Читаем без скачивания Мерси, камарад! - Гюнтер Хофе

Сидя в укрытии, Баумерт вспомнил эти слова. Он понимал, что угроза Дернберга не пустая. Дернберг пригрозил ему не только гестапо, но и «особой обработкой».

А жизнь в постоянном страхе — это не жизнь. Быть может, освобождение из-под стражи — это тоже своеобразная ловушка? Чего не может быть в этом великогерманском государстве, где царит всеобщая атмосфера недоверия?

Большая ли радость снова оказаться в своей части? Вряд ли… Майор Пфайлер поспешит наказать его на всю катушку и поскорее упрятать на гауптвахту.

А тут еще разочарование в Мартине. На последнее письмо Вольфа она даже не ответила. Видимо, развлечения, которым она предавалась на Ривьере, не оставляли ей времени даже для того, чтобы написать ему несколько строчек. Неужели у нового командира батареи что-то было с Мартиной? А как быть с сослуживцами? С этим свиньей Блетерманом? Подхалимом Новотным? Бернрайтером? Все они так и крутятся возле майора. А может, лучше снова оказаться в канской тюрьме? Нет! Ни там, ни здесь! Лучше вообще больше не иметь ничего общего с этим проклятым вермахтом!

Баумерт сам испугался своего безумного решения.

В подкладке ранца у него находились проездные документы и несколько подписанных, но не заполненных бланков командировочных и увольнительных. Странно, что они уцелели при обыске, когда искали пропавшие секретные документы.

Да, все было на месте. Баумерт вписал в документы собственную фамилию, указал причину командировки в Париж. Проставил дату: с 5 по 15 июня 1944 года. Когда он заполнял все это, руки его дрожали. Он вышел на улицу, солнце стояло высоко в небе. «По крайней мере постараюсь не попасть Дернбергу в лапы», — подумал он и вышел на шоссе, которое вело в Кан.

Трехосный грузовик довез его до Кана.

«Самовольная отлучка из части, — мелькнуло в голове Баумерта. — Куда идти? На вокзал?» Вспомнил, что там постоянно бродят патрули, вряд ли у него хватит решительности и хладнокровия пройти мимо них. И тут он вспомнил: «Адрес на всякий случай… улица Рю Ляплас, двадцать пять…»

Баумерт понимал, что он, по сути дела, дезертировал из части. Задумался. Когда его хватятся? Самое позднее завтра утром. А когда об его исчезновении будет известно соответствующим органам в Париже? Видимо, в тот же день. Разумеется, в Париже и на границе с рейхом проверка документов ведется самым строжайшим способом. Здесь же, в Кане, где его прекрасно знают как писаря штаба, он на каждом шагу мог встретиться с кем-нибудь из знакомых. А если адрес — тоже хитрая ловушка? Об этом он много думал, еще сидя в камере. Кто мог предложить ему этот адрес, это убежище? Только люди, не согласные с гитлеровской оккупацией. Люди, которые оказывают помощь жертвам этой оккупации. Как все, оказывается, просто: он — жертва оккупации, и его уже несколько дней ждет неизвестный друг. Глупость. Никто его не знает. Никто не знает, что он натворил. Да и доверят ли французские патриоты нелегальный адрес незнакомому человеку, который, быть может, подведет людей, которые живут по этому адресу? Не противоречит ли это правилам конспирации? Да и француз, с которым он познакомился в тюрьме, сказал, что гестапо и СД придерживаются единого мнения — следить за всеми. Француз считал, что его положение из рук вон плохо. Именно поэтому он и решил помочь ему.

Прежде чем идти на вокзал, Баумерт направился на улицу Рю Ляплас, двадцать пять. Это была довольно тихая улица, а в доме двадцать пять помещалось небольшое бистро с гостиницей, в которой могли останавливаться приезжие за сравнительно умеренную плату. На вывеске стояло имя владельца: «Поль Ледук».

Баумерт вошел в ресторан. Посетителей было немного. Они сидели за столиками, попивая кто белое вино, кто сидр или неизменный кальвадос.

Унтер-офицер снял фуражку и заказал бокал вина. Подошли новые посетители, старые — уходили, но в помещении все время кто-нибудь находился.

Хозяин, мужчина с огромными пышными усами, которые он движением руки приглаживал то на левую, то на правую сторону, был добродушен и все свое внимание сосредоточивал на том, чтобы уловить желание гостя.

Спустя несколько минут Вольф спросил, как пройти в туалет. Поль Ледук улыбнулся и как галантный хозяин проводил его по коридору, показав рукой в конец двора, где были видны надписи: «Для господ» и «Для дам».

— Пожалуйста, мосье… — сказал хозяин.

Унтер-офицер оглянулся и, удостоверившись в том, что они одни, прошептал:

— Адрес на всякий случай… Это вам ни о чем не говорит?

— Я вас не понимаю, мосье. — Черные брови хозяина удивленно взлетели вверх. Медленным движением он прикрыл дверь.

Баумерт растерялся.

— Мне назвали этот адрес на случай… — робко начал он.

— А, вы, видимо, имеете в виду комнату на несколько часов? — Хозяин понимающе улыбнулся. — Я могу вам в этом помочь. Прошу! — Он поднялся по старенькой крутой лестнице на второй этаж. Перегнувшись через перила, он долго смотрел вниз, а затем провел унтер-офицера по коридору. Распахнул перед ним дверь с номером «четыре».

— Здесь вы сможете немного отдохнуть, — сказал хозяин, но не ушел, словно чего-то ждал.

В комнате стояла кровать, узкий диванчик, коричневый платяной шкаф, стол и несколько стульев. На окнах висели гардины, на подоконниках стояли цветы в плошках, кровать покрыта пестрым покрывалом.

Подойдя к окну, хозяин проверил, хорошо ли закрывает его штора затемнения. При этом Баумерт заметил, что у хозяина были необычайно сильные руки.

— Есть еще какие-нибудь желания, господин унтер-офицер?

Баумерт покачал головой. Дверь закрылась, и он остался один.

В комнате было чисто, но душно. Баумерт снял рубашку и, открыв шкаф, чтобы повесить ее туда, остановился как вкопанный: в нем уже висели чьи-то вещи. Двое брюк на деревянных вешалках. Полосатая матроска с короткими рукавами, какие обычно носят на побережье в летнее время. Несколько пар французских армейских ботинок. Унтер-офицер невольно взял в руки один ботинок и, вертя в руках, начал разглядывать со всех сторон.

— Устроились, мосье? — раздался вдруг чей-то голос.

Баумерт быстро обернулся, застыл, словно загипнотизированный, под добрым взглядом лучистых глаз Жозефин. Это была она, жена хозяина бистро. Она бесшумно вошла в комнату, отогнула на кровати правый угол покрывала и улыбнулась, обнажив великолепные зубы.

Баумерт так растерялся, что не знал, что ему делать, как вести себя.

Жозефин сказала, что вещи в шкафу принадлежат ее брату, но что она будет рада, если они подойдут немецкому унтер-офицеру, которому вдруг захочется на несколько часов снять с себя форму и почувствовать себя свободным. Кроме этого можно найти еще что-нибудь.