Читаем без скачивания Тоомас Нипернаади - Аугуст Гайлит

- Да, девушка со мной, - ответил  Нипернаади. - Это очень бедная, но очень милая девушка. Ей только и надо, что за скотиной смотреть, быть хозяйкой на хуторе. Я и подумал — возьму-ка я ее хозяйкой на свой хутор. Но я еще не знаю, пойдет ли она в хозяйки ко мне в Хансуоя, я ей об этом пока не говорил.

- А почему не скажешь ей об этом? - заинтересовался старый Яак.

- Не решаюсь, - ответил  Нипернаади. - У меня дома сердитый дядюшка, он сейчас наполовину хозяин моего Хансуоя. А приведу я девушку в дом, дядя может совсем озлиться. А ссоры я не хочу.

- Вон, выходит, как, - удивился старый хозяин. - Твоя девушка мне нравится, тихая такая, застенчивая. Не будь у меня этой страшной раны, я бы сам попробовал с ней потолковать. Значит, скотинку любит и хочет стать хозяйкой. У моего Яана тоже есть жена, та ни скотину, ни работу крестьянскую не любит. Изо дня в день только и хнычет, чтоб ей зингеровскую машинку купили. Шить хочет, рукоделием заниматься, в хлев чуть не палкой приходится загонять.

- Мою Кати из хлева не вытащить! - похвастался Нипернаади. - Вот приведу ее к себе на хутор, это такое сокровище, вмиг разбогатеть можно, и порядок она любит, чистоту, опрятность, лени и безделья не выносит.

- А водки, наверное, совсем не потребляет? - справился старый Яак.

- Ну ни капли, - отвечал Нипернаади. - Когда кто другой пьет, так даже отворачивается.

- У моего Яана тоже есть жена, - сказал Яак, - ох, она горькую любит. Если сядешь за стол, а ей сразу не предложишь, Лийз сама выхватит бутылку и свое возьмет. Все норовит с мужиками вместе на ярмарку, на рынок, а скотину оставляет на божье попечение. Не выйдет из Лийз хозяйки. Если не женюсь, так и останется Хансуоя без хозяйки.

- А моя Кати — чудесная! - радовался Нипернаади. - На десять уездов такой не сыщешь. Но уж и потрудиться пришлось, прежде чем я ее заполучил. Не слыхал о Пярыйыэском уезде, в трех днях пути отсюда? Три дня шагали с Кати, пока дошли сюда. Видишь, милый дядюшка, в какую даль приходится человеку забираться в наше время, чтобы найти себе умницу-жену. Девиц-то всяких хоть пруд пруди, а в жены ни одна не годится. Все этакие певчие пташечки, этакие морковки с гнильцой, носовым платочком обернулись, кто возьмет — в дураках окажется. А моя Кати чудесная, она издалека, из уезда Пярийыэ.

- Чего тебе не искать, - мрачно заметил старый Яак, - молодой, свободный. А попробуй-ка в мои годы порыскать, погляди, как понравится! Ох, чует мое сердце, останется Хансуоя без хозяйки!

Нипернаади вдруг поднялся и сказал:

- Ну и болтун же я, только время теряю! Давно пора в поле быть, как обещал. Да и тебе от разговоров пользы нет, тебе теперь надо отдыхать да спать. Я велю Кати тебя проведывать, может, чего-нибудь нужно. Ручки у нее нежные, проворные — ее заботами быстро поправишься!

- Дорогой, дорогой ты мой родственник! - воскликнул старый Яак вслед Нипернаади.

Нипернаади вышел во двор и остановился. Он был рад и доволен сегодняшним днем, он даже засвистал и поискал глазами свой каннель. Окажись тот под рукой, ох и сыграл бы веселый мотив! Господь услышал-таки его молитву, когда он позавчерашней ночью молился там, под открытым небом, возле ржаного поля.

Все еще может закончиться хорошо — или Кати уже не в хлеву и не радуется своей скотинке?

- Кати? -  Нипернаади подумал и тихонько вошел в сумрачный хлев.

Стадо уже выгнали в лес, но в углу хлева стоял теленок, и кати стояла перед ним на коленях:

- Как мне тебя назвать? - ворковала она, гладя и обнимая теленка. - Какое бы имя ты себе выбрал? Сиротка, Тулвуке, Синираа? Нет, не дам я тебе такое красивое имя — ты бычок. Сейчас-то ты смотришь на меня такими славными, влажными глазенками, сейчас ты маленький, молоденький, милый. Но скоро ты вырастешь, на голове появятся острые рога, глаза покраснеют, и ты нападешь на меня, как твой отец утром! Тут ты будешь свирепый дикарь и уже не поглядишь на меня, ту, что вскормила тебя молоком и зерном. Так, Сиротка, уже не будешь меня любить?

- Не буду! - со смехом ответил  Нипернаади. - Тут я тебе ка-ак дам!

Кати вскочила, попятилась от теленка и смущенно остановилась.

- Чего же ты испугалась? - спросил  Нипернаади.

Кати подошла, улыбнулась:

- Мужчинам вообще нечего ходить в хлев, им тут не место. И я думала, что ты уже давно в поле!

- Ничего, мои работники сами управятся с овсом, - самодовольно бросил  Нипернаади. - Дядя уснул, и я пошел искать свою Кати. А маленькая Кати стоит на коленях перед теленком и говорит ему нежности.

- У тебя прекрасный дядя! - в восторге сказала Кати. - Его сын и невестка мне не понравились, они трусы. А дядя чудный. Видал, как он вышел против быка, такой большой, страшно свирепый, в одной руке бутылка водки, в другой кнут? Все попрятались, один он не убоялся, встал перед быком, как великан. Я смотрела из ворот, и у меня дух перехватило — так было интересно и жутко. И сердце колотилось так быстро, того и гляди выскочит. Шутка ли выйти против озверелого быка и укротить его. Не наклонился бы твой дядя, не  схватил бы палку, бык еще бы и отступил!

- А меня видела, как я действовал? - спросил  Нипернаади, задрав нос.

- Ты, конечно, тоже, - отвечала Кати, - но твой дядя был неповторим! Горой накатывался на быка, и кнут в руках так и стрелял — бах! бах! В жизни ничего подобного не видала! Подходит к нему и кричит: «Моя скотина должна меня слушать! Погоди, - говорит, - я научу тебя вежливости и послушанию!» Здорово так сказал. А как ты думаешь, Тоомас, если б он схватил быка за рога, поставил бы он его на колени? Я думаю, поставил бы, обязательно. У твоего дяди, наверное, силища каткая, что и десятеро мужиков против него не устоят? Ну и великан, ну и силища, ничего похожего в жизни не видала. Вот это был поединок!

- А на колени быка поставил я, вот этими самыми руками, - заметил  Нипернаади. - У меня тоже кое-какая силенка имеется, так что сойдись мы с дядей, еще вопрос, кто кого!

- Ну, бык, положим, сам поскользнулся, - уточнила Кати, - ты, правда, живо воспользовался его оторопью  схватил за кольцо. Зачем ты говорил мне, что твоему дяде шестьдесят лет — на вид ему и сорок не дашь. Он еще такой молодой и сильный, даже сыну до  него далеко.

- Негоже тебе нахваливать этого старика, - сказал  Нипернаади назидательно. - Ты же его совсем не знаешь. Он злой человек, и мне с ним одна маета. Как позвал его из бани в дом,так он мне тут хозяина из себя корчит. Нет, я так думаю, поправится старик, встанет на ноги, вышвырну его отсюда вместе с сыном и невесткой!

- Тоомас, - воскликнула Кати, - ты сердитый, злой человек!

- Я вижу — старик тебе нравится, может быть, даже больше, чем я? - спросил  Нипернаади.

- Нет, нет, - зардевшись, воскликнула Кати, - ты совсем не так меня понял! Почему твой дядя должен  мне нравиться? Но смотреть и правда было здорово, - как он вышел против разъяренного быка. Я говорю только об этом, о схватке с быком. А если ты выгонишь старика, куда ему деваться? Да и сможешь ли ты так запросто его выгнать, сам говорил, что изрядно ему задолжал?

Нипернаади почесал в затылке, вздохнул и уже мягче ответил:

- Надо еще над этим поразмыслить. Долг этот в самом деле немалое затруднение.

- Ну вот, видишь! - обрадовалась Кати. - Под этой крышей всем места хватит. А если ты, как обещал, еще один дом поставишь, каждому будет комната. А батраки и девушки могут жить и в бане.

Тут она подошла к  Нипернаади совсем близко, застенчиво посмотрела на него и проговорила:

- Теперь я верю, что ты хозяин Хансуоя!

Глянула сверкающими глазами, отошла к двери хлева, остановилась на пороге и спросила:

- А все-таки не нужен ли дяде врач? Рана не очень опасна?

- Врач не нужен, - сказал  Нипернаади, - ты и сама его поврачуешь!

- Я? - испуганно спросила Кати. - Я не знаю, решусь ли вообще подойти к твоему дяде?

- Чего же ты боишься? - спросил  Нипернаади.

- Да он такой большой, такой сильный, такой огромный! - протянула Кати. - Рядом с ним я совсем потеряюсь. Знаешь, я посмотрела: у него рука больше, чем лопата для хлеба!

Вся неделя прошла в делах и хлопотах. В поле от зари до зари убирали хлеб. А поздно вечером, закончив работу, наскоро поев, усталые люди сразу ложились спать, часть не перекинувшись и словом. На осенние работы в Хансуоя наняли еще бобыля, так что на уборке постоянно было четверо мужчин и пятой — Лийз, жена Яана. Кати хозяйничала в доме, ходила за скотом, готовила и ухаживала за Яаком. Лийз, правда, брюзжала, что ее с мужиками выгнали в поле, а хозяйкой в доме совсем чужая, к тому же бедная девушка, но слушать ее брюзжание было некому и некогда. Чуть свет спешили на работу, а домой приходили затемно, сам Яак хворал, блаженствовал в постели, наказав Кати быть при нем неотлучно, стонал, жаловался на мучительные боли, хотя пустячная царапина уже давно зажила. И Кати, едва освободившись от хлопот, охотно сиживала на краешке кровати старика, кормила своего подопечного, поправляла подушки, пекла пироги и варила кофе. А старик следил за девушкой смеющимися, довольными глазами.