Читаем без скачивания Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни - Андрей Кокорев

После того как Шпан 19 октября 1896 г. подал повторное прошение, 25 ноября из канцелярии московского генерал-губернатора поступило распоряжение обер-полицмейстеру: «…ускорить по возможности исполнением»[73]. В ответ на это «ускорение» 7 января 1897 г. Шпан сообщил полиции — «…экипажей, снабженных керосиновыми двигателями фирмы Бенц и К° в Мангейме», у него больше нет:

«Имев значительные расходы по выписке и содержание первых экипажей и не пользовавшись между тем ими, я решил выписать вновь эти экипажи в том случае, если мне будет разрешена езда на них по городу и окрестностям Москвы»[74].

Ознакомившись с посланием купца, обер-полицмейстер Трепов с чистой совестью рапортовал генерал-губернатору: Шпан не представил экипажи для осмотра, поэтому выдать ему разрешение не представляется возможным[75]. Тем временем бюрократическая машина продолжала работу, и 7 февраля из Петербурга пришло новое сообщение по поводу «экипажей с бензино-моторами»: «…движение таковых по городу вновь допущено лишь одному частному лицу, исключительно для личного пользования, причем этот способ передвижения пока затруднений и опасности для пешеходов не вызвал.

Вследствие сего, признавая возможным разрешить Шпану временно, в виде опыта, езду по городу Москве и ее окрестностям в одном экипаже, снабженном бензиновым двигателем такого же типа, как допущенные в Санкт-Петербурге, с тем, чтобы полицией с течением времени было выяснено, не причиняет ли езда в подобных экипажах по тесным и многолюдным улицам г. Москвы каких-либо неудобств для пешеходов»[76].

Экипаж с бензиновым двигателем Даймлера.

Поскольку купец Шпан сошел с дистанции, то место первопроходца занял губернский секретарь Павел Николаевич Лесли. Принадлежавший ему автомобиль был испытан специальной технической комиссией и 25 апреля 1897 г. получил от нее положительный отзыв: «…экипаж по виду своему схож с коляской типа «Виктория» с высоким сиденьем и назначен для четырех человек. Приводится в действие бензиновым одноцилиндровым двигателем, работающим беспрерывно.

При опыте езды на упомянутом экипаже по улицам замечалось беспокойство некоторых лошадей, но большинство оставалось спокойным»[77].

Единственное, что рекомендовала комиссия — заменить сигнальный рожок звонком. В остальном экипаж был допущен для поездок по улицам Москвы, но «…с тем, чтобы управление экипажем производилось самим владельцем»[78].

Автомобиль фирмы «Пежо».

Обер-полицмейстер Трепов, представив 5 мая заключение комиссии генерал-губернатору, отразил в рапорте свое мнение: «…к удовлетворению ходатайства Лесли препятствий не встречается; при этом считаю своим долгом почтительнейше присовокупить, что требование Комиссии, изложенное в акте, относительно сигнального рожка, находящегося на экипаже, звонком, я полагал бы не предъявлять просителю, так сигнальный рожок для предупреждения публики представляется, по моему мнению, удобнее звонка»[79].

Спустя семь лет, 10 апреля 1904 г., городская Дума утвердила обязательное постановление «О порядке движения по г. Москве автоматических экипажей (автомобилей)». Его принятие проходило в жарких спорах: некоторые гласные высказывали опасения, что автомобильное движение на узких московских улицах приведет к трагическим последствиям.

«Мы, москвичи, постоянно ссылаемся на страшную тесноту улиц и движения, — встал на защиту автомобиля гласный А. И. Геннерт, — а между тем в других городах, например в Лондоне, на таких улицах, как Pele-Mele, где люди переходят с одной стороны улицы на другую, как переходили евреи через Чермное море, где густая масса экипажей, автомобили и велосипеды могут ездить. Дело не в этом, а в том, что там требуют от каждого будущего кучера умения ездить, чего нет в Москве, и на тесноту движения ссылаться нечего.

Наш мужик ездит, бросивши вожжи, и правит таким способом: сначала дернет правой вожжой, лошадь бросится в правую сторону, затем дернет левой вожжей, лошадь бросится в левую сторону, затем вместо лошади ударит ездока, потом лошадь и остановится. Это безобразие происходит от неумения ездить, а улицы вовсе не тесны и движение не так велико, чтобы не могли ездить усовершенствованные экипажи. Нужно, чтобы умели ездить, а когда все сталкивается, ругается, не умеет, как расправиться с делом, то никаких улиц не хватит, и известное выражение, что «бисова теснота в степи мешает двум хохлам разъехаться», применима на наших улицах. Из-за этого вводить стеснение ограждаться от врагов в виде автомобилей — нет основания».

«У нас ужасное уличное движение извозчиков и полиция не регулирует этого движения, — поддержал коллегу Н. П. Шубинский. — На это я уже обращал внимание городской Думы. У нас нет правил для извозчиков и это такая распущенность и беспорядок, что если для них приносить в жертву новшество, то придется установить анархию. Городовые не вступаются в поведение наших извозчиков: один любуется на круги на Москве-реке, другой любуется по сторонам. Действительно, надо уличное движение урегулировать, а не уничтожать экипажи, польза которых очевидна».

Первоначально для автомобилей, согласно обязательному постановлению, предельная скорость передвижения по улицам была установлена 12 верст в час[80]. Управлять ими могли лица, достигшие 18-летнего возраста; они должны были проявлять осторожность при поворотах и подавать сигналы, подъезжая к перекресткам. Запрещалась «езда автомобилей вперегонки» и оставление их без присмотра.

Но прежде чем колесить по городу, владелец должен был получить особый документ — «Разрешение на пользование автомобилем». За ним приходилось обращаться к начальнику полиции и кроме личных данных сообщать массу технических подробностей: от веса, главных размеров «экипажа» и наибольшей нагрузки на колесо до того — «… приспособлен ли экипаж для крутых поворотов, и в какой мере возможно остановить экипаж на полном ходу». Также следовало представить в Техническую комиссию Городской управы чертежи (!) приобретенной машины.

Осмотр и испытание автомобили проходили ежегодно в течение месяца, начиная с 15 марта. По сообщениям репортеров, в 1910 г. в первые дни этой акции на Моховой улице выстраивалось по полсотни машин. Водители, чьи «авто» не вызвали нареканий, получили на дверцу новый номерной знак: «темно-зеленого цвета с белыми цифрами и надписью «по 1-ое апр. 1911 г.»».

Обложка книги И. Г. Аркмана «Полный курс автомобилизма» (1915 г.).

Ночью номер автомобиля демонстрировал фонарь, закрепленный «позади с левой стороны» и имевший на матовом стекле «…изображение нумерного знака, цифры коего должны быть изображены в величину на менее 31/2 вершков и отчетливо обозначены на стекле красным цветом». Источником света в таком фонаре служила обычная свеча. Она легко гасла от резкого толчка, чем шоферы пользовались, удирая ночной порой от городовых — неосвещенный номер нарушителя постовые не могли рассмотреть.

Другое разрешение — на право управления машиной — выдавала специальная комиссия, состоявшая из представителей Городской управы и обер-полицмейстера. Сдавать экзамен по вождению приходилось ежегодно, и каждый раз шофер был обязан подавать прошение, оплаченное гербовым сбором (1 р. 50 к.), к которому прикладывал медицинское свидетельство о состоянии зрения и слуха.

Правилами допускались за руль лица «… обоего пола, достигшие 18-летнего возраста» (владелец или нанятый им шофер), «…которые на произведенном в Комиссии испытании докажут свое уменье управлять автомобилем, и пользоваться всеми находящимися при нем приборами, и производить небольшие починки в случае легкой порчи экипажа». Последнее требование с подачи оставшихся неизвестными экспертов было утверждено Думой не без колебаний: неужели, спрашивали гласные, каждому владельцу автомобиля придется овладеть слесарным ремеслом?

Сомнения развеял гласный Н. Н. Щепкин, подчеркнувший в своем выступлении, что речь идет о безопасности москвичей: «Разве вы никогда не были очевидцами, как автомобиль останавливается, шипит и гремит, его окружает целая толпа, и хорошо еще, если он только шипит и гремит, а иногда он обращается в боевое орудие. От этих случаев надо гарантировать население и следует, чтобы на автомобиле было всегда лицо, которое умеет приводить его в движение и производить необходимые починки».

Современный прогресс.

Пострадавший: — Как все в жизни совершенствуется!.. Прежде калечили людей двухколесные велосипеды, а теперь их уродуют четырехколесные автомобили!.. Приятно жить в такое прогрессивное время!.. (кар. из журн. «Будильник». 1907 г.)