Читаем без скачивания Сиверсия - Наталья Троицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сева, ты выстрелы слышал, когда полз назад?
– Не было выстрелов.
– Уверен?! – Алина ухватилась за эту подробность, как за соломинку.
– Понимаешь, в замкнутом пространстве подземелья любые звуки чрезвычайно усиливаются. Даже звуки шагов слышны на очень значительном расстоянии. Звук выстрела в подземелье – как удар по барабанным перепонкам. Можно глухим остаться. Не услышать невозможно.
– Где находится то место, куда вы дошли?
– Прямо под заводом. Двести тридцать четвертая галерея к нему ведет.
– Сколько автоматчиков ты видел?
– Было человека четыре, я думаю. Ребята нарочно долго через лаз выбирались, чтобы я уйти сумел. Двоих я видел, но по голосам вроде бы четверо было. А вообще, черт их знает!
Состояние Гордеева едва вытягивало на хлипкую троечку.
К машине подошли трое в штатском.
– Гордеев, надо ехать.
Он послушно сел на заднее сиденье «Волги», махнул Алине рукой. Заурчал мотор, машина резко сорвалась с места и исчезла за углом.
Ведищев радовался, как мальчишка.
– Молодец! Классно сработала! По коньячку – и монтировать!
В машине было тепло.
– Куда мы теперь? – спросила Алина, жестом отказавшись от предложенного коньяка.
– Ты – домой. Все самое интересное будет утром, когда ФСБ проснется.
Ведищев хитро улыбнулся, отхлебнул коньяк из пузатой фляжки, выдержал паузу.
– Постой, Сергей, в своем репортаже в десять вечера ты говорил, что в освобождении будет принимать участие СОБР. Это структура МВД.
Ведищев кивнул.
– Соображаешь, пресса! Но это старая информация. От своего источника в СОБРе я узнал, что все полномочия по ведению операции забрали себе чекисты. Так что, – подытожил Ведищев, – не все так просто, – он деликатно зевнул. – Но. Но… Мы ничего до утра не узнаем. До утра ничего не будет.
– Что ты думаешь обо всем этом?
Ей было важно знать его мнение. Ведищев был профи. Его репортажи из Чечни в первую и вторую войну, из Приднестровья, Косова, Абхазии были всегда обстоятельны и компетентны. Он обладал репортерским чутьем, знанием логики развития событий, а работа преимущественно в горячих точках научила его понимать и предугадывать тактические ходы спецслужб.
– Начнем с того, что ни в одной стране мира не допускаются прямые трансляции с мест таких событий. Но у нас демократия. Снимай, пожалуйста! В другой стране просто бы убрали камеры. Телевидение дает прекрасную возможность быть в курсе всех происходящих событий! Помнишь Дубровку? Благодаря телевидению не только боевики, но и их командиры в Чечне, и зарубежные спонсоры видели все своими глазами, вносили по телефону оперативные коррективы в действия этой уголовной мрази! Два месяца прошло, но история нас не учит. На ошибки, и свои, и чужие, нам начхать! «Даешь прямой эфир!» Мы морозим задницы и выдаем эти прямые эфиры. Не сумел снять – профнепригоден. Сегодня за ночь я взял восемь интервью. Алина, я давно мешу грязь по бездорожьям нашей необъятной Родины и за ее пределами, много понюхал пороху, но одного понять не могу: люди, по каким-то причинам ставшие народными избранниками, оказывается еще и суперпрофи в антитерроре. Они капают на мозги спецам из штаба по освобождению заложников, откровенно мешают им, превращая спецоперацию в предвыборное шоу. Смотри, – Ведищев ткнул пальцем в стекло, – с умным видом митингуют вокруг канализационного люка, через который ушли спасатели, а их помощники за нашим братом бегают. «Снимите босса!» Еще и приплатить готовы за говорящую голову в прайм-тайм. У восьми таких «героев-освободителей» сегодня брал интервью. А куда деваться? Как ты считаешь, мне больше заняться нечем?!
– Серюнь, не парься. Сейчас «нашинкуем» депутатов на сорок секунд, – пообещал оператор.
– Они и этого не стоят! По городу ввели план «Гроза». Установили оцепление и здесь, и на заводе. Куда ни глянь, милицейское усиление, – хладнокровно продолжал Ведищев. – К сгоревшему заводу лакокрасок пригнали дивизию имени Дзержинского с бронетехникой. Скажи мне, зачем? Идет симуляция активных действий на фоне отсутствия четкого плана действий. От этих потуг заложникам ни жарко, ни холодно. Вывод хочешь?
– Хочу.
– Наш российский бардак – самый лучший бардак в мире!
Оператор Миша нарочито громко кашлянул.
Ведищев спохватился.
– Прости. Ты спросила. Я ответил. Заводи, Миша! Девушку домой отвезем, потом на студию, кассеты в монтаж отдадим и к пожарникам на завод поедем. До семи надо – кровь из носу – успеть. Иначе мой человечек сменится, и через два оцепления мы ни за что не прорвемся. Будем без инфы куковать.
– Спасибо вам, ребята. Вы езжайте. Вы и так всю ночь возитесь со мной.
– Провожу.
– Не надо. Позвони мне!
Через площадь, вдоль кольца оцепления она шла к брошенной напротив парка машине. Ей хотелось только одного: поскорее убраться отсюда, спрятаться от людей и выплакаться вволю.
У машины Ведищев догнал ее.
– Мне только что позвонили. Спецподразделение «РОДОН» закончило тренировку на аналогичном объекте в районе «Речного вокзала».
– «РОДОН»? Что это?
– «Российский десант особого назначения». О нем сам Господь мало чего знает. Работают по миру. Везде. Спецоперации не разглашаются.
– Куда же попали наши ребята, если «РОДОН» привлекают?
– Предварительно начало операции назначено на десять часов. Через два часа.
– Долго она длится, эта операция?
– Алина, такие операции не длятся больше пары минут. Готовятся долго.
Ведищев помог ей сесть в машину.
– Все будет хорошо. Ты только верь.
– Я верю. Что остается…
Красная «Мазда» летела по пустому утреннему МКАДу с запредельной для скользкой дороги скоростью сто пятьдесят километров в час. Зазевавшиеся от утреннего безделья гаишники глядели ей вслед, сокрушенно качая головами: «Быстро едешь, тихо понесут…»
Холодная луна одиноко висла над крышами. Ни облачка. Ни дуновения ветра. Заиндевевшие ветки деревьев искрились колючим, неживым светом. Таким же неживым светом реклама била в глаза. Ни единого прохожего, редкие встречные автомобили. Мир затаился, замер, будто в ожидании неминуемой беды.Рыжий КамАЗ стоял поперек шоссе. Всего двадцать минут назад в результате касательного столкновения он завалил на бок к разделяющему встречные потоки барьеру пассажирскую ГАЗель. Врачи двух скорых оказывали пострадавшим первую помощь. Движение вынужденно осуществлялось по единственной свободной крайней правой полосе.
Инспектор ДПС Егор Серебряков еще издали заметил красную иномарку, приближавшуюся к месту ДТП. Водитель-лихач вел машину с опасной скоростью, точно не видя препятствия, целя в копошившихся у скорых людей. Мгновенно оценив ситуацию, Серебряков кинулся навстречу машине.
– Сворачивай! Тормози! – на бегу кричал он, размахивая жезлом, словно водитель красной иномарки мог его услышать.
Пустая, однообразная дорога сквозь пелену слез дрожала и плавилась. Бил холодный озноб. Мысли путались и неслись вне пространства и времени. Вдруг огромный черный дог выскочил прямо перед машиной и кинулся в молниеносном прыжке прямо в лобовое стекло. Алина инстинктивно вжала педаль тормоза в пол, обеими руками уперлась в рулевое колесо, ожидая неминуемого удара. Машину закрутило волчком и швырнуло в гору снега, которую только что нагреб грейдер, расчищавший площадку перед постом ДПС.
– Это ж надо так ужраться! – присвистнул старший лейтенант Серебряков.
Он снял шапку и рукавом вытер со лба капли холодного пота.
– Злодей! Чуть будку нашу не снес! Виноградов, пойдем на место имения! – походкой «хитренькие ножки» Серебряков направился к машине.
Тревожная зыбкая тишина. Сознание рыбой плавает в мутной холодной воде. Изредка над водой появляются лица. Они размытые и беспомощно шевелят губами, не издавая ни звука. Лица то резко появляются, то так же резко исчезают.
– Борис Сергеевич, она опять потеряла сознание! – сказала фельдшер.
– Зина, голову, голову поддержите. Осторожней! – скороговоркой произнес врач. – Теперь, господа гаишники, кладем ее ровненько на носилки и в скорую.
Инспектор Серебряков растерянно смотрел на бесчувственное тело молодой женщины.
– Док, жить будет?
Врач раздраженно махнул рукой.
– Закройте дверь, молодой человек.
Серебряков послушно захлопнул боковую дверцу и присел на ступеньку в салоне скорой.
– С той стороны, пожалуйста! – рявкнул док и, уже фельдшеру: – Чего ты возишься, Зина?! Дай шприц, сам введу.
– Вы куда ее? – спросил Серебряков.
– В пятую. Все, инспектор, вылезай. Поехали.
Серебряков стоял посреди шоссе и сосредоточенно смотрел вслед удалявшейся скорой.
Перед глазами была одна и та же картина: разбитое левое боковое стекло «Мазды», сквозь проем видно неестественно бледное очень красивое лицо, ручеек крови вдоль уха. Он отстегнул ремень безопасности, и бесчувственное тело молодой женщины упало ему на руки. Женщина открыла глаза, посмотрела на него, что-то прошептала и склонила голову ему на плечо, словно просила помощи и защиты.