Читаем без скачивания Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии - Федор Ошевнев

— Поздно теперь, — тихо сказал Сергей. — Живите, от нас не убудет…

— Нет, вы не подумайте, что мы какие-то… — удерживал Котов-старший Торова за руку. — Отлично ж понимаем, что вас под монастырь подвели. Секир-башка от начальства будет, а? — И московский папа фамильярно сжал ладонью лейтенантов локоть.

— Замнем для ясности, — поморщился Торов. — Спать пора.

— Конечно-конечно, — согнал фамильярность с лица Котов-старший, но локоть так и не отпустил. — Я просто сказать хочу: может, вам туфли импортные для жены надо… Или там косметику французскую, из деликатесов чего… Говорите прямо, связи кое-какие имеются, и по цене сделаем все по минимуму. Вы ж поймите: пол-Москвы знакомых, а здесь — ну хоть бы какая зацепочка…

— Ладно, — уже чуть ли не с ненавистью сказал Сергей, спасибо и — спать.

Сон, однако, не шел. Офицер лежал за ширмочкой, слушая, как на кресле-кровати и диване похрапывают гости: Котов-старший удивительно тонко, его супруга — значительно ниже, иногда с переливчатыми руладами.

«Прав все же, черт возьми, был замполит, — не покидала лейтенанта настырная мысль, — куда солдата ни целуй… И вообще: ни одно хорошее дело не остается безнаказанным. Прав, прав, прав…»

«Неправ, неправ», — не соглашалось с разумом сердце.

Утром на службе Торова ожидал полнейший разгром. Начало ему было положено на построении офицеров. Кратко подведя итоги воскресного дня, зам по тылу выложил на свет божий ночную историю, говоря о пьянстве Сергея с родителями солдата как об аксиоме.

— Спасибо, хоть рядового споить не успели, товарищ… пуфф… лейтенант, — закончил подполковник. — Санчасть проверила — пуфф… трезвый, как ни странно…

Затем Торова отозвал в сторону командир части.

— Не с того службу начинаешь, Сергей, — отечески поучал он. — Или считаешь: два обязательных года протяну, а там на «гражданку»? А вдруг передумаешь? Взыскание-то, оно служебную карточку, ой, не красит… Я тебе как отец скажу: даже сто граммов, может, и не такой великий грех, если это, конечно, не систематически и не в служебное время. Но не с отцом солдата, а тем паче — в собственной квартире…

— В чужом полуподвале, — мрачно поправил Сергей.

— То уже детали, — поморщился полковник.

— А куда ж мне, товарищ командир, их в таком разе везти-то было? — нехотя отозвался Торов. — Все ж гостиницы обкатали — и по нулям…

(Доказывать, что спиртного не пил, лейтенант даже и пытаться не стал: факт «установлен», сложившееся общественное мнение обжалованию не подлежит.)

— Ну… — запнулся на секунду командир части. — Да позвонил бы мне домой — глядишь, чего-нибудь с гостиницей и придумали бы.

— Это в первом-то часу ночи звонить?..

Командир части пригладил щеточку усов.

— В таком случае, Сергей, скажи мне откровенно: а чего ты, собственно, в это время сам, лично, на вокзал поехал.? Они тебе что — родственники, знакомые, кто-то за них попросил?

…Тот же вопрос, только в более грубой форме, задал Торову комбат в своем кабинете.

— Никак нет, впервые на перроне увидел, — возразил Торов.

— Врете! — отрубил, трахнув кулаком по столу, подполковник Баклаков. — Не верю в ваш дешевый альтруизм! Спиритус-вини на дурничку откушать захотелось — вот и весь сказ! И икоркой закусить! Ты как офицеров воспитываешь? — повернулся комбат к стоящему чуть в стороне от Торова майору Вепрееду. — Распустил роту! Они у тебя жратвой и водкой взятки берут!

Вепреед мгновенно побагровел — признак крайнего гнева.

— Это еще позвольте… — начал он.

— Не позволю! — заорал Баклаков, опять хватив кулаком по столу. — В моем батальоне — не позволю! И сей же час чтоб этих шелудивых родителей у тебя дома и след простыл! Увольнение ихнему сыну запрещаю! Слышите, оба? За-пре-ща-ю! А поскольку он совершил самовольную отлучку, сейчас выпишу записку об аресте — и белым лебедем на пять суток гауптвахты! Мои действия можете обжаловать хоть самому министру обороны!

— Насчет солдата — это, конечно, ваше право, — закусил удила и Сергей. — Только вот кому проживать в квартире, за которую я треть месячного довольствия своего денежного плачу, — решать буду сам. Или, может, вы под предлогом пользы для службы и моей женой распоряжаться вздумаете?

Подполковник Баклаков зашелся в таких ругательствах, на которые способен лишь человек, имеющий за плечами лет двадцать офицерской службы, а под конец, после крика: «Вон из кабинета!» — трясущимися руками полез за коробочкой с нитроглицерином…

«Последняя серия» разгрома Торовым досматривалась и выслушивалась в канцелярии роты.

Майор Вепреед прикурил сигарету, перехватил горящую спичку за погасший уже ее конец, предварительно послюнив пальцы; дождался, пока догорит и другой, и бросил изогнувшийся кусочек обугленного дерева в пепельницу.

— Гражданским ты, Сергей Николаевич, был, гражданским пока и остался, — внешне спокойно начал Вепреед. — Ну скажи, объясни, кой леший тебя погнал на вокзал? Обязан, что ли? Сам говоришь — нет. Тогда не понимаю. В уставе про родителей ничего не записано.

— Там записано, что надо вникать в нужды подчиненных, — угрюмо уточнил Сергей. — Я и вник.

— Ну ладно, ладно. Хотя, на мой взгляд, — это не в ту сторону «вникание», — усмехнулся Вепреед. — Только тогда давай и дальше к уставу действия твои примерять. Увольнительную — не выписал, с дежурным по части — не согласовал…

— Товарищ майор, так я ж считал, что замполит предупредит! Он же знал!

— В арифметике ты не силен, — поморщился Вепреед. — Считал, да плохо. Сам знаешь: ответственный по роте — лицо неофициальное, в уставе этой должности нет. Так что, хоть я замполита и не одобряю — мог, конечно, и он в дежурку перед уходом из подразделения звякнуть, но ведь не обязан… Отвечать за твою самодеятельность по большому счету тебе самому.

— А я что? Виноват — наказывайте, — выдавил Торов расхожую для подобных случаев фразу, не отрывая взгляда от останков спички в пепельнице.

— Накажем-накажем, уж за этим не заржавеет, — с прорывающейся злостью сказал Вепреед и вдруг повысил голос: — Ну а я чем виноват? Меня ведь тоже не обойдут! А рота, которую на всех совещаниях с дерьмом мешать будут? Подымите глаза, товарищ лейтенант! Набрали в армию сосунков, детский сад, мать вашу!..

— Вы не имеете права! — вскочил Торов со стула.

— Имею! — тоже поднялся ротный, выпрямившись во весь свой огромный рост: два ноль пять. — Имею, молокосос! Я в роте — царь, бог и хозяин и потому отвечаю за все! В том числе и за твое идиотское поваживание этих идиотских родителей! На черта они в армии вообще нужны? Солдата от службы отвлекать, из колеи выбивать накатанной? Мало того, любой из пап и мам со своими увещеваниями, а то и указаниями, если шишка на ровном месте, именно ко мне прется! «Помогите, посодействуйте, отправьте служить после „учебки“ поближе к дому…» По сто пятьдесят гавриков за набор, да два набора в год — к каждому хоть по разу приедут, посчитай, сколько гостей незваных по мою душу! Иные неделями возле части ошиваются! Да еще: «Не могли бы устроить в гостиницу, с билетом на самолет помочь?» Мне что, без того забот мало — вон, даже на воскресенья остается!