Читаем без скачивания Заблудившийся во сне - Владимир Михайлов

На какие-то секунды мне стало по-настоящему страшно. Такого еще не случалось, и против такого приема у меня не было защиты.

Кора под моими пальцами шевелилась и (почудилось мне) тихо шуршала. Я напряг мышцы ног, надеясь, что кора — не такой уж толстой она была — не выдержит и хотя бы растрескается; в результате я лишь ощутил боль — острую, почти невыносимую, словно кто-то пытался содрать с меня кожу. Пришлось расслабиться. Снова потрогал ногу; кора была уже под коленом. Похоже, я быстро превращался в дерево; такое в мои планы не входило, но меня вроде бы и не спрашивали. Хоть бы предупредил, старый черт, что не стоит пытаться самому уйти из его странноприимной землянки — так ведь не сделал же этого, хотя просто обязан был понимать, что он непременно вернется в Производный Мир, а я, оставшись в одиночестве, обязательно буду искать выход. Глушь здесь такая, что тут меня не отыщет и целая дивизия дримеров — даже если бы она существовала в распоряжении Института.

«Но погоди, — сказал я себе, — ты просто растерялся немного от неожиданности. Сейчас ты похож на муху в паутине: чем больше станешь суетиться, тем крепче приклеишься. Нужно несколько минут полной физической неподвижности — при наибольшей духовной активности. Из всякого положения бывает выход; найдется и здесь. Только — спокойствие, уверенность в своих силах — и четкое понимание того, что ты находишься в Пространстве Сна, в котором нет ничего невозможного — бывает только неумение или недомыслие. Ну, что же мы предпримем?..»

Думать приходилось срочно: бедра уже деревянели, и неизвестно было, как этот процесс скажется на внутренних органах, здесь, в ПС, не менее нужных, чем наяву. Конечно, и деревья живут — но пока мне как-то не хотелось менять свой подвижный образ жизни на растительный. Видимо, моя неподвижность никак не мешает процессу, так сказать, флоризации, скорее ему способствует. В таком случае…

Я стал лихорадочно перелистывать страницы памяти, где были записаны специальные приемы, позволяющие расширять свои возможности на разных уровнях Пространства Сна. Преображения, переходы, силовые приемы… все это сейчас не годилось. Тут нужно было что-то совсем другое. Ага, может быть, вот это: создание врагов?

Я на мгновение задумался. Создание врага. Да, это могло пригодиться — при условии… При каком же, надо сообразить. Ага: при условии обратного преобразования, когда уничтоженная кора станет возвращаться в предыдущее состояние, то есть сделается снова моей кожей. Итак: вызов суперкороедов; это какая же плоскость? Хотя бы пакет вспомнить для начала и, конечно, знак — плюс или минус, не то проищешь так долго, что уже ни к чему окажется… Интересно, а мозг тоже деревенеет? Вот поживем — увидим… Нет. Не смогу. Не успею: чувствуется, как кора шевелится уже под рубахой. Руками еще можно владеть — но это, пожалуй, последнее, что мне еще повинуется, да и то — надолго ли? А еще хуже — то, что и мысли становятся все более замедленными, мозг работает лениво, того и гляди — откажет совершенно. Ну — последнее напряжение, и если и оно не поможет -…

Вот оно: местная инверсия времени! Единственное, что сейчас хоть как-то может помочь. Если, разумеется, удастся…

Я застыл. Зажмурился. Сосредоточился, вызывая в памяти формулу локальной инверсии. Как она там начиналась? Ага: Ohe, Tempus aeternum, Praeceptor mundi! Дальше, дальше!.. Nihil intent, et referent prae mediam noctem me novi fluctus tuus… Так, вроде бы? Если нет, то мне, похоже, будет хана…

К такой печальной мысли привели меня глаза, а вслед за ними и уши; они недвусмысленно свидетельствовали, что сверху по ручью с ужасным треском и плеском приближается нечто, громко сопящее и то и дело всхрапывающее — статями никак не уступающее бегемоту в расцвете лет. Не хватало только, чтобы существо это и оказалось тем самым суперкороедом…

К счастью, познакомиться с ним ближе я не успел. Обращенная к Вечному Времени формула все-таки сработала, хотя сильно подозреваю, что в чем-то там я поднаврал. Но так или иначе…

Мысли внезапно стали прерываться, из ровной линии превратились как бы в пунктир. Озноб. Застучало в висках, послышались какие-то звуки, не беспорядочные, а организованные, подчинявшиеся определенному ритму. Не сразу, но я понял: это мои друзья из Производного Мира нащупывают меня, заставляя мою спящую плоть, играющую сейчас роль приемника, шарить в континуумах в поисках моей наверняка очень слабой сейчас волны… Значит, время моего первого выхода истекло; наверное, потому Тигр Подземелья (или мой куратор Дуб) и решил вытащить меня силой, видя, что в назначенное время я не возвращаюсь. Это произошло, нужно заметить, очень кстати.

Насколько было в моих силах, я попытался ответить на вызов. Но вряд ли у меня получилось бы, слишком уж далеким и запутанным был путь. Наверное, мне сейчас и в самом деле стоит побыть какое-то время в яви — хоть немного восстановиться. Если, конечно, обстановка поможет.

Ну что же — ехать, так ехать, — как, по слухам, сказала одна канарейка.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

В СВОЕЙ ПОСТЕЛИ

После долгого отсутствия научиться вновь ощущать свое тело — работа затяжная и сложная. Время идет — невозвратно уходит, как только и может быть здесь, в Производном Мире, — а ты все лежишь, заново открывая и осваивая одно за другим: руку, вторую, ноги, спину, живот, шею, все остальное — медленно, с какой-то робостью пытаешься привести их в движение, но это удается не сразу, страх усиливается, почти достигает уровня отчаяния; ага, вот наконец инертная масса едва заметно отвечает на твой призыв, твою мольбу, твою угрозу — чуть уловимым, слабым-слабым движением, но все-таки отвечает, свидетельствуя о покорности. Несколько минут как бы бесцельного шевеления под — чем это накрыто тело, одеялом? Простыней? — под забытым покровом, и спокойствие возвращается: ты в очередной раз вышел из Пространства Сна, проснулся наяву, и можно расслабиться и открыть глаза в мире, в котором не происходит мгновенных, неожиданных и часто необъяснимых сдвигов, наплывов и других перемен.

Я открыл глаза, когда в конце концов удалось наладить ритм дыхания (почему-то именно это бывает самым сложным, хотя должно бы быть наоборот). Медленно переводя взгляд с одного на другое, принялся фиксировать обстановку. При пробуждении самое, пожалуй, приятное — факт узнавания, когда здороваешься с привычными и потому как-то необычайно дорогими предметами.

Но на этот раз я почему-то не узнавал их.

В поле моего зрения не оказалось ни тумбочки, ни легких больничных стульев из какого-то прочного пластика, ни приборного шкафа, на чьих шкалах я мог бы сейчас увидеть, как оценивается мое состояние бесстрастными наблюдателями и анализаторами. Недоставало также обеих капельниц, которым полагалось медленно ронять жидкость сквозь воткнутые в мое тело иглы. Отсутствовали многочисленные датчики, которые я привык ощущать на теле, а больше всего — на голове. Да и вообще… Каким-то непривычным был свет. И опирался я всем телом не на знакомую койку — механизированную, автоматизированную, компьютеризированную и так далее. Не на нее.