Читаем без скачивания Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Уйдете с моего хутора? - перепугался хозяин Хансуоя. - И ты, и Кати? Нет, знать ничего не хочу об этом намерении. Да и врач мен сказал: «Тебе еще несколько дней придется провести дома, под присмотром ласковых и заботливых рук!» Вот как он сказал. А я ответил: «Заботливые руки имеются, значит, поправлюсь!» И теперь, когда я пошел на поправку, ты хочешь увести отсюда Кати? Нет, милый родственничек, назначь любую цену, но об уходе и речи быть не может. Ты спас мне жизнь, спаси и здоровье. И ни к чему тебе в поле косой махать, ты сам хозяин и здесь ты, ну, в гостях! Вот так я думаю.

- В гостях-то хорошо, а свой хлеб вкуснее, - теперь вступила Лийз. - Сколько же может человек тут колготиться, ему же хочется поскорее отвести невесту под венец. Нет, нет ему смысла здесь задерживаться!

Яак вскочил из-за стола и зло воззрился на невестку.

- Это мужской разговор, и бабам нечего соваться! - сурово сказал он. - Я тебе новый платок привез? Я тебе отрез на платье привез? Любуйся на них, будь благодарна и не мешай мужчинам вести серьезный разговор. Или, может, тебе платок не нравится? Даже Кати сказала: «До чего красивый платок, прямо как розовый сад!» И я сказал: «Ну, теперь у Лийз от радости глаза на лоб вылезут». А про отрез Кати говорит: «Его бы и сама императрица с удовольствие носила!» А я ответил на это: «Такого и у Императрицы нет!» Вот как мы говорили, а ты брюзжишь и поносишь Кати хуже некуда!

- Не брюзжу и не поношу! - ответила Лийз, выхватила у мужа бутылку и со злости сделала несколько изрядных глотков.

- Вот именно, никого она не поносила, - распетушился Яан.

- Все вы сегодня против меня! - вконец рассердился хозяин Хансуоя. - Только запомните — я человек больной, меня волновать нельзя. Даже врач сказал: «Смотри, чтобы рана не разошлась!» А как же ей не разойтись, если все вокруг тебя тявкают, тут же готовы вцепиться, только давай бог ноги.

Он снова опустился на свое место, расстроенный и угрюмый. Исподлобья глядел на свое семейство, словно на врагов. Рука его была сжата в кулак, будто собирался кого ударить. Трубка, дрожавшая в пальцах левой руки, сыпала искрами и пеплом.

- Так-то вот! - сказал словно себе самому. - Плохо, когда человек слишком много языком работает. Я, значит, хочу потолковать со своим дорогим родственником, а вы при этом можете и помолчать. Так что, дорогой Тоомас, не обращай внимания на кудахтанье моего семейства, как хозяин Хансуоя скажет, так и будет. А я считаю так: ты не уйдешь отсюда ни завтра, ни послезавтра, ты мой гость, проводи свое время, как тебе угодно. И уйдешь только тогда, когда я буду совсем здоров. Тогда я сам отвезу тебя на лошади, даже двух жеребцов запрягу в коляску и повезу, как барина. А эту болтовню о свадьбе всерьез не принимай. Понятно ведь, что женитьба — дело серьезное, его нужно как следует обмозговать. Кати еще подождет, незачем горячку пороть.

Хозяин оттаял, налил  Нипернаади водки, похлопал его по плечу и улыбнулся.

- А голову ты Кати задурил здорово, - продолжал он. - Кати никак не верит, что я тоже хозяин. Только о твоем Хансуоя и говорит, о твоих коровах, о Рыжухе и Пунике, Любимце и Солнечном диске. Я ей: «Давай поговорим и о моем Хансуоя!» А она в ответ: «Какой там у тебя Хансуоя!» Ты посмотри на эту девушку, ни в грош мой хутор не ставит. Всех твоих коров наизусть помнит, из моих ни одну не знает, как звать. Говорит: «А Тоомас построит мне новый дом из свежетесаных бревен!» Я ей: «И я собираюсь дом ставить». В лицо мне смеется, говорит: «Какой там дом, разве что избушку построишь где-нибудь на окраине». Я говорю: «Нет, серьезно, построю себе большой, просторный дом, ты должна его увидеть!» А она отвечает: «Ну, этого мне не видать». А я говорю: «Нет, увидишь!» А она опять: «А Тоомас говорил, что его дядя очень-очень злой, это правда?» А я отвечаю: «Тоомас верно говорит, дядька его и впрямь злобный человек и не стоит он, зараза этакая, гроша ломаного!» Тут Кати рассмеялась, да так, что за меня ухватилась, чтобы не упасть. Держится обеими руками за мой рукав и заходится. А как отсмеяться, говорит: «Ну, этому я никогда не поверю!» А я отвечаю: «Ты уж поверь, дядька и правда паршивый человек!» А она: «Нет, нет, на говори так!»

На этом месте Яак хватил кулаком по столу и говорит:

- Чудесная девушка это  твоя Кати! Трех лошадей, пять коров я за нее отдам и не пожалею. Нет, клянусь дьяволом, хутор отдам, в бобыли пойду, лишь бы она стала моей. В огонь бы пошел, в неволю.

Обернувшись к сыну, он взглядывает на Лийз и продолжает:

- Знаешь, Яан, я тебе не завидую! В ту пору, когда был у вас счастливый месяц, я частенько, бывало, подкрадусь к двери, слушаю ваше воркование и завидую. «Отчего, - думаю, - сам я не там сейчас, в той комнате, а Яан не здесь, под дверью?» А теперь я так уже не думаю. Если не Кати, никого другого я не хочу. Останусь до конца жизни несчастным вдовцом, и не будет моей печали ни конца ни края.

- Давно пора было отдать хутор, - вставляет Лийз.

- Ах ты, воронье племя, опять перебиваешь меня своим карканьем! - громыхает Яак. - Кажется, вечер сегодня кончится тем, что отберу я свои дорогие подарки и отдам Кати. И платок отниму, и отрез.

- Нет, только не это! - Лийз испуганно подбирает платок и материю, прячет в сундук, а ключ кладет в карман.

- Сегодня ты совсем не в духе, - замечает Яан, - шуток не понимаешь.

- Не понимаю, - согласился Яак. - Не до шуток мне сегодня, душа не принимает. Я же знаю, что мой сын не станет клянчить у меня хутор, потому что доходы делим по-христиански, всегда поровну. А если теперь твоя жена вздумает еще каркать и высказываться насчет хутора, то тебе, как человеку разумному и достойному сыну своего отца, придется перегнуть ее через колено и всыпать по первое число.

Сын Яан, который уже успел как следует надраться, немедленно с этим согласился.

- Лийз, - говорит он, повернув голову к жене, - сейчас же иди спать, не то и правда придется тебя слегка поучить.

- Вот это другой разговор, - кивает Яак, когда Лийз, не переставая ворчать, уходит из комнаты. - Такие речи мне по душе. Я вообще тобой вполне доволен, и если бы ты уладил еще и остальные дела, был бы тебе просто благодарен. Почему всегда должен говорить я один? Поговори и ты, Яан, втолкуй  Нипернаади, что об отъезде не может быть и речи, что мне  еще на недельку-другую нужна его Кати.

- Вот именно, - поддакивает Яан, - куда спешить, вполне мог бы остаться, еще немного побыть у нас.

- Нет, не останусь! - с неожиданной уверенностью заявляет  Нипернаади. - Знаю я, зачем это нужно. Вам Кати нужна, потому и не отпускаете.

Яак бухает кулаком по столу, зазвенели стаканы и бутылки.

- Ничего подобного! - восклицает он в сердцах. - Мне твоя Кати не нужна. То есть нужна, но Кати сама упирается. Сказала: «Даже не заговаривай, у меня Тоомас». Я на это: «А если Тоомас не женится на тебе?» И она ответила: «Тогда да». А я свое: «Ну, значит, я поговорю с Тоомасом». А она: «Поговори». Вот я и говорю, хочешь ты жениться на Кати? Если хочешь, то отвечай — да. А если нет, то у меня свои планы и Кати о них! Известно. Так-то вот. А теперь отвечай.

- С какой стати я должен отдавать тебе свою невесту? - удивленно вопрошает  Нипернаади.

- Дурак будешь, если отдашь, - откровенно отвечает хозяин Хансуоя. - Кати такая чудесная девушка, другой такой в целом мире не найдется. Эх, Яан, ты даже не подозреваешь, что значит хорошая девушка. Ты вот получил свою Лийз, но для чего — только для битья, ругани да как рабочую скотину. Верно я говорю или нет?

- Верно говоришь, - отзывается Яан. - Но Лийз хорошая жена, а лучше мне и не надо.

- Ты не знаешь, чего надо хотеть, глуп еще, - отвечает хозяин Хансуоя.

И они заводят спор, отец и сын, поднимаются, стоят друг против друга, как два вековых дуба, и бутылка с водкой кочует от  одного к другому.  Нипернаади, зевая, поднимается с кровати и выходит.

Он останавливается посреди двора: сверкает и лучится ночное небо. Тепло, тихо, слышно только, как хрумкают коровы да падают осенние листья. В амбаре еще теплится огонек.  Нипернаади подкрадывается ближе и заглядывает в щель.

На кровати сидит Кати, на коленях у нее новые туфли, платки, юбки, она гладит то одно, то другое, подносит к губам то одну, то другую туфельку. И глаза у нее сияют, щеки пылают, ей жаль расставаться со своими сокровищами. Видно, впервые в жизни у нее в руках такие несметные богатства, она чувствует себя прямо-таки королевой среди этой роскоши. Девушка наконец встает с кровати, расстегивает пуговицы, собирается погасить огонь, но тут ее взгляд снова падает на подарки и она бросается обратно. Подбегает, хватает одежды, платки и туфли и прижимает к кубам. Она счастлива и не желает расставаться со своим счастьем.

Заслышав стук  Нипернаади, она бросает всю драгоценную охапку  в изножье кровати, накрывает одеялом и идет открывать дверь.

- Ты — и так поздно! - покраснев, говорит она. - Я тебя не ждала.

- Неужели? - улыбается  Нипернаади. - А я подумал, может, ты захочешь рассказать мне о своей поездке?