Читаем без скачивания Обноженный - В. Бирюк

Красиво.

Полная правда! Кроме мелких мелочей.

«Артельщики… выволокли обе лодьи…, наставили на дроги и повезли к Днепру…».

Мне бы так: нигде, ни на одном волоке нет прямого выхода в Днепр. Только — в притоки.

«Повезли»… В 19 веке маленькие лодочки возили волами на телегах вокруг Днепровских порогов. Так там — сухо! Там земля — до каменной крепости высыхает! А здесь… то пески, то глина, то болотина. Или — всё разом.

Не хочу никого обижать, но вытащить варяжский драккар или кнорр на песчаный обрыв Касплянского озера… Не, сдуру можно и хрен сломать. Но на Днепровских порогах похожие кораблики не на берег тащили, а по воде пускали. Даже с риском разбить о камни.

Бечевник… Тут никто «Святую Русь» с «Доброй Старой Англией» не перепутал? С «Милой Голландией»? С «Прекрасной Францией»? Это там — каналы.

А у нас… У нас снег идёт! Потом — лежит. Потом — тает. В.Д. Иванов родом из Самарканда, там — арыки, мог и не знать.

Высота подъёма воды в половодье даже в этих лесных местах, где снег сходит медленнее, чем в открытой солнцу степи — 6-10 метров.

«Где талию делать будем?». В смысле — тропу для пары лошадей. По сухому? По гребню борта речной долины? А какой длины нужен канат? От края долины до русла? А изгибы русла в границах речной долины? Канат на всю ширину долины? У Каспли, например, долина от 300 метров до трёх километров. Так что здесь таскают: лодку или три версты верёвки к ней?

Речка — не канал, русло — серпантином. Из-за которого лодка должна временами идти едва ли не поперёк долины.

Это хорошо, если русло поворачивает к лошади. К тому чудаку, который думает, что «бечевой заработок, доступный, легкий…». Но столько же поворотов есть и в обратном направлении — от упряжки. И чем ты на таком участке тащить будешь?

«К тому добавить работу по поддержанию бечевника, которую делали общими силами все, кто занимался промыслом, каждый в своём месте…».

Убиться и не жить! Бечевник — сотня вёрст! На которых, помимо собственно тропы, по которой идут лошади, где нужно засыпать ямы, перекинуть мостки через промоины и овраги, убрать бурелом… нужно ещё вырубить кусты между гребнем долины и руслом. А растут там ива, да осина, да ольха. Быстро растут.

Для понимания разницы в ощущениях местного жителя и пришлого горожанина вспомним Энгельгардта:

«Когда я два года тому назад приехал в деревню, то первую же весну разливом реки у меня промыло плотину и так испортило дорогу, что я, как петербуржец, думал, что по ней и ездить нельзя. Конечно, я скоро убедился, что можно ездить по всякой дороге, потому что если нельзя проехать в телеге, то можно проехать на передке, — весною обыкновенно крестьяне ездят на тележном передке, на ось которого ставится небольшая корзинка, — а верхом или пройти пешком всегда можно; но тогда, когда я был еще внове, услыхав, что староста предлагает проезжему помещику, который желал перебраться на ту сторону реки, переехать на нашей лошади верхом, причем убеждал, что это совершенно безопасно, потому что лошадь умна, осторожна, привычна, знает дорогу и переплывет где глубоко, — я был крайне смущен и порешил, тотчас, как спадет вода, поправить дорогу и заделать прорву в плотине».

Что для местного — «дорога»: пройти же ножками можно! — то для купца — бездорожье: упряжка в несколько лошадей, с тяжелогруженой ладьёй на прицепе — не пройдёт.

Профессоров Петербургского университета здесь ещё нет, заделывать прорвы — некому. А новогородцы — сами такие же. Тысячу лет(!) они бились об Волховские пороги.

«Приблизительно две трети общего падения Волхова от Ильменя до Ладоги приходится на девятикилометровый участок Гостинопольских порогов, где река стремительно мчалась вниз при высоте отвесных берегов в 30 метров.

Именно наличие в низовьях Волхова порогов — едва ли не главная причина возникновения Старой Ладоги».

Если кто забыл: именно в Старую Ладогу изначально призывали Рюрика. Именно из-за этих каменюк в реке и пошла «рюриковизна» по Руси.

В 19 веке на этих порогах тонуло 5–6 судов. Каждый год! И — ничего. «На всё воля божья». Потребовался Ленин, чтобы написать — «Волхову быть». И — сделать. В условиях Гражданской войны и послевоенной разрухи — 10 лет.

«Все, кто занимался промыслом…». А конкретно?

Ну что за псевдо-аристократический подход?! Типа:

— Эй! Человек! Как тебя там… сходи и сделай…

Хлопуша у Есенина кричит:

   «Проведите, проведите меня к нему,   Я хочу видеть этого человека!».

«Я хочу видеть этого человека!» — который это дело делает. Объясните — почему? Из страха, за жалование, в ожидании прибыли, в надежде на царство божие…? Кто этому человеку ставит задачу, указывает фронт работ, составляет график исполнения, контролирует результат, отрабатывает нештатные ситуации…

— Экие мелочи! Само сделается… мужички там… сами собой… «шнурки» у меня смышлёные… не об чем беспокоиться…

«Нет мотивации — нет продукции». Ну это ж все знают! Так почему не применяют знания к реальности?

Ну-ка, делаем «умственный эксперимент».

Вот живёте вы в версте от железной дороги. И занимаетесь, очевидно, по аналогии с В.Д. Ивановым — «железнодорожным промыслом». Типа: стоите на бугре и показываете проезжающим голую задницу. Потому что никакого другого удовольствия или, там, прибыли от них — у вас нет.

А вот вред от лодейщиков на реке быть может: луга потопчут, рыбу половят, дерева порубят… Да и тебя самого… за холку и в лодку. Сперва под плетью задарма на вёслах наломаешься, потом гречникам — двуногим эквивалентом десятка коров пойдёшь.

Похвастался голой задницей, явил миру храбрость и остроумие свои и — бечь быстренько! А то ведь озлобятся и, не дай бог, на берег сойдут. Тут такой промысел пойдёт… Уже не волоковый, а божий.

Можно сделать бечевник понизу. Вдоль русла. Очень даже хорошо: канат короткий, тропа вместе с руслом поворачивает, эпюра сил правильнее — вверх тянуть не надо…

Ага. И — в морду. Потому что вдоль русла идут заливные луга.

Русская народная мудрость: «где ольха, там сена вороха». И топотать по ним — никто не позволит.

Каждую весну нижний бечевник будет заливать. Потом его надо ремонтировать и чистить. Кому надо? Купцу, который за тысячу вёрст живёт? Чудаку с малолетними мозгами, который тоже за сотню вёрст проживает?

В 18 веке прусский король запретил ремонтировать дороги у себя в королевстве. От чего в стране образовалось множество постоялых дворов и придорожных кузниц. Которые платили налоги в казну. Потому как повозки ехали медленно и часто ломались.

А ещё таким образом повышалась обороноспособность королевства: любая вражеская армия застревала в прусском бездорожье.

Русские мужички не глупее прусского короля. А уж ломать спины, чтобы кто-то, за сотню вёрст, получил лишнюю серебрушку… «ищи дурака» — русское народное пожелание.

И ещё одно: «На волоке не одна артель, не две, не три. Замешкаешься — отобьют заказчика».

Не-а. Сегодня ты — «отбил заказчика», завтра тебе соседи — почки отобьют. Заказчик — как та снежинка: «была и нету», а с людьми надо жить. А то тебе при ежегодной жеребьёвке наделов община даст в покос кустарник:

— Так ты ж у нас шустрый! Вот и попрыгаешь. С косой вокруг кустиков.

«Естественная монополия» на волоках складывается… естественно. Работают-то местные. Соседи, родственники. Конкурировать с роднёй?! Ты сегодня у шурина клиента увёл, ночь жена в подушку проплакала: ей проигравшие в… конкурентной борьбе — все свои… эмоции высказали. Завтра тебе на стол такие помои подадут…

— Кушай дерьмо, миленький. Нет? А чего ж ты сам гадости людям делаешь?

Пришлых артельщиков… Да их и на двор не пустят! Ни корма, ни крова, «лесу им — ни прута».

Конкуренция есть не между артелями на волоках, а между разными путями. Но и тут выбор не столько в ценах, трудах, сроках, сколько в головах лодейщиков: оторвут или нет.

Похоже, поэтому восточный ход и процветает. Устье Каспли западнее — на границе трёх земель: Смоленской, Полоцкой и Новгородской. На границе всегда не слава богу: или война, или разбой. А восточный ход идёт через Торопец аж до Ловати только по Смоленским землям. Под одним хозяином, пока он в разуме, ходить безопаснее.

— Левые — суши вёсла, правые — навались. Поворачиваем, Хмость.

С довольно широкого Днепра входим в ещё более широкое болото. Из воды торчат какие-то палки, кусты… Полоса чистой воды постепенно сужается, и вёрст через пять идём уже по нормальному руслу.

— И долго нам так ещё?

— Греби боярич. Сам на вёсла напросился. Ещё сто вёрст. С гаком.

Гребу. «Эх раз, ещё раз, ещё много-много раз» — наше исконно-посконное занятие.

Можно, для забавы, пересчитать гребки в вёрсты. Ежели, к примеру, считать гребок за 4 метра хода, то получается… много. А ежели за 10 метров — то меньше. Но всё равно — дофига. Ежели считать гребок в 2 секунды, то получаем на сотню вёрст часов 14. Непрерывной… гребли. Штатный вопрос: кто такой «гр»? Штатный ответ: гражданин. Который исполняет свой гражданский долг: выгребает. Или — угрёбывает.