Читаем без скачивания «Ваше сердце под прицелом…» Из истории службы российских военных агентов - Михаил Ефимович Болтунов

Войдя (в кабинет Берии. — М.Б.) я по-военному отрапортовал: «Полковник Мильштейн явился по вашему приказанию». В комнате царило молчание, никто не ответил на мои слова.

…Начался допрос. Берия хлестал меня вопросами, как кнутом. Обращался он ко мне исключительно на «ты».

Допрос превращался в какую-то зловещую игру. Он произносил какое-нибудь имя и тут же требовал быстрого ответа, все время пытаясь сбить меня с толку.

В конце концов Маленков прервал Берию, произнеся своим тихим и усталым голосом:

— Лаврентий Павлович, я думаю пока хватит. Не будем терять время. На сегодня отпустим полковника.

Берия ему не ответил. Молча еще раз перелистал лежащую перед ним справку и махнул мне рукой, давая понять, что я свободен.

Я вышел в коридор взмокший, опустошенный, взволнованный и только в машине немного пришел в себя. Все завершилось благополучно, а могло быть иначе, особенно если бы я им чем-то не понравился. И тогда прощай работа, да что там работа — семья, товарищи, да и сама жизнь».

Вот такие непростые признания. А, собственно, почему Берия так пристрастно допрашивал Мильштейна?

Дело в том, что, работая в центральном аппарате ГРУ, Михаил Мильштейн побывал с инспекторской проверкой легальных резидентур в США, Мексике и Канаде в мае — июне 1944 года.

В ходе проверки выяснилось, что военный атташе и резидент военной разведки в Канаде полковник Николай Заботин безоглядно доверял своему шифровальщику Гузенко. Он взвалил на лейтенанта всю служебную переписку, доверил ему свой личный шифр. Тот снимал копии с документов, а материалы, которые следовало уничтожать, оставлял у себя.

В нарушение всех инструкций Гузенко с женой и сыном жили не в посольстве, а на частной квартире, в городе. Это при том что шифровальщик является одной из самых охраняемых и оберегаемых фигур, выходит из посольства всегда в сопровождении. В Оттаве все было по-другому.

Оказалось, что Гузенко имел доступ к сейфу Мотинова, заместителя Заботина по оперативной работе. Все это немало удивило и поразило Мильштейна. В канадской резидентуре, по сути, были нарушены все писаные и неписаные законы разведки.

Разумеется, Мильштейн приказал перевести Гузенко с семьей на территорию посольства и восстановить все в соответствии с требованиями секретности и безопасности. К сожалению, ничего этого не было сделано.

По возвращении в Москву Мильштейн доложил начальнику военной разведки Ивану Ильичеву о своих подозрениях, что Гузенко готовится к побегу. Хотя и добавил, что у него нет конкретных данных обвинять шифровальщика.

На что он услышал лишь упреки Ильичева, что нельзя безосновательно подозревать кого-либо.

Несмотря на гнев Ильичева, Мильштейн о своих подозрениях доложил и начальнику отдела кадров полковнику С. Егорову.

Все это, видимо, и спасло полковника Мильштейна. Не доложи он, его бы арестовали и скорее всего посадили бы.

История перебежчика и предателя Гузенко характерна не только тем, что он искалечил, изломал жизни десятков людей (за решетку попал даже его начальник Заботин, с женой и сыном), но и явился (не поворачивается язык назвать его первой ласточкой), скорее, первым коршуном-предателем в корпусе военных атташе.

Насколько мне известно, в 40‑е годы таковых, за исключением Гузенко, не было. В 30‑е оказался один — Александр Александрович Соболев, военно-морской атташе в Швеции и одновременно в Финляндии в 1928–1930 годах. Он из старых царских офицеров, артиллерист, лейтенант. После революции перешел на сторону большевиков. Служил начальником оперативного отдела Волжской военной флотилии, старшим флаг-секретарем при штабе командующего Морсилами Республики, начальником оперативного отдела штаба Морских сил Черного и Азовского морей, начальником штаба Морских сил Каспийского моря.

В 1925 году Соболев назначен военно-морским атташе в Турцию, в 1928‑м — в Швецию.

В апреле 1930 года должен был выехать в Москву для назначения на работу в НКИД, но остался в Швеции. Опубликовал письмо с отказом возвратиться в СССР. Военная коллегия Верховного суда СССР объявила Соболева «вне закона с конфискацией имущества за присвоение крупной суммы денег и отказ вернуться в СССР».

Выдал ли кого Соболев, неизвестно. Прошло 15 лет, наша страна одержала самую великую победу. И вот в 1945 году, на пике славы Советского Союза, шифровальщик Игорь Гузенко совершил предательство.

Справедливости ради надо сказать: среди военных атташе в послевоенный советский период предателей было немного, а точнее — всего один — генерал-майор Дмитрий Поляков. Остальные служили помощниками или офицерами аппарата военного атташе.

Среди них полковники Олег Пеньковский и Владимир Васильев, подполковник Геннадий Сметанин, майор Анатолий Филатов, капитан Виктор Резун, старший лейтенант Александр Иванов.

Самый разрекламированный и мифологизированный из них «спаситель мира от ядерной войны» Олег Пеньковский. Он проработал, к счастью, на разведки США и Великобритании всего полтора года, Сметанин — два года, Филатов — три с половиной, Васильев — четыре.

Но, разумеется, всем предателям предатель, «драгоценный камень в короне» американской разведки, как они сами называли его, это — Дмитрий Поляков. Четверть века трудился он во благо Соединенных Штатов Америки.

Правда, следует отметить, что военным атташе он стал уже будучи агентом ЦРУ. Что ж тут скажешь? Это большая удача наших противников в холодной войне. Подчеркну, именно удача, так как вербовать Полякова не пришлось. Он был так называемым, инициативником.

В 1961 году, работая в США под прикрытием должности начальника секретариата представительства СССР в Военно-штабном комитете ООН, он обратился к руководителю американской военной миссии генералу О’Нейли и попросил о встрече с сотрудником разведки США. Такая встреча была организована. Представитель спецслужб Соединенных Штатов, назвавшийся Джоном, сказал, что не верит Полякову и считает его подставой. И он тут же попросил назвать имена шифровальщиков