Читаем без скачивания Сиверсия - Наталья Троицкая

– Егор! Оглох что ли?

Серебряков резко обернулся. Виноградов подозрительно покосился на него.

– Ты как, нормально? На тебе лица нет.

Серебряков кивнул. Он будто впервые увидел и эту дорогу, и лежавшую на боку ГАЗель, и КамАЗ, и людей, копошившихся подле.

– Держи. Кровь вытри, – Виноградов протянул ему комок белого снега и показал на окровавленный рукав форменной куртки.

Серебряков тупо крутил комок в руках, глядя то на него, то на дорогу, по которой ходил туда-сюда, причитая, пьяный водитель ГАЗели.

– Урод, иди сюда! – рявкнул ему Серебряков. – Уйди, говорю, с проезжей части! Раскатают тебя, как бобика! Иди в «будку», объяснения пиши! Скройся, чтоб я тебя долго искал!

– Чего рот раскрыл? Машину на эвакуатор грузи! Нам дорогу освобождать надо! – крикнул Виноградов эвакуаторщику. – Егор, – он внимательно посмотрел на напарника, – давай по пять капель. У меня фляжка коньяку в бардачке.

Черный «Форд-Фокус» остановился перед парадным входом школы № 234. Одетый в штатское генерал-лейтенант Иван Андреевич Гамов гулко хлопнул дверцей машины и не по возрасту легко стал подниматься по ступенькам.

На генерале был черный строгий костюм, безупречная белая рубашка, черный в тон костюму галстук, с неброским рисунком из косых белых полосок, черное осеннее пальто нараспашку и белый шелковый шарф. То, что одежда явно не по сезону, Гамова совершенно не заботило. Его мужество и сдержанность, его худощавая вытянутая фигура, выразительный профиль, красивые седые волосы невольно вызывали ассоциацию с генералом Иваном Вараввой из всеми любимого фильма «Офицеры».

– Здравия желаю! – боец у входных дверей замер в приветствии. – На второй этаж, пожалуйста. Лестница справа от входа, – четко отрапортовал он.

Гамов кивнул, вошел внутрь, осмотрелся и свернул направо. Звук его шагов гулким эхом разлетался по пустому школьному коридору. За приоткрытыми двустворчатыми стеклянными дверями он увидел лестницу и по ней стал подниматься на второй этаж.

Он внимательно смотрел на портреты русских писателей в тонких металлических рамках, на цветы, густой зеленью обрамлявшие перила по всей их длине, на стертые детскими ногами ступени и ловил себя на мысли, что чего-то главного недостает. Он на секунду остановился, обернулся. Коридор внизу был по-прежнему пуст. Наконец, он понял: детских голосов недостает, детского шума, гама, детской возни. Гамов улыбнулся и вспомнил внука.

– Дедусь, Бог сотворил вселенную за шесть дней, я надеюсь, твои планы менее амбициозны… – внук прильнул к нему. – Я тебя год не видел, а батя за мной уже четвертого приедет.

Он ласково погладил мальчишку по темно-русым волосам.

– Служба, внук. У тебя будет лишний повод задуматься, стоит ли в суворовское идти. Ведь нормальной жизни, в обывательском смысле, у военных не бывает.

Внук сердито засопел, потом заявил с вызовом.

– Дед, хоть ты не наседай! Мамка меня врачом видеть хочет, батя в банкиры определил. А я как ты хочу!

– Тоже хочешь внука в Новый год бросать и на работу идти, когда все празднуют и отдыхают?

– Он поймет…

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – отрапортовал дежурный.

В руке он держал глобус.

Импровизированный пост дежурного оборудовали прямо в коридоре второго этажа, у лестницы, притащив из кабинета географии учительский стол, на котором все еще лежали сложенные высокой стопкой контурные карты.

– Максим, глобус-то тебе зачем? – спросил Гамов.

Всех бойцов отряда «РОДОН» он знал не только в лицо и по фамилиям, но и по именам.

– Так скучно же, Иван Андреевич! – выпалил Новеньков и тут же поправил себя: – Я хотел сказать, товарищ генерал, они там, в классе, заседают, а мы – «собаки войны»…

Гамов пошел к кабинету географии, из которого доносились приглушенные закрытыми дверями голоса. У дверей он на несколько секунд остановился, отметил про себя: «Хрыпов заканчивает доклад», – и вошел внутрь.

Увидев Гамова, Хрыпов прервал доклад, вытянулся по стойке смирно, скомандовал:

– Товарищи офицеры!

Аудитория стала вставать, трудно выбираясь из-за парт.

– Сидите-сидите, – Гамов остановил жестом присутствующих. – Продолжайте полковник Хрыпов. Вы – руководитель штаба, руководитель всей операции. Я послушаю.

Гамов сел «на камчатке», за единственную незанятую школьную парту.

Кабинет успели обустроить для нужд штаба. На доске, во всю ее ширину, висела подробная карта района, на пододвинутой к доске парте был оборудован мобильный пункт связи, возле которого спиной к аудитории сидели два радиста. Слева, у окна, была установлена антенна в виде внушительных размеров тарелки. На первых двух партах в ряду у двери установили компьютерную технику.

Вместо учеников за партами сидели дяди, в чине не ниже подполковника, и двое в штатском, не считая самого Гамова. «Медицина…» – для себя отметил Гамов.

– С оцеплением, эвакуацией людей из близлежащих домов и учреждений мы решили. Пожарникам все ясно? – Хрыпов в упор посмотрел на сидящего перед Гамовым плотного седого полковника.

– А мне уже вторые сутки все ясно, – ответил тот. – Оно горит, мы тушим!

Хрыпова передернуло.

– Дисциплинка у вас, Звягин, – ехидно сказал он. – Вот передадут вас МЧС, кончится ваша вольница!

Гамов посмотрел на форменную куртку Звягина, то здесь, то там обпачканную гарью и сообразил, что запах дыма в классе от нее.

– Сомов, вы безотлагательно проведите дополнительное изучение района с соседями. «Центроспас» выделяет вам весь соседский резерв. Района они не знают. В общем, Андрей Сергеевич, организация их работы на тебе.

– Есть! – коротко ответил сосед Звягина.

– Передали тебя МЧС, и кончилась твоя вольница, – склонившись к уху Сомова, сказал Звягин.

– Напиться бы… – ответил тот.

Хрыпов постучал кончиком авторучки по столу, требуя тишины.

– Вроде бы все обсудили. Вопросы?

– Вы нам время начала операции скажете?

– Все узнаете в свое время, – коротко ответил Хрыпов. – Еще?

Двое мужчин, которых Гамов окрестил «медициной», о чем-то оживленно спорили между собой. Потом один, что помоложе, поднял руку.

– Вот нам, людям в белых халатах, так и не ясно после вашего почти часового выступления, будете вы газ применять или нет, и если будете, какой именно? – с некоторой горячностью начал он. – И главное, что является антидотом к нему? Чтобы не вышло, как на Дубровке.

Хрыпов мельком взглянул на Гамова и скороговоркой произнес:

– Тасманов, это – закрытая информация.

Доктор не удовлетворился ответом, не сел на место, наоборот, он вышел из-за парты и теперь стоял рядом с Хрыповым перед аудиторией.

Тасманову было тридцать восемь. Он относился к той редкой породе людей, которых называют жизнелюбами. Высокий, стройный, темноволосый, с простым, открытым, симпатичным лицом и черными глазами, общительный, одаренный талантом нравиться людям. Никому и в голову бы не пришло, что этот, скорее похожий на популярного киноартиста, мужчина является заведующим реанимационным отделением только что созданного Центра медицины катастроф.

– Сейчас Алексей научит его Родину любить, – тихонько сказал Сомов Звягину.

– Ты его знаешь?

– Вместе в командировке были в Армении, когда там трясло. Врач от Бога. Он тогда местную власть всю на уши поставил, организовал сеть полевых госпиталей. Сколько народу за него Бога молят…

Тасманов начал сдержанно, тоном вынужденного объяснять человека, но по мере того, как говорил, его речь становилась все эмоциональнее, убедительнее, он говорил так, точно хотел, чтобы каждое сказанное им слово все присутствующие запомнили навсегда.

– Восемь утра сейчас. Зачем мы здесь, усталые вы мои? Мы не будем освобождать заложников. Я уверен, спецы отработают на совесть. Без нас. Одна из наших задач – спрогнозировать последствия и быть к ним готовыми. Я – врач. Моя задача позаботиться о заложниках сразу после их освобождения. Для этого я должен знать, сколько примерно их будет, какой объем и характер помощи им потребуется. Следовательно, я должен просчитать, сколько и каких специалистов привлечь, как проинструктировать медперсонал, какими медицинскими препаратами и техникой я должен располагать. Вы, уважаемый руководитель штаба, меня такой возможности лишаете. А значит, вы лишаете заложников – это могут быть не только спасатели, но и рабочие завода, получившие ожоговые травмы – шанса на спасение их жизней. Ситуация напоминает мне спасение пассажиров с тонущего в Арктике корабля. Когда их выбрасывают за борт, прямо в ледяную воду, без плавсредств и спасательных жилетов!

Хрыпов не выдержал:

– Алексей Кимович, вы слова подбирайте!

– А я на Дубровке два месяца назад слова подбирал. Сначала слова подбирал, а потом трупы!

– Что значит «лишаю шанса на спасение жизни»?