Читаем без скачивания Закаспий; Каспий; Ашхабад; Фунтиков; Красноводск; 26 бакинских комиссаров - Валентин Рыбин

- Да, конечно, - рассудил тихо и хладнокровно Фунтиков. - Руки вымыть недолго. Ну, садитесь, комиссар, поговорим по-человечески.

- Ничего, постою...

- Садитесь, когда вам приказывают. Не заставлять же мне моих людей, чтобы усадили вас насильно!

- Хорошо, я сяду, но не задавайте мне вопросов - сначала выслушайте меня. - Полторацкий сел к столу, скрестил на груди руки. - На что вы рассчитываете, господин Фунтиков, идя ва-банк? Вам удалось обмануть рабочих Асхабада и Кизыл-Арвата - их силами вы пошли громить Советы. Но ведь не сегодня-завтра обманутые рабочие поймут, что с Фунтиковым им не по пути, и вы останетесь с кучкой недобитых офицеров, с разоренными кланами старых дворян и мелкими буржуйчиками! Вся эта шваль выброшена на свалку истории - как можно на нее рассчитывать?

- Так ли, гражданин Нарком? - не согласился Фунтиков, откинулся на спинку стула, покрутил казацкий ус. - Рановато вы нас выбросили на свалку. Судя по тому, как вы себя ведете, вы просто плохо осведомлены о том, что делается в России. Почему бы нам не рассчитывать на атамана Дутова, если его казачья вольница целиком очистила от большевиков Оренбург и Урал? Очищен от большевиков Кавказ. Только в Баку еще держится Советская власть, но она тоже, как и здесь, в Туркестане, дышит уже на ладан. В наших руках Крым, Дон, Поволжье. С нами белогвардейские сотни и чехословацкий корпус, с нами вся Европа и Америка. Нам всего-то осталось - разгромить Советы в Чарджуе, Самарканде, Ташкенте, а потом мы соединимся с Дутовым и двинемся на Москву.

- Это неисполнимые мечты, господин Фунтиков. - Полторацкий усмехнулся. - Сила не в этом разношерстном сброде, а в пролетарском духе народа. Взяв в свои руки власть, он уже никогда не отдаст ее богачам.

- Не много ли теории, Федор Андрианыч? - заметил Доррер. - У меня такое впечатление, что вы пытаетесь переубедить комиссара. Не лучше ли вынести приговор и привести его в исполнение.

- Не спешите, Алексей Иосифович, - раздражаясь, возразил Фунтиков. - Пусть жажда кровной мести не застилает вам глаза... Павел Герасимович, я оставлю вас в живых, если примете наши условия. Они легко выполнимы, надо только захотеть выполнить их. Сегодня же вы объявите по всей железной дороге приказ о полном подчинении всех Совдепов Закаспийскому исполкому.

- Ну и наглец же вы, Фунтиков! - возмутился Полторацкий. - И не стыдно вам, жалкому пигмею, так разговаривать с Наркомом?

- Уведите его! - Фунтиков ладонью хлопнул па столу и встал. - Бросьте в одиночку. Даю вам, Полторацкий, ровно сутки на размышление!

- Да бросьте вы, Федор Андрианыч, какое еще размышление. Надо расстрелять его - и немедленно!- вновь загорячился переполненный ненавистью к комиссару Доррер.

Полторацкого увели. Фунтиков налил из самовара в пиалу чай, отхлебнул глоток, вытер вспотевший лоб рукавом, заговорил поучающе:

- Извините, граф, но только теперь мне становится понятно, почему Жорж преуспевал больше вашего. Вы - мельче его. Даже гнев у вас мелок. Не смерть комиссара Полторацкого мне сейчас нужна, а открытая дорога до самого Оренбурга. Комиссара мы расстрелять успеем, никуда от нас не денется. Сейчас нужен свободный, беспрепятственный путь. Надо склонить на нашу сторону всех железнодорожников - в Байрам-Али, Чарджуе, Кагане, Самарканде, Урсатьевской, наконец, в Ташкенте. Граф, я прошу вас, не ставьте мне палки в колеса, занимайтесь своим делом. Схвачен редактор местной газеты, председатель ЧК Каллениченко...

- Да, господин Фунтиков, это такая мразь - он арестовал и отдал военному трибуналу за хищение оружия лучших наших боевиков, - сказал полковник Наибов. - Пуля по нему давно плачет.

- Вот и займитесь им, граф... А вы помогите ему, Наибов... Вам, господин Зимин, приказано идти на телеграф и связаться по фонопору с байрамалийским Совдепом. Скажите им, что я хотел бы завтра встретиться с ними.

- Слушаюсь, господин председатель...

Зимин возвратился минут через двадцать, радостно доложил:

- Разговаривал с председателем Совдепа Панасюком - он согласен, только боится посылать своих парламентеров сюда, в Мерв. Договорились провести переговоры на разъезде, между Мервом и Байрам-Али. Завтра, ровно в двенадцать. С их стороны парламентариев возглавит член Совдепа Матвеев. Стороны, то есть паровозы, на которых будем ехать на переговоры, должны остановиться в трехстах метрах друг от друга. Обе стороны выбрасывают белый флаг и по три человека от нас и от них идут навстречу друг к другу. Охраны не будет.

- А если устроят засаду? - усомнился Фунтиков.- Сейчас я им нужен не меньше, чем Полторацкий. Ликвидировав меня, они сразу перейдут в наступление.

- Вы можете взять с собой боевиков - они залягут с обеих сторон железной дороги.

- Хорошо, господин Зимин, завтра отправимся вместе. Нет ли сведений из Тахта-Базара? Я послал туда к полковнику Зыкову господина Дохова с отрядом. Надо любым способом завладеть арсеналом Кушки и как следует вооружить наши дружины. Давно ли вы виделись с генералом Востросаблиным, и вообще, как он настроен?

- Он - хуже любого большевика, господин председатель. - Зимин пренебрежительно скривил губы. - Большевики, благодаря своей рабской крови, терпеливы и даже могут пойти на какие-то уступки. Но Востросаблин - дворянин. Большевик-дворянин, представляете! Он гладит по головке босяков, но на нас, эсеров, смотрит с брезгливостью и проявляет крайнее неуважение.

- Скотина золотопогонная, кто бы мог подумать! - Фунтиков задумался. - Неужели ему милее холод и голод, чем достаток и роскошь? Этого я никак не могу понять. У него было все, чтобы жить припеваючи - ездить на балы, содержать любовниц, выезжать в Европу, а он связался с босяцкой партией! По-моему, он рехнулся... Как ты думаешь, Зимин?

- Определенно, в какой-то степени рехнулся. Да и ведет себя так, словно Кушка - пуп земли, а он король этого пупка...

Шум на перроне постепенно стал ослабевать. Толпы разошлись на покой - легли спать в зале ожидания, в железнодорожном парке, на скамейках и под деревьями. Только часовые ходили по перрону, останавливаясь то возле штабного вагона, то возле буфета, где сидели арестованные красногвардейцы. Фунтиков ушел в купе и, не раздеваясь, лег...

На другой день, ровно в двенадцать, на дрезине прибыл он с Зиминым на переговоры. Паровоз байрамалийских большевиков уже стоял в условленном месте. Едва остановилась в трехстах шагах белоэсеровская дрезина, из окна паровоза помахали им белым флагом и спустились по лесенке трое.

- Пойдемте, - сказал Фунтиков, приглашая Зимина и телохранителя Макаку.

Парламентеры остановились в трех шагах друг от друга. Матвеев сказал:

- Мы требуем от имени байрамалийского ревкома и от Наркома Туркестанской Автономной Советской Республики выдачи комиссара Полторацкого и немедленного восстановления Советской власти в Асхабаде и Мерве,

- Вот как, - усмехнулся Фунтиков. - В таком случае, примите и наши условия. Комиссар Полторацкий будет возвращен, когда рабочие Байрам-Али, Чарджуя и других городов Туркестана предоставят асхабадцам возможность беспрепятственно проехать до Ташкента.

- Мы не имеем таких полномочий, - ответил Матвеев. - Такой вопрос по силам только самому Туркестанскому Совнаркому.

- В таком случае, переговоры считаем законченными. Сообщите о моих требованиях Колесову. - Фунтиков со своими делегатами развернулся и зашагал к дрезине. Шел, скрипя зубами и сжимая кулаки. - Ничего, скоты, они еще пожалеют... Макака, скажи Дорреру, чтобы сегодня же организовал суд над комиссаром.

- Есть, Федор Андрианыч.

Вечером Полторацкого вновь привели в штабной вагон. Здесь его поджидала вся эсеровская свора. Приговор был уже готов. Фунтиков сидел за столом, опершись на локти, почесывал щеки.

- Даем вам последнее слово, Полторацкий. Вы обвиняетесь в узурпаторстве, в присвоении власти, в рас праве над временным комиссаром Закаспия Георгием Доррером... Суд помилует вас лишь в том случае, если перейдете к нам, примите нашу программу действий и будете бороться против Советской власти.

- Какие громкие и какие жалкие слова! - Полторацкий усмехнулся.

- Это все, что вы хотели сказать?

- Да, все...

- Суд выносит обвиняемому комиссару Полторацкому смертный приговор. Кто за это решение - прошу поднять руки.

Подняли все.

- Уведите, - распорядился Фунтиков.

На этот раз его повели не в глухую одиночку камеры, а в железнодорожный тупик, где стоял красный товарный вагон. Боевики распахнули дверь и, втолкнув комиссара в теплушку, задвинули дверь и повесили замок. Полторацкий огляделся. На полу солома, в верхнем углу зарешеченное окно и рядом плошка со свечой. Вероятно, кто-то здесь уже сидел. «Это мое последнее пристанище, - подумал он. - Отсюда уведут на расстрел. Вероятно, ночью, чтобы никто не видел. Ночью пустят пулю в лоб, и никто - ни Колесов, ни другие товарищи и друзья - никогда не узнают, где я был расстрелян. Уйти из жизни, не попрощавшись ни с кем - как это жестоко... Надо сообщить о себе. Сообщить немедля!» Мысль эта словно оглушила его и разлилась теплой кровью по сердцу, - он вспомнил, что враги по чистой случайности забыли вытащить из его кармана блокнот. Полторацкий быстро достал его и жадно посмотрел на зарешеченное окно, через которое проникали последние лучи вечернего солнца. «Надо быстрее - через пять... десять минут станет темно, и вслепую не напишешь!» Он сел на солому, положил блокнот на колено и стал быстро писать: