Читаем без скачивания Тени предательства - Джон Френч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О нем писали. Читать он не умел, но все же улавливал смысл в печатных строках на клочках газетной бумаги или в тексте, пробегающем по экрану. Он выучил местный язык без всяких усилий, сам не зная, как. Понимание просто пришло к нему, и он ощущал, что так и должно быть.
Они называли его мстителем. Убийственным эхом Эры Нежеланных Законов, бродящим по городу. Призраком со Старой Земли, беспокоящим ночные улицы. Для начала они дали ему имя, чтобы их страхи обрели лицо. А вскоре имя превратилось в проклятье.
Ночной Призрак.
Призраком он скользил по собору, этому грандиозному обиталищу фальшивого божества. Он бесшумно полз по сводчатому потолку, скрываясь там, куда не доставал свет факелов. Королева-жрица, владычица этого монументального сооружения, обирала свою паству. Она лишала их денег, свободы и самой крови. Она забирала их детей. Она управляла их жизнями. И все за сомнительную честь оказаться под ее защитой — защитой от других королей улиц и королев переулков, которые делали то же, что и она.
Бледного человека огорчало, что люди так слабы. Порой казалось, что они ничем не лучше собак, охранявших их дома. Они так же покорно принимали побои и носили ошейники, столь же тесные, пускай и не настолько материальные. Многие из них были вынуждены продаться в узаконенное рабство и носить татуировки своих хозяев, а другие просто носились по улицам дикими стаями, присваивая все, что пожелают, с помощью угроз или силы.
Большинство из них — тех, что не были связаны рабской клятвой — работали на литейных заводах, чье вонючее дыхание отравило небеса, скрыв тусклое солнце.
Он жил на задворках человеческого общества, не боясь наказания, и, следовательно, не имея представления о правосудии. В природу этих людей не была заложена необходимость подчиняться какому-либо закону, кроме права сильного — как и никаких сожалений по этому поводу. И даже это право делили сотни и сотни главарей мелких шаек и уличных банд.
Едва ли их можно было назвать людьми. Скорее, животными. Обитателями улья.
Однако он наблюдал за ними и учился. Лишь инстинкты заставляли их быть такими. А инстинкты можно контролировать. Хищников можно приручить. Добычу — пасти, как стадо.
Бледный человек понимал, что ему придется предстать перед многими из них этой ночью — так сказали ему карты. Тысячи людей, собравшиеся в этом поддельном святилище, увидят его впервые. Необходимая уступка, не более того. Он учился у них. Теперь они будут учиться у него.
Он крался все ближе, ближе, готовясь спрыгнуть с потолка.
Падение убило бы любого из них, но бледный человек уже свыкся с мыслью, что принадлежит к иной породе. Разжав руки, он перевернулся в воздухе, и его лохмотья распростерлись рваными крыльями.
Охи и ахи толпы заглушили шум его приземления. Их жрица, их хозяйка в великолепных одеждах, смердевших ружейным маслом и кровью невинных, задрожала и обмочилась от ужаса. Она умерла еще до того, как начала падать. Кровь потоком хлынула из дыры у нее в груди.
Бледный человек раздавил сердце жрицы в руке. Растерзанная плоть громко хрустнула.
— Ночной Призрак… — выдохнул кто-то — одинокий голос в застывшей толпе.
И вдруг все они начали повторять это имя, шептать его и выкрикивать. Некоторые бросились бежать, другие тыкали пальцами, третьи потянулись за оружием.
В этот момент он узрел истину — истину, которую чувствовал, но с которой ни разу не сталкивался лицом к лицу. Рабы ненавидели его так же сильно, как и их господа. Он был для них демоном, как и для их хозяев. Он угрожал им всем.
Бледный человек развернулся и скрылся под их ошеломленными взглядами, все это время не переставая хохотать.
Он понял, в чем ключ к переменам. Стаду надо было показать, что за грехи им грозит суровая кара. Они должны были увидеть правосудие собственными глазами, потому что только так их можно было чему-то научить.
Страх был оружием чище всех прочих. Только страх удержит их в повиновении, ведь они столь ясно продемонстрировали, что сами не способны следовать даже простейшим нормам морали.
Ночной Призрак узнал все это, наблюдая, изучая и совмещая результаты этих наблюдений с инстинктивным знанием о том, как должен работать мир. Не получив никакого образования, он был равнодушен к идеалам цивилизации и культуры; безнравственность людей поражала его на куда более глубоком и примитивном уровне. Насилие, которое они с такой легкостью применяли по отношению друг к другу, противоречило самой природе социальных животных, разумных или нет. Порознь люди никогда не возвысятся, ничего не достигнут и не смогут идти по пути прогресса. Даже ненависть к общему врагу не могла сплотить их. Она могла бы привести хоть к какому-то подобию согласия и развития, но жители города не способны были и на это. Их жизнью управляло лишь эгоистическое желание красть у ближних своих и убивать.
Ночной Призрак размышлял об этом, сомкнув руки на горле вырывающегося человека. Эта ночь была такой же, как и все прочие, и ему предстояло пролить кровь грешников.
— Пожалуйста… — прохрипел человек.
Он был стар, что лишь ухудшало дело. Ночной Призрак невольно задумался о том, сколько лет этот старик сосал деньги, кровь и жизнь из горожан. Он занимал самую вершину преступной пирамиды и осквернял все, что находилось внизу.
— Пожалуйста… — повторил человек. — Пожалуйста.
«Пожалуйста». Сколько раз Ночной Призрак слышал, как в его присутствии, заикаясь, бормочут это слово? Неужели они и в самом деле надеялись, что он прислушается к их мольбам?
— Я дам тебе все, что захочешь, — выдохнул старик. — Все. Все, что захочешь.
В глубине глотки Ночного Призрака зародилось влажное, булькающее рычание. Он ненавидел мольбы, в основном потому, что не понимал их смысла. Они знали, что виновны, и что правосудие явилось за ними. Они это заслужили. К этому привели их действия. Так зачем же упрашивать? Зачем пытаться бежать от последствий своих же деяний? Зачем вообще грешить, если цена была для них слишком высока?
Старик продолжал умолять о пощаде, и Ночной Призрак снова зарычал.
— Ты это заслужил, — ответил он затем до странности мягким голосом. — Не проси. Не обвиняй меня. Это конец пути, который ты сам избрал.
— Пожалуйста…
Ночной Призрак содрогнулся от отвращения. «Пожалуйста». Опять это слово. Первое, которое он выучил, слыша, как оно срывается с губ бесчисленных трусов.
— У меня есть семья…
— Нет, у тебя нет семьи.
Ночной Призрак оглядел пустой склад из-под завесы грязных волос.
— Твоя жена и дочь уже мертвы. Дом сгорел дотла час назад.
— Ты лжешь… Лжешь…
Ночной Призрак отпустил горло старика, и тот распростерся на земле, не в силах шевельнуться. Его руки и ноги были переломаны в локтях и коленях. Сжимая в руке нож, сделанный из осколка стекла, Ночной Призрак нагнулся над своей жертвой. Острие прижалось к дряблой коже под правым глазом старика.
— Каждый, кто был с тобой в кровном родстве, убит за соучастие в твоих многочисленных грехах. Это стекло из окна твоей спальни. Я взял его после того, как содрал кожу с твоей жены. При этом она все еще дышала.
Он надавил на клинок, погружая его в широко распахнутый глаз человека. Вот когда раздались настоящие крики.
Тремя часами позже старика нашли распятым на шпиле заброшенного здания городского ополчения. Опустевшие глазницы слепо смотрели на прохожих, дождь хлестал по ободранным мышцам. Освежеванный прожил еще почти двадцать минут, все это время крича настолько пронзительно, насколько это возможно без языка.
Война и лето начались одновременно, когда никто их не ждал. На людской памяти еще не было такого долгого и жаркого лета. Облака над Нострамо Квинтус, разбухнув от кислоты, лопались воронками атмосферных бурь. Изъязвленному городскому ландшафту было не привыкать к кислотному дождю, неизбежному результату фабричных выбросов, но в этом году ливни оказались настолько едкими, что смывали краску со стали и оставляли болячки на незащищенной коже.
Война, по замыслу, велась в тенях, но в мире без солнечного света это означало, что весь город превратился поле боя. Ночной Призрак знал, что охотятся на него. Он знал это и всячески приветствовал. Это было знаком того, что городская элита, опутавшая население цепями порока, осознала угрозу. И, что еще приятней, они начали ощущать страх. Они хотели убить его, прежде чем он явится за кем-то из них. Горожане ненавидели его уже долгие годы, еще с тех пор, как его имя произносили шепотом и считали городской легендой. Еще с тех пор, когда он не совершал ничего более впечатляющего, чем истребление и расчленение жалких подонков.
Но теперь к игре подключились и власть имущие. Они тоже боялись его. Изменения происходили медленно, но верно.