Читаем без скачивания Кудесник в городе богов - Денис Владимирович Морозов

– Сиди тихо и не высовывайся, – шикнула на него Звенислава. – Божества без тебя разберутся.

– Нет, я всех спасу! Иначе зачем я тут? – не унимался Немил.

Пока они препирались, претендентки на оставшийся пустым трон выступали с речами. Лада доказывала, что она станет мудрой правительницей, и приводила множество убедительных доводов. Речь Мокуши оказалась короче: богиня-труженица заявила, что решать судьбы миров для нее – слишком высокая честь, которой она недостойна.

Богини и боги внимательно слушали и горячо откликались на эти речи, а вот Вертопрах заскучал. Он выхлебал чашу с вином до дна и велел слугам наполнить ее по новой, после чего начал клевать носом. Уже через пару минут он дремал, безмятежно посапывая.

– Не похоже, чтобы он собирался напасть! – заметила Звенислава.

– Притворяется! – с возмущением ответил Немил. – Бдительность усыпляет.

Кудесник выбрался из своего укрытия, и, пользуясь невидимостью, начал вдоль стеночки пробираться в дальний конец зала.

Леля, юная дочь Лады, от души обняла и поздравила мать с новой почестью. Лада горделиво устроилась на престоле по левую руку от Рода.

– Теперь, если владыки не возражают, я хочу забрать тело супруга в родные чертоги, – смиренно выступила вперед Кострома.

– Не позволю! – выкрикнула Додола, становясь рядом с ней. – Мало того, что эта воровка увела у меня суженого, так теперь она и тело его хочет сжечь, чтобы скрыть свое преступление.

Богини и боги, сидящие на лавках вдоль стен, ахнули от негодования. Немил, с превеликой осторожностью пробравшийся сквозь толчею, замер.

– Скорбь моя по супругу слишком велика, чтобы отвечать на эти гнусные измышления, – бледнея еще больше, вымолвила Кострома.

– Как ты можешь бросаться такими словами, сестрица? – с укоризной сказал Род Додоле. – Мы все – члены одной дружной общины. Я понимаю твои чувства, но…

– Ничего ты не понимаешь! – перебила старейшину богиня радуги.

Присутствующие возмущенно загомонили – перебивать владыку считалось неслыханным бесчестьем. Однако Додола не замечала всеобщего негодования. Порыв гнева так увлек ее, что она не могла остановиться:

– Все знают, что Перун был моим нареченным. Мы собирались пожениться – такова была наша судьба. Мир богов кажется вечным и неизменным, поэтому мы не торопились со свадьбой. Но вот явилась эта проходимка и в одночасье охмурила моего ладу. Тот забыл про свою суженую и бросился к новой страсти, как будто его самого поразил гром. Ни за что не поверю, что тут обошлось без колдовства. Эта приблуда, должно быть, его приворожила. Кроме любовного приворота такую страсть ничем больше не объяснишь. Она вспыхнула внезапно, и привела к его гибели. Вот что бывает, когда отдаешься порочным страстям!

Дажбог покачал головой и отвернулся, давая понять, что эта свара ему не по нраву. Род в глубокой печали теребил серебристую бороду, и только Лада впилась в двух спорщиц таким взглядом, будто собралась пробуравить обеих насквозь.

– Наша любезная сестра обвиняет тебя в привороте. Что скажешь на это, сударыня? – осторожно спросил Кострому старец.

– Я бы вышла из себя от этих надуманных обвинений, если бы не понимала чувств, охвативших Додолу, – ледяным тоном произнесла Кострома. – Столько лет быть невестой славнейшего из государей, а потом вдруг узнать, что он полюбил другую. Это крушение всех планов, это несбывшиеся надежды. Как трудно признать, что возлюбленный отдал сердце другой! Поневоле припишешь такую беду ворожбе. Но я не боюсь обвинений. Наша новая государыня, Лада, лучше всех разбирается в любовных чарах. Пусть она осмотрит еще не остывшее тело Перуна и решит, подвергался ли он привороту.

– В самом деле, сестрица, ты теперь государыня, – обратился к соседке старейшина. – Вот и разреши этот спор. Докажи, что по праву заняла место среди владык.

Лада вскочила с престола так резво, будто сорвалась с привязи. Она сбежала по ступеням, откинула с носилок покрывало и принялась изучать бездыханное тело громовержца, пронося ладонь над его лицом и грудью. Все замерли и принялись вглядываться в то, как творит волшбу хозяйка любовных чар.

Немил воспользовался случаем и на цыпочках прокрался мимо последнего препятствия – воеводы Мстивоя, который отгораживал гостей от владычных престолов. Держаться на цыпочках для грузного Немила оказалось непросто, выпирающее брюшко перевесило, он покачнулся, взмахнул руками и легонько задел кольчугу воеводы, которая тихо звякнула.

Мстивой встрепенулся и принялся озираться по сторонам. Род приложил палец к губам, давая воеводе знак, чтобы тот не мешал. Немил восстановил равновесие и тихо прокрался дальше, к креслу Вертопраха, который беззвучно кемарил, свесив похожий на свиное рыльце нос.

Лада прикрыла корзном плечи Перуна и резко выпрямилась. Зал затих, ожидая ее заключения. Бледная, как полотно, Кострома казалась невозмутимой, в то время как лицо и глаза Додолы полыхали от ярких, горячих эмоций.

– Любезные братья и сестры, – возвысила голос Лада, – вне всяких сомнений, великий князь не подвергался любовным заклятьям. Никаких следов приворота я на нем не нашла.

Зал дружно ахнул и загомонил. Немил, уже подобравшийся к Вертопраху, вздрогнул, как будто его застали врасплох.

– Вот и славненько, – вздохнул с облегчением Род. – Приговор хозяйки любви сомнений не вызывает. Дело разрешено.

– Но это еще не все! – подняла руку Лада.

Все снова уставились на нее.

– Я не могу сказать, чем отравлен Перун – зелье слишком простое и вместе с тем неуловимое, – произнесла государыня. – Зато могу точно сказать, что лишить жизни бессмертного бога не может даже оно. Перун не умер.

– Он еще жив? – привстал со своего престола Дажбог.

– Не совсем так, – отозвалась богиня. – Он ни жив и ни мертв. Он как будто уснул смертным сном, но еще есть надежда его разбудить. У нас остается время до конца этого года, после к жизни его будет уже не вернуть.

– Но до конца года остались считанные недели, – сказал Род.

– Да, всего три недели, и подойдет к концу этот злой месяц чернец, в который сама судьба обрушивает на нас несчастья, каких мы и не ждали. Но знайте: великого князя хоронить еще рано. Пока он всего лишь усоп, но еще может воскреснуть.

– Какое счастье! – громко воскликнула Кострома.

Ее щеки порозовели, а глаза стали теплыми и голубыми. Род спустился с престола, подошел к ней и обнял по-родственному, как дорогую племянницу.

– Нам подарили надежду, – сказал он Костроме. – Используем отпущенное время с толком. Оставим великого князя под надежной охраной в самой мощной из крепостей, какую только видели все три мира – в Белой веже. Там никто к нему не подберется.

Кострома так расчувствовалась, что лишь молча кивала. По щеке ее пробежала горячая слеза.

Разбуженный радостным гомоном,