Читаем без скачивания Алый лев - Элизабет Чедвик

— Сир, — Ричард взглянул на Иоанна и сразу же отвел глаза. При взгляде в лицо короля ему сделалось страшно. Что-то ужасное должно было произойти с ним, или с Вилли, или с их родителями.

Глава 20

Килкенни, Ленстер, апрель 1207 года

Изабель в своем новом платье шафранового цвета, расшитом золотой нитью и украшенном драгоценными камнями, сшитом специально по случаю ее возвращения в Ирландию, была ослепительна. На пиру в большом зале в замке Килкенни, как графиня Ленстерская, она восседала в центре стола на высоком помосте. Ее супруг, Вильгельм, сидел рядом с ней, одетый в серебристый наряд, тот же, что был на нем в день свадьбы их дочери, с венцом на лбу. Более прозаично выглядел меч у его пояса — знак его желания и возможности защищать власть Изабель.

Пир был официальным празднованием их возвращения в Ленстер. Были приглашены все влиятельные лорды и созваны все вассалы, в том числе Гуго и Вальтер де Лейси из Мита и Филипп Прендергастский, муж сводной сестры Изабель, Матильды. Последняя приветствовала их с чрезмерным восторгом и наговорила Изабель массу комплиментов по поводу ее платья, но Изабель таким обращением было не купить. Зависть в глазах Матильды из-за платья хозяйки была естественна, понятна, а потому простительна, но от Изабель не укрылось то, как они с мужем рассматривали большой зал, словно мысленно составляли список того, что надеялись заполучить.

Хью де Лейси и Вильгельм встретились с глазу на глаз почти сразу же после приезда. Де Лейси был одним из самых влиятельных лордов в Ирландии, чуть ли не принцем в собственных владениях. Если бы он повел себя враждебно, для Маршалов это создало бы серьезные проблемы. Изабель была в восторге, когда увидела, что они с Вильгельмом смеются вместе, причем смеются искренне, от души, а значит, нашли общий язык. Далее за столом сидел племянник Вильгельма, Джек, но он не слишком веселился. Он пробыл сенешалем Ленстера три года, и Изабель подозревала, что вряд ли ему понравилось то, что Вильгельм сразу же после прибытия взял бразды правления в свои руки, а его отстранил от всех дел. Изабель сделала мысленную пометку, что в дальнейшем нужно будет пригладить взъерошенные перья. Джек был настоящим трудягой, он никогда не уставал и к тому же был цельной натурой, но в то же время он не был лишен тщеславия и наслаждался властью и известностью. Если бы он был законнорожденным Маршалом, он мог бы унаследовать английские владения семьи. Он говорил, что его никогда не волновало то, что эти земли отошли Вильгельму, но она подозревала, что это не совсем так.

Мейлир Фицгенри не удосужился объявиться, но это ни для кого не стало сюрпризом. Если бы он это сделал, ему пришлось бы как-то объяснять, почему он захватил земли к северо-западу от Килкенни, принадлежавшие Вильгельму. На требования вернуть их Мейлир не отвечал. Фицгенри оскорблял тех, кто жил во владениях Вильгельма, он мешал торговле и спаивал всех норманнских лордов и ирландских лордов, каких только мог найти, чтобы те поддержали его против того, что он называл «английским вторжением». Его действия были одной из причин, почему Изабель сидела сейчас в центре стола, роскошно одетая, как и положено внучке Дермота МакМурроу, короля Ленстера, и дочери Ричарда Стронгбау, легендарного завоевателя. Ее дочери и сыновья также присутствовали за столом; на сиденья тех, кому это было необходимо, были положены подушки. Они были подтверждением чистоты крови, того, что у Вильгельма в буквальном смысле хватало сил на то, чтобы управиться с Ленстером и сейчас, и в будущем, и не только она была великой владычицей, но и утроба ее не была бесплодна. Вальтер, как всегда, не мог усидеть на одном месте, но пока не сказал еще ничего невпопад или слишком громко. Ее дочери находились под неусыпным надзором нянек, но пока даже маленькая Ева вела себя прекрасно.

Епископ Оссорийский был совершенно ошеломлен тем, как быстро Гилберт схватывал латынь, и тем, как хорошо он знал писание и «Отче наш», и не поверхностно, а с глубоким пониманием. Он также был поражен тем, сколько житий святых знал Гилберт, начиная от праведных мучений святого Эдмунда и закапчивая более сомнительной историей о том, как святому Нуннану досаждали блохи, которые были изгнаны из постели святого, но после этого набросились на одно поле в Конноте, которое никто не решался с тех пор пересечь, опасаясь их укусов.

— Воистину христианское воспитание, — с улыбкой заметил епископ Изабель, — причем такое, когда знают, где можно посмеяться.

— Надеюсь, что так и есть, — пробормотала Изабель, — хотя, сказать по правде, в последнее время смеяться особенно не над чем, и иногда мне кажется, что наши невзгоды могут потягаться в количестве с блохами святого Нуннана.

Епископ вытер губы салфеткой.

— Я уверен, что с Божьей помощью у вас с мужем хватит сил преодолеть их все. По крайней мере, именно такой вывод я могу сделать на основе увиденного, — он понизил голос так, чтобы их не услышал больше никто за столом, и, бросив краткий, но красноречивый взгляд в сторону Филиппа Прендергаста и рыцаря, сидящего рядом с ним, Дэвида де Роше, который развалился в своем кресле со скучающим видом, попивая вино, добавил: — Вы должны поставить на место этих нормандских лордов, считающих Ленстер своим. Они думают, что сделаны из другого теста, чем те, кто приехал сюда недавно. Почему они должны поддерживать выскочку вроде вашего мужа? Что такого они смогут получить, чего не даст им Мейлир Фицгенри?

У Изабель от негодования перехватило дыхание, но епископ быстро предостерегающе поднял указательный палец:

— Успокойтесь, миледи, я лишь передаю то, что слышал. Я же считаю, что со временем вы обретете союзников, и вы хорошо начали. Сегодня люди собрались здесь, чтобы взглянуть на вас и оценить ваши возможности. Они должны быть верны Ричарду Стронгбау и его потомкам. Вы клей, который держит их вместе. Я уверен, что без вас все это быстро развалилось бы.

— Я прошу прощения, у вас есть полное право говорить прямо, и я ценю вашу честность, — извинилась Изабель. — У моего мужа, может быть, превосходное чувство юмора, и к тому же он человек открытый, но люди не должны путать эти черты со слабостью. У него стальная воля, а опыт, обретенный на поле боя и в палатах советов равен, если не превышает, искушенность тех, кто чернит его. Его люди готовы драться за него до последней капли крови. Я не думаю, что Мейлир Фицгенри когда-нибудь будет способен снискать чье-то уважение такими качествами.

Епископ потянулся к своему кубку.

— Может, вы и правы, миледи, но все же вам следует быть осторожной. Преимущество Мейлира Фицгенри состоит в том, что он был в свите вашего отца молодым искателем приключений, когда тот закладывал основы того, что здесь есть сейчас. Фицгенри не трусит в бою — он высек свою известность мечом и уважаем за это. Конечно, — задумчиво добавил епископ, — не всем по душе его надменность и высокомерие. Он подчиняется только королю, а свою власть использует, чтобы выстилать мягкими перышками собственное гнездо, — он взглянул на нее в упор: — Если ваш муж собирается взять здесь власть в свои руки, ему нужно будет доказать, что он действительно так легко завоевывает сердца людей, как об этом рассказывают, а вы должны до конца играть роль дочери Стронгбау.