал-лейтенант А. Д. Готман, директор Александровского чугунолитейного завода М. Е. Я, управляющий казенными мастерскими Н. К. Кроль, архитекторы В. П. Стасов, А. П. Брюллов, А. Е. Штауберт и К. А. Тон. Членами комиссии на первом заседании 21 декабря 1837 г. было предложено восстанавливать в прежнем виде только парадные залы.

Следует иметь в виду, что еще до пожара 1837 г. большая часть помещений дворца утратила свою первоначальную барочную отделку. За исключением Большой парадной лестницы, Большой церкви (Собора), Малой церкви и огромных сводчатых коридоров первого этажа с колоннами, сохранивших барочную отделку Растрелли, все остальные помещения в конце XVIII в. сначала Ж.-Б.-М. Валлен-Деламотом, Ю. М. Фельтеном и И. Е. Старовым, потом Д. Кваренги были переделаны в стиле классицизма. Комиссия решила, что восстановлению по проектам архитектора Растрелли с соблюдением облика и интерьеров здания, существовавших до пожара, подлежат только парадные залы Зимнего дворца. Князь П. М. Волконский предписал хранителю картинной галереи Эрмитажа Ф. И. Лабенскому собрать и доставить «все картины, писанные по временам, с изображением разных комнат Зимнего дворца». Несколько из найденных картин были доставлены в Комиссию для возобновления Зимнего дворца и, очевидно, служили источником при восстановительных работах [580] .

Восстановление в кратчайшие сроки в новом великолепии Зимнего дворца породило немало слухов. Самый яркий образчик таких брюзжаний – явная «утка» в книге де Кюстина «Россия в 1839 году». Приведем почти полностью этот фрагмент, за исключением упоминания о «ледяных колпаках» на головах рабочих: «Для того чтобы закончить этот труд в срок, определенный императором, потребовались неимоверные усилия: внутренние работы велись во время страшных морозов; стройке постоянно требовались шесть тысяч рабочих; каждый день уносил с собой множество жертв… Меж тем единственной целью стольких жертв было удовлетворение прихоти одного человека!..В дни, когда мороз достигал 26, а то и 30 градусов, шесть тысяч безвестных, бесславных мучеников, покорных поневоле, ибо покорность у русских – добродетель врожденная и вынужденная, трудились в залах, натопленных до 30 градусов тепла, – чтобы скорее высохли стены. Таким образом, входя в этот роковой дворец, ставший благодаря их подвигу царством суетности, роскоши и наслаждений, и выходя оттуда, рабочие становились жертвами пятидесятиградусного перепада температур… С тех пор, как я увидел этот дворец и узнал, скольких человеческих жизней он стоил, я чувствую себя в Петербурге неуютно. За достоверность своего рассказа я ручаюсь: я слышал его не от шпионов и не от шутников» [581] .

Во всем этом описании достоверно лишь то, что Зимний дворец действительно хорошо протапливали. Сам Николай Павлович в письме к наследнику Александру писал 20 ноября (1 декабря) 1838 г.: «…потом зашел в Зимний, в котором топка доходит до 30 градусов для просушки и очень удачно» [582] .

С легкой руки маркиза де Кюстина слухи о больших жертвах при восстановлении Зимнего дворца получили широкую огласку. Вероятно, заезжего путешественника подвели недобросовестные информаторы. Возможно, такие слухи действительно были распространены. Однако подобные обстоятельства не вписываются в практику дворцового строительства при Николае I в целом и восстановления Зимнего дворца в частности.

Николай Павлович внимательно относился к нуждам сезонных рабочих-отходников и постоянных рабочих на предприятиях, особенно Москвы и Санкт-Петербурга. Он думал не только о положении крестьян, опасаясь массовой пауперизации и ужасов новой пугачевщины, но и о возможных волнениях рабочих. Этот момент можно объяснить в какой-то степени, как писал один из историков 1920-х гг., надвигающимся на Европу «призраком социализма» [583] . Но, из каких бы побуждений император ни проявлял заботу о рабочем населении столицы, факт остается фактом.

Как свидетельствуют архивные документы, ни один из несчастных случаев при возобновлении Зимнего дворца, в первую очередь со смертельным исходом, не остался без расследования. Документально удалось установить только один случай, связанный с печами. Почувствовал себя плохо находившийся у временных железных печей малолетний крепостной Шереметевых Иван Егоров. Он был отправлен сначала во временный лазарет при Зимнем дворце, а затем – в больницу, где скончался 23 февраля 1839 г. от «нервической горячки» [584] . По неизвестным причинам 3 мая 1839 г. скончался крепостной крестьянин Ямбургского уезда помещика Блока Макар Федотов [585] . В основном в документах зафиксированы относительно немногочисленные несчастные случаи. Это были неизбежные при таком большом строительстве травмы, в том числе и со смертельным исходом, – от падения со строительных лесов и разных происшествий. В частности, 13 августа 1838 г. произошла авария – металлические шпренгели потолка повалились, погибли 3 человека [586] .

Следует отметить, что семьям погибших оказывалась помощь, и весьма существенная. Так, семье мещанина П. С. Антропова из Торжка в октябре 1838 г. было выдано единовременно из сумм на строительство Зимнего дворца 500 руб., а также назначен пенсион по 300 руб. в год ассигнациями находившимся ранее на его иждивении матери 70 лет, вдове 37 лет и «убогому» брату 50 лет. Вдове крестьянина Калужской губернии Андрея Лгунова 5 декабря 1840 г. также был выдан пенсион в 300 руб. ассигнациями [587] . Судя по всему, это было нормой. Если учесть, что среднестатистические расходы на питание одного работника в 40-х гг. составляли в пересчете на ассигнации около 15 руб. в месяц или 180 руб. в год (соответственно около 3 руб. и 36 руб. серебром) [588] , то пенсион в 300 руб. ассигнациями можно считать достаточно щедрым.

Известно также, что во время осмотра работ в Зимнем дворце 17 сентября 1838 г. Николай Павлович увидел железные печи с трубами и, уже зная о слухах в городе, заявил: «Жизнь последнего из моих подданных мне дороже, потому что считаю себя отцом всех; я приказываю следить и заботиться о здоровье рабочих, лучше прождать десять лет возобновления дворца, чем знать, что оно куплено ценою жизни одного из этих молодцов» [589] . Характерен в этом отношении и другой эпизод, рассказанный А. В. Эвальдом. Когда Николай I узнал, что архитектор, восстанавливающий флигели Гатчинского дворца, заставляет рабочих для экономии средств и просушки стен спать в сырых комнатах, он приехал в Гатчину, взял архитектора за ухо и провел его по всем комнатам, где спали рабочие. Карьера архитектора на этом закончилась [590] .

Из Ротонды можно выйти в Арапскую столовую или Темный коридор и через него пройти в Малый фельдмаршальский зал или выйти на Церковную лестницу и по ней подняться в так называемую Малую придворную церковь [591] . Малая придворная церковь во имя Сретения Господня создана мастером А. Джани и освящена в 1768 г. Она была уничтожена пламенем во время пожара 1837 г. и была восстановлена архитектором В. П. Стасовым. Иконостас был исполнен резчиком Василием Бабковым, наиболее сложные лепные украшения сделаны из папье-маше. Обрамленный плетенкой плафон в центральной части потолка был написан Н. А. Майковым по эскизу художника Т. А. Неффа.

В письме к сыну Александру от 31 января (12 февраля) 1839 г. Николай I, побывав в Зимнем дворце, писал: «Малая церковь совсем готова. Она прекрасна, и мне кажется, совершенно сходна с прежней. В четверг, ровно после 77 лет ее первого освящения, сбираемся ее вновь освящать» [592] . На следующий день, 1 (13) февраля, Николай Павлович снова посетил Зимний дворец и добавил: «…все готово в Малой церкви к завтрашнему освящению. Церковь удивительно хороша, все образа Неффа отлично хороши и доказывают его необыкновенный талант» [593] . Малая церковь была освящена 2 (14) февраля 1839 г. в храмовый праздник Сретения Господня [594] .