Читаем без скачивания Польская партия - Михаил Алексеевич Ланцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова сделал паузу. Помолчав.
Тишина.
Люди переглядывались, но помалкивали.
— Вопросы есть?
— А что будет с теми, кто откажется идти в штрафные роты?
— Их расстреляют. Вон там, — он указал на ближайший овраг.
Снова помолчали.
Осужденные почти все повернули голову в сторону оврага и внимательно в него всматривались. Там рядом стоял бульдозер. Чтобы его присыпать землей. И вольготно расположились бойцы с ручными пулеметами. Судя по всему, аккуратная пуля в затылок не была предусмотрена. Просто поставят на край и дадут очередь. Кто не умер сразу — сдохнет присыпанный землей. Тем более, что гусеничный бульдозер уж точно ее прикатает, чтобы плотнее грунт был и меньше дождем все вымывало. Поняли это не все, но многие. Пусть и отчасти. Но идею осознали поголовно — вон как побледнели.
— Кто хочет искупить свою вину кровью — шаг вперед! — по командному гаркнул Фрунзе.
Люди в этой мрачной тишине вздрогнули от слишком хлесткой фразы. Почти выкрика. Но, поборов мимолетное замешательство, шагнули. Все. С разной степенью уверенностью. Но все. Поголовно.
Нарком криво усмехнулся.
И не прощаясь ушел. А за личный состав будущих штрафных рот взялись «специально обученные люди». Им предстояло утрясти штаты будущих смертников. В том же, что они пригодятся, Фрунзе не сомневался. По данным разведки оборона резервной польской армии выглядела довольно крепкой. И там вот эти «ребята» были бы очень нужны. Хотя бы для отвлечения внимания…
Сам же Михаил Васильевич отправился домой.
К жене.
Которая ждала его к ужину. Ибо уже вечерело…
— Как прошел день? — спросила Любовь, наливая мужу чая. То есть, под конец совместной трапезы во время которой она старалась ему не мешать кушать и щебетала, рассказывала о всякой мелкой суете.
— Приемлемо.
— Их все-таки пришлось расстрелять?
— Нет. Поэтому на душе гадко. Не верю я в них. Боюсь, что перебегут на сторону врага.
— Это шанс. И для них, и для тебя.
— И для меня?
— Поверить в людей. В то, что все могут оступиться.
— Человек, который воровал на военных поставках — это не оступившаяся, заблудшая овца. Это натуральный козлище, который целенаправленно гадил, желая своим смерти и поражения. Хотя… возможно эта тварь и не считала бойцов РККА своими. Но в сортах говна, как ты понимаешь, разбираться себе дороже. Его надо смывать. Брандспойтом.
— Люди слабы.
— Особенно в своей безнаказанности.
— Понимаю, — устало улыбнулась Любовь. — Но ты им все равно дал шанс.
— Дал… из-за чего чувствую себя ужасно. Словно пошел на сделку с совестью. Их нужно было попросту расстрелять и забыть.
Супруга промолчала понимающе улыбнувшись.
Фрунзе же тяжело вздохнул. И отхлебнул чая.
Старое его увлечение пакетиками теперь уже не требовалось. Во всяком случае дома. Так как супруга, не привыкшая к ним, не ленилась заваривать чай хотя бы и на раз и только для мужа.
— Я с Луначарским сегодня разговаривала. — нарушив затянувшуюся паузу произнесла она.
— Насчет песен?
— Второй сборник прошел корректуру.
Фрунзе усмехнулся. Устало. И в чем-то даже грустно…
Борьба с ротожопами[1] в партии и правительстве была очень важной. Безжалостная борьба. Бескомпромиссная. Но без идеологической работы — это все было пустое.
Почему?
Потому что мало сделать «а-та-та» такому ротожопу. Мало его расстрелять, посадить или бесхитростно уволить. Нет. Любой и каждый должен понимать, из-за чего это произошло. Что этого ротожопа наказали за то, что пользу он если кому и приносит, то мухам. Так как генерировал много дерьма. Для остальных же он — опасный паразит. И убрали его с должности не из-за политической борьбы, а потому что он враг. И чтобы никто не испытывал никак пустых иллюзий и неоправданной жалости, открывающей лазейку для безнаказанности.
Это как минимум.
Лучше, конечно, углублять. Но для большинства простых обывателей этого вполне достаточно.
Кто враг? Он враг. Почему? Потому что сожрал и свой паек и твой. А ты работаешь и за него, и за себя, и за его брата.
К слову сказать, Михаил Васильевич, считал, что именно из-за засилья ротожопов во власти и появилось то чудовищное моральное разложение начала XXI веке. То болезненно массовое увлечение разными формами сексуальных извращений. Ротожоп ведь не может нажраться и это выражается буквально во всем. В том числе и в сексе, в котором он стремится потребить как можно больше как количественно, так и качественно. Ищет варианты и «новые блюда», в том числе и такие, которые можно только через задницу употребить. Но он же ротожоп. Ему не привыкать. А зачем вообще этот секс требовался ему давно не интересно. Да и не задумывается он об этом никогда. У него ведь интеллект моллюска. Разве моллюск задумывается о том, зачем он тут?..
Само собой, настоящая идеология, это не томик «краткой истории ВКП(б)» и не полное собрание сочинения Ленина. И даже не красивые выступления очередных «говорящих голов» на митинге.
Нет.
Отнюдь, нет.
Такая идеология нужна единицам душных людей. Да и то, больше для вида. Чтобы с заумным видом «парить мозги» окружающим. Абсолютное же большинство простых обывателей впитывает ее через художественный контент. Через книги, песни, фильмы, картины, игры и так далее.
При этом там — в XXI веке, Михаил Васильевич лишь под занавес своей первой жизни осознал, что бороться нужно не за сердца стариков, а за сердца юнцов. Идеологически. А потому те самые компьютерные игры, от которых обычно все нос воротят в приличном обществе, есть, наверное, самое важное и действенное средство пропаганды. Инструмент, позволяющий сформировать у подрастающего поколения правильный взгляд на мир. Уложить в их головы — что такое хорошо, а что такое плохо. Ну и так далее.
Но это ладно.
Это в XXI веке.
Сейчас же, в 1920-е годы, технические возможности диктовали несколько иной спектр инструментов продвижения идеологии. И Михаил Васильевич видел кроме кино, которое выступало, безусловным форвардом, очень важную роль музыки. Песен. И работал с этим вопросом плотно. Продвигая не только новые направления, но и сами тексты. Все что приличного смог вытрясти из своих воспоминаний он пытался записать. И после редактуры и обработки, бросал в массы. В надежде, что, хотя бы частью этого