Читаем без скачивания Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Нечего и рассказывать, - застенчиво отвечает Кати. - Яак ходил к врачу, а я стерегла лошадь. Вот и все.

- Эх ты, глупышка, - с укоризной говорит  Нипернаади, - отчего ты не хочешь показать мне свои новые туфли? А я-то радовался, думал, теперь уж Кати счастлива. А Кати-то не счастлива?

Девушка сгребает подарки с изножья кровати и выкладывает на сундук.

- Да вот они, - говорит она, отступая в сторону, словно одежда и туфли вдруг утратили для нее половину своей ценности.

- Ах, до чего хороши! Восклицает Нипернаади. - И все это накупил дядя?

- Не подумай плохого, - говорит Кати. - Я знать не знала, что он покупает это мне. Я думала — это для Лийз. Уже он и деньги уплатил и мы вдвоем сидели в телеге, только тогда дядя сказал, чтобы я себе взяла. А я — нет, я отказывалась. Тогда Яак сказал, что у него с тобой свои счеты, он, мол, востребует с тебя эту сумму. А ты ведь обещал купить мне одежду и башмаки, вот я и взяла, я же знала, что ты возместить дяде его расходы. Так что ты не смотри на эти вещи, как на дядины подарки, ты за них должен дяде заплатить.

- Разумеется, заплачу, - самолюбиво заявил Нипернаади. - И почему ты взяла так мало? Почему не купила еще себе и шелковую шаль, шелковую юбку? И туфель могла бы взять побольше, что значит одна пара по осенней грязи? И на голову могла бы купить что-нибудь, может, когда п придется надеть, в церковь там или на какой-нибудь праздник. Маловато купила, на деньги за моего быка могла бы себе и побольше позволить. Но все равно я рад — теперь тебе больше не мерзнуть, не стыдиться своей одежды. Скоро, значит, и к пастору съездим?

- Когда? - спрашивает Кати, вдруг враз подобравшись.

- Да хоть завтра, - смеется Нипернаади. - По мне-то хоть завтра.

Кати задумчиво разглаживает одежду и произносит:

- Завтра... не слишком ли быстро, к чему так спешить? Ты же знаешь, мне еще надо кое-что сшить. И со скотиной еще сколько забот и хлопот, управлюсь ли я с шитьем так быстро? Ты должен быть терпелив со мной, Тоомас. Я ведь из дому пришла совсем раздетая, ни рубашки порядочной, ни юбки. Теперь я хочу себе кое-что пошить. Знаешь, Тоомас, ты сам подумай, ну, пойду я с тобой к пастору оборванкой, люди крик подымут — хозяин Хансуоя посватал нищую.

- Пусть говорят, что хотят, мне все равно, - сказал Нипернаади.

- И все-таки, - не уступала Кати, - я не хочу, чтоб из-за меня пошли всякие разговоры. Да и ни к чему такая спешка.

- Значит, через неделю? - спрашивает Нипернаади.

Кати задумалась:

- За неделю я не успею ничего. Неужели сейчас так важно назначать какой-то день? Как буду готова — скажу тебе и поедем к пастору.

Нипернаади опустился на кровать, вздохнул:

- Странная ты девушка, Кати. Пока мы были в доме твоей матери, ты и дня терпеть не хотела, а теперь вот нисколько не торопишься. Может, есть тут какая-то причина? Мне кажется, что мой дядя нравится тебе больше, чем я.

Тут на глаза у Кати навернулись слезы.

- Как у тебя язык поворачивается говорить такое! - всхлипывая, воскликнула она и упала на кровать. Зарыла голову в подушку, плечи ее сотрясались в плаче. Нипернаади погладил ее волосы и сказал:

- Зачем плакать, Кати? Знаешь, я так тебя люблю, что ты могла бы даже выйти за моего дядю, раз он тебе нравится больше. Разве я не говорил тебе, когда мы шли сюда осенними ночами, что на моем хуторе найдешь покой и счастье? И если с моим дядей ты будешь счастливей, я оставлю хутор и уйду навсегда.

- О, великий боже, - с досадой воскликнула Кати, - ну как тебе объяснить — не нужен мне твой дядя, слышишь, и никогда не был нужен. Зачем ты его тычешь мне, нет у меня на это ни малейшего желания. И вообще ты очень странный, я тебя нисколечко не понимаю. Твой дядя давно уже трахнул бы кулаком по столу, глянул бы исподлобья и рявкнул: «Молчи, Кати!» А ты просишь, торгуешься, интересуешься, что я думаю. А я не умею думать, мне нужно велеть. Нет, Тоомас, если ты и дальше будешь так поступать, я с этим шитьем и к рождеству не управлюсь и к будущему летнем празднику не будет у меня обновки. А ты разозлись и вели: «Кати, чтоб завтра к утру весь наряд был готов, поедем к пастору — и никаких уверток и возражений, я этого сроду не терплю!» И если ты так скажешь, я пойму, ничего тут не поделаешь, живо примусь за шитье, буду шить ночь напролет и завтра к утру непременно буду готова. Если ты громко прикажешь.

- Кати, - рассмеялся Нипернаади, - завтра к утру твой наряд должен быть готов и мы едем к пастору, и чтоб никаких уверток и возражений, я этого сроду не терплю — слыхала?

Кати взглянула на Нипернаади и мрачно сказала:

- Нет, Тоомас, нет, не умеешь ты приказывать — ты будто и не рос на хуторе хозяйским сыном, будто не привык распоряжаться людьми. Ты словно ветер — бывает, беснуешься — буря бурей, а потом на недели прикорнешь под кустом и нет тебя. А женщине буря нудна всегда, она тогда счастлива, когда у нее над головой висит грозовая туча. В меру солнца и в меру дождя, но грозовая туча вечно над головой. И твой дядя это умеет. Он такой тяжеловесный, один ножищи чего стоят, когда он спрыгивает с телеги, я невольно хватаюсь за нее, боюсь, что земля вот-вот задрожит, закачается. Правда, Тоомас, ты бы подыскал ему жену, человеку лучше жилось бы и не ездил бы он так часто за водкой.

- Я ее уже нашел, - вздохнул Нипернаади.

Кати стремительно вскочила с кровати и со жгучим любопытством уставилась на него.

- Кто она, кто? - живо спросила она. - Хозяйская дочка с хутора или женщина постарше?

- Об этом еще рано говорить, - ответил Нипернаади таинственно и встал.

Разочарованная Кати уселась обратно на кровать.

- Вот ты какой, - раздосадованно сказала она, - с тобой невозможно разговаривать. У тебя от меня секреты, ты мне не доверяешь. А твой дядя не такой: спросишь — он ответит. Всю душу выложит, ничего не утаит. Нет, Тоомас, не верю я, что ты меня когда-нибудь посватаешь, еще там, во ржи не верила. Все боялась, что ты убежишь, бросишь меня под открытым небом. Да и как мен верить тебе, если ты даже в пустяках не доверяешь мне.

Нипернаади взъерошил девушке волосы и засмеялся.

- Ты как маленький ежик, всегда колючки выставляешь, - сказал он. - Но из таких выходят хорошие, порядочные жены.

Со двора донеслись возгласы и лай собаки.

- Тоомас! - звал хозяин Хансуоя. - Тоомас, куда ты подевался?

- Слышишь, какой ревнивый старик? - заметил Нипернаади.

- Иди, раз тебя зовут, - испугалась Кати. - Найдет тебя здесь, опять будут неприятности.

- Боишься его?

- Боюсь, - дрожа, ответила Кати. - Он такой большой и сердитый. Помнишь, как он вышел на быка? Иди, иди поскорей, я правда не хочу, чтобы из-за меня были неприятности.

- А я ничуть его не боюсь, - сказал Нипернаади, внезапно зевнув. - Больше того, я подумываю слегка его укротить. Пока меня не было,  он возгордился, куражится не в меру. Стану я терпеть этакого горлопана у себя на хуторе. Завтра же выставлю его из Хансуоя — пусть проваливает со всем своим добром, сыном Яаном, невесткой Лийз и прочими делами. Надоели эти вечные свары, спесь и бахвальство. Хочу, чтоб у меня в доме был покой.

- Тогда я тоже уйду, - сказала Кати и боязливо съежилась.

- Вместе с дядей? - спросил  Нипернаади.

- Нет, домой, к матери, - ответила Кати примирительно. - Не хочу смотреть, как ты выбрасываешь на улицу невинных людей. А лучше бы ты потерпел, дядя и так обещал поставить себе избушку  где-нибудь в сторонке. А выгонишь ты его с хутора, народ будет говорить, что из-за меня. Я так не хочу.

- Ладно, посмотрим! - уже мягче сказал  Нипернаади и вышел.

Хозяин Хансуоя стоял посреди двора и кричал:

- Тоомас, куда ты подевался, Тоомас?! Мне надо с тобой поговорить сегодня же.

Увидев перед собой  Нипернаади, он взял его за руку и увел в дом. Сын Яан уже дремал, привалившись головой к столу.

- Отдай мне свою девушку! - сказал хозяин Хансуоя. - Ты спас мне жизнь, ты меня вылечил, отдай еще и свою девушку. А взамен проси чего хочешь. Хочешь, дам шесть коров и трех лошадей? Хочешь, двадцать ваков земли дам? Хочешь, отдам тебе свой лес, строевой лес, ни одно дерево еще не срублено, хочешь? Принести документы и план моего хутора- записать что я продал хутор тебе? А может, оставишь Хансуоя мне и возьмешь векселя?

- Ты пьян и говоришь глупости, - сказал  Нипернаади, вставая.

- Я не пьян и не говорю глупости! - осердился хозяин Хансуоя.

- Да как ты сеешь говорить о Кати словно о какой-нибудь скотине на продажу!? - повысил голос  Нипернаади.

- Понятно, Кати не продажный скот, это понятно, - ответил хозяин Хансуоя. - Но я же должен как-то от тебя избавиться! Кати сама сказала: «Если Тоомас на мне не женится, пойду за тебя». Вот так она сказала.

- Но я ведь женюсь на Кати, - возразил Нипернаади.

- В том-то и беда, что женишься, - воскликнул хозяин Хансуоя. - А вот не женился бы — то-то была бы радость. Хочешь шесть коров и трех лошадей? Иди в хлев, выбирай какие понравятся и гони к себе на хутор. А я дам тебе записочку, что продал тебе этот скот и с благодарностью принял денежки.  Ох и несокрушимое у тебя сердце, черт побери, словно кремень. Ну что тебе стоит помочь мне? Жизнь спас, вылечил, отдай и Кати.