Читаем без скачивания Сиверсия - Наталья Троицкая

Хрыпов не выдержал:

– Алексей Кимович, вы слова подбирайте!

– А я на Дубровке два месяца назад слова подбирал. Сначала слова подбирал, а потом трупы!

– Что значит «лишаю шанса на спасение жизни»?

– Я поясню. Если будет применяться газ, это вызовет бессознательное состояние. Если нет, бессознательное состояние может наступить по другим причинам, например, травма, физическая или психологическая. Человек без сознания может задохнуться от западания языка, от рвотных масс или потому, что рот и нос чем-то перекрыты. Если с самого начала предпринять немедленные действия для восстановления дыхания, человек возвращается в нормальное состояние. Чем позднее принять такие меры, тем меньше у человека шансов остаться живым и здоровым. Если человек находится в состоянии гипоксии достаточно долго, головной мозг необратимо поражается. Я хочу, чтобы вы поняли – необратимо! Если мы в отделении интенсивной терапии даже наизнанку вывернемся, мы не сможем его вывести из состояния комы. С точки зрения медицины неотложных состояний, если пациента не удается вернуть в сознание достаточно быстро, например, введением антидота, то его необходимо интубировать и держать на искусственной вентиляции до тех пор, пока сознание не вернется. Значит, нужны в достаточном количестве реанимобили. У нас здесь нет нужного оборудования для реанимационных мероприятий.

– Мы вам скорые пригнали. Алексей Кимович, чего вам не хватает? – спросил Хрыпов.

– Во-первых, вам выделили машины по принципу: возьми, Боже, что нам не гоже. Две трети из них обычные буханки, где нет реанимационного оборудования. А во-вторых, моя беседа с экипажами скорых показала, что ни один врач, не говоря уже о среднем и младшем медперсонале, не имеет представления, что и в каком порядке следует делать в ситуации оказания помощи при массовом поражении, при мультитравме, то есть о системе ATLS [39] никто из них слыхом не слыхивал.

– Что вы предлагаете? – спросил до того молчавший Гамов.

Аудитория зашумела. На Гамова стали оборачиваться любопытные.

– Простите, не имею чести знать, кто вы, – вежливо сказал Тасманов.

– Скажем, я серый кардинал при руководителе этого штаба.

Тасманов умел улавливать нюансы.

– Вариантов всего два. Первый. Мы срочно вызываем обученных по системе ATLS сотрудников нашего Центра и сажаем по одному в каждый экипаж скорой, но тогда дайте нам время, хотя бы час.

– А вы не могли бы сами провести инструктаж с экипажами скорых по вот этой системе, я не запомнил аббревиатуру? Вы же врачи. Вы поймете друг друга.

Гамов старался говорить спокойно и доброжелательно. Он давно усвоил, что в любой ситуации, даже самой тупиковой, нужно искать конструктивное решение, а не драть горло. «Чем выше тон, тем меньше профессионализма», – любил он повторять подчиненным. Гамов принципиально не признавал мата в общении с подчиненными, хотя по собственному опыту знал, что задача, поставленная матом, усваивается яснее и четче выполняется.

– Научить?! – изумился Тасманов. – За час или два совершенно невозможно. Это же система, методики! Нужен определенный уровень подготовки.

– А какой второй вариант? – спросил Гамов.

– Применение второго варианта предпочтительно, если пострадавших будут не поднимать непосредственно наверх в месте обнаружения, а транспортировать по подземным коммуникациям какое-то время. Вы же врачей с собой на штурм не возьмете! Но реанимобили все равно в достаточном количестве нужны на последнем этапе. Итак, в армейских индивидуальных медицинских пакетах есть большая английская булавка. Находящемуся без сознания пострадавшему булавкой прокалывают язык через его боковые поверхности, вытягивают его изо рта и закрепляют булавку за воротник. Это простейший и надежный способ предупреждения западения языка и гипоксии.

– Варварство … – сказал кто-то.

По аудитории пронесся шум обсуждения. Кто-то даже брезгливо поморщился.

– Проколотый язык заживет за несколько дней, – Тасманов усмехнулся. – Зато жизнь будет спасена. Вы можете узнать об этом способе на любой кафедре военно-полевой терапии. Я проинструктирую спецназовцев. Да, я думаю, они об этом способе знают. Воинская часть у нас рядом. Позаимствуйте индивидуальные пакеты. Надо штук тридцать, чтобы с запасом. Уверен, проблем с военными не будет, особенно у вашего, уважаемый Серый Кардинал, ведомства. Ибо, как говорил Суворов: «Любого интенданта через год можно смело вешать»!

Хрыпов вновь посмотрел на Гамова, но у того вопросов больше не было. Тогда Хрыпов сказал:

– Мы решим эту проблему в рабочем порядке. Что-то еще?

– Замените буханки реанимобилями, пока есть время. Я ничего лишнего не требую. Поверьте мне, комбинированные поражения, включающие отравление угарным газом, термотравму кожи и легких, относятся к категории крайне тяжелых поражений, часто с летальными исходами. Поскольку пусковым механизмом смертельных исходов при этих поражениях является гипоксия вследствие поражения системы «кровь-легкое», в комплекс интенсивной терапии надо безотлагательно включать инфузию перфторана и лаваж перфтораном пораженных легких. А пока мы будем в буханках, не оснащенных реанимационным оборудованием, через наши московские пробки транспортировать пораженных в стационар, они наберут дополнительные баллы шокогенности. Дайте мне реанимобили! Если вы меня не услышали, вас можно смело судить за преступную халатность, повлекшую смерти пострадавших. Спасибо за внимание!

Хрыпов обернулся к помощнику.

– Лядов, займись, немедленно. Этот доктор не оставит нас в покое. Еще вопросы? Сверим часы. Сейчас восемь двадцать. Двухчасовая готовность. Работаем.

Как только члены оперативного совещания освободили кабинет, его тут же заняли «технари», которые перенесли из соседнего кабинета математики груду бумажных, свернутых в рулоны чертежей зданий и подземных коммуникаций. Со знанием дела они сортировали чертежи, раскатывая их партах. Две парты в ряду у окна они сдвинули вместе, превратив в рабочий стол. На них были перенесены несколько чертежей, положены карандаши и бумага для расчетов, установлен компьютер. Создав себе условия для работы, не обращая никакого внимания на присутствующих, «спецы» склонились над чертежами и о чем-то стали негромко спорить.

Тем временем Лядов вел переговоры с военными. Переговоры проходили с переменным успехом. Сначала военные дали добро и пообещали выделить необходимое количество индивидуальных пакетов. Потом оказалось, что они не могут найти прапорщика со склада. В конце концов прапорщика нашли мертвецки пьяным после встречи Нового года, но не смогли разбудить. Потом военные долго не могли решить, ломать замки на складе или нет, относится ли ситуация к чрезвычайной или нет.

Наконец, Лядов сказал Хрыпову.

– Индивидуальные пакеты сейчас привезут.

Гамов встал из-за парты, неспеша снял пальто. Пальто было осенним, но никто не помнил, чтобы генерал, будучи в «гражданке», даже в самый лютый мороз ему изменял. Гамов положил пальто на стул, на котором только что сидел, и подошел к технарям. Он слушал их рассуждения и смотрел в окно на зарождающийся рассвет, смазанный отражением в стекле ярко освещенного кабинета.

Хрыпов работал с помощниками, с которых то строго спрашивал, то давал указания, то выслушивал их доклады и доклады радистов.

Генерал выждал завершения этого неизбежного при подготовке любой операции этапа, направился к двери, на ходу коснувшись плеча Хрыпова.

Беседуя вполголоса, они шли по полутемному коридору третьего этажа. Коридор был абсолютно пуст, пустыми были и помещения расположенных здесь классов.

– Когда ты ожидаешь результаты тактической разведки?

– С минуты на минуту, Иван Андреевич, – с готовностью ответил Хрыпов, очевидно этого вопроса он ждал и к нему был готов.

– Кого послал старшим?

– Майора Андреанова.

Генерал одобрительно кивнул, улыбнулся.

– Что? – тут же спросил Хрыпов, скорее не увидев, а почувствовав эту улыбку.

– Это в первую чеченскую было. Андреанов тогда ротой командовал. Ты же знаешь, мы воевать в городских условиях тогда не умели, долбили нас боевики почем зря. Сидели по подвалам полуразрушенных пятиэтажек, голодные, холодные, и материли все, что движется. Боевой дух был на двойку с минусом. Утром тряслись от холода, вечером от голода тошнило. Воды было в обрез. Ни умыться, ни побриться. Да и не хотелось красоту наводить. Многие ребята тогда усы и бороды поотпускали. Командование не запрещало. Григорий тоже усы и бороду отпустил и стал точь-в-точь вылитый чеченский полевой командир. Он же смуглый, волосы черные как крыло ворона, хоть и русский до десятого колена. Возвращается он по утру с хлопцами с задания, два наших поста прошли. Ну, само собой, почти дома. Расслабились. А пароль цифровой был. Без наших заморочек, конечно. Например, пароль «Восемь». Часовой с устатку, с ночи, орет им: «Стой! Пароль – два». Андреанов вычитает из восьми два и кричит отзыв: «Шесть!», спокойно двигаясь дальше. Приближаются наши герои на расстояние визуального контроля внешних данных, тут часовой видит обросшего Григория, его черные глаза, его смуглую кожу да как заорет: «Духи!». И из автомата давай поливать. Хорошо, что салага совсем, стрелять толком не умел. Да и АК-74 у него был, не чета нашему «Никонову» [40] . Отдачей автомат в сторону-вверх кинуло, ребята залегли. Андреанов фляжку свою достает, а она у него в виде РГ-шки была, кидает в часового, орет: «Граната, ложись!». Тот на землю, ну, тут его Григорий-то и скрутил. И смех и грех… С того дня бриться Григорий стал регулярно. А солдатика того, часового, Григорий потом из этой же фляжки водкой отпаивал.