Читаем без скачивания Алый лев - Элизабет Чедвик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Изабель склонила голову, чтобы показать, что принимает его совет.
— Это не роль, — тихо сказала она, обводя взглядом большой зал. — Это я сама.
Когда они возвращались в свои покои, Вильгельм был очень разгорячен. Он отпустил оруженосцев и женщин Изабель и уселся на кровать, чтобы снять обувь. Его туфли были из мягчайшей кожи с позолоченным клеймом в виде герба Маршалов — львом, с застежками из слоновой кости и шнурками из золотой тесьмы. Он посмотрел на них, ухмыльнулся, покачал головой и поставил их на пол рядом со своими старыми, крепкими, ничем не украшенными сапогами из телячьей кожи, которые порядком износились и повторяли форму его ступней, а потому были в десять раз удобнее.
Он повернулся, чтобы взглянуть через плечо на Изабель:
— Хью де Лейси готов написать королю Иоанну жалобу на порядки, заведенные в Ирландии Мейлиром Фицгенри и отстаивать мои интересы в вопросе захваченных земель.
— Отличные новости, — согласилась Изабель. — Многое должно стать проще, если мы залучим Гуго де Лейси в союзники.
Вильгельм кивнул:
— Де Лейси возмущен поведением короля Иоанна и Мейлира гораздо больше, чем моим вторжением. Мы природные союзники. Ну и, разумеется, есть ты… дочь Стронгбау.
Изабель сияла с головы золотистую ленту, расшитую драгоценными камнями, и золотые кольца с концов кос и сложила их в покрытые эмалью шкатулки.
— А ты подпишешь это письмо к королю? — недоверчиво спросила она.
— Это было бы открытым вызовом, а я этого делать не хочу. Дипломатия прежде всего. Иоанн и так поймет смысл этого письма. Он увидит, что у нас есть поддержка наиболее влиятельных ирландских лордов, и для этого нам не нужно бросать доказательства прямо ему в лицо. Тут все тоньше…
Изабель села и, взяв свой роговой гребень, принялась расчесывать распущенные волосы.
— Ради блага наших сыновей нам нужно надеяться, что и Иоанн сочтет это достаточно дипломатичным и деликатным, — произнесла она чуть более язвительно, чем хотела. После того, как Вильгельм в Стригиле принял решение отослать Ричарда к королю, их отношения до сих пор не наладились. Это продолжало быть поводом для конфликтов. Ни один не просил прощения, и ни один другого не простил. Он ничего не ответил ей сейчас, но она почувствовала его раздражение и испытала миг бесплодного триумфа.
Он освободил свои пальцы от золотых колец, отстегнул резную брошь и снял серебристую одежду. Он развязывал рубашку, когда в дверь постучали.
— Милорд, миледи, прибыл гонец из Англии, — раздался из-за двери голос Осберта.
Подойдя к двери, Вильгельм открыл ее перед Осбертом и Хьювилом де Рисом, сыном старшего конюха Вильгельма и одним из его наиболее доверенных гонцов. Начинался дождь, и на шерстяном плаще Хьювила при свете факелов блестели крупные капли. Вильгельм пригласил их войти. Хьювил поприветствовал Вильгельма должным образом, а затем, порывшись в своей дорожной сумке, извлек из нее свиток пергамента. Под ней болталась на шелковом шнурке до боли знакомая королевская печать.
— Ты знаешь, о чем там говорится? — спросил Вильгельм.
Хьювил отрицательно покачал головой:
— Нет, милорд. Королевский гонец привез его в Кавершам, и я выехал оттуда неделю назад.
— Тогда нет смысла тебя задерживать. Ступай и найди себе еды и постель.
Хьювил, откланявшись, ушел. Изабель глядела на письмо так, будто оно было ядовитым. Она с ужасом думала о том, что с их сыновьями что-то случилось.
— Если бы там было что-то про Вилли или Ричарда, Хьювил бы знал, — сказал Вильгельм, словно прочитав ее мысли.
Ее это не убедило:
— Ты не можешь знать наверняка.
Вильгельм передал письмо Осберту.
— Читай, — велел он.
Осберт плохо видел при свете свечей. Он сощурился, поднеся письмо ближе к лицу, потом отвел его подальше, а потом принялся, наконец, читать несколько сбивчиво от выпитого на празднике вина. С растущим беспокойством Вильгельм и Изабель слушали, как письмо Иоанна лишало их всех наград и привилегий, полученных благодаря его бесконечной королевской щедрости, которые они принимали как должное: управление Глостерским замком, должность шерифа Глостера для Вильгельма, замок Кардиган, распоряжение Динским лесом и замком святого Бриавеля. Различные награды и таможенные привилегии…
Голос казначея стих. Наступила мертвая тишина. Он виновато взглянул на Вильгельма.
— Мне жаль, милорд, — он подавил винную отрыжку. — Могу я еще чем-нибудь вам помочь?
— Нет, — вяло ответил Вильгельм. — Иди спать. Ты понадобишься мне утром с ясной головой. Давай, давай, ступай, — добавил он, поскольку Осберт замешкался.
Когда казначей, откланявшись, вышел, Вильгельм бросил письмо на дорожный сундук. Он сел на кровать и обхватил голову руками.
— Господи Иисусе, — пробормотал он.
Изабель стояла, пригвожденная к месту этим ужасным перечислением. Она испытала облегчение, оттого что в документе ничего не говорилось о Вилли и Ричарде, но содержание письма поразило ее. Она начинала закипать от ярости. Если он мог такое сделать с их имуществом, какой же вред он мог причинить их сыновьям?
— Он наказывает нас за приезд в Ирландию, — она чувствовала себя так, будто зима сковала льдом ее кровь.
— Более того, — без выражения сказал он, — он наказывает меня за то, что я осмелился ради наших земель в Нормандии принести присягу вассала Филиппу, и за мой отказ сопровождать его в Пуату. Он изливает свою желчь и одновременно преподает нам урок.
— Мы не можем спустить ему это, — она сложила руки на груди. — Это… это как изнасилование.
— Взгляни, что произошло с Ранулфом Честерским и что происходит с Вильгельмом де Брозом. Могло бы быть гораздо хуже, — он снял рубашку. — Иоанн не хочет, чтобы я был в Ирландии. Он сделает все, что в его власти, чтобы удалить меня отсюда. А еще он зол, так что если ему попутно удастся нанести мне несколько ударов в спину, ему это только доставит удовольствие.
Он бессознательно напрягся, так что проступили мышцы:
— Все достаточно серьезно. Я ставлю на то, что я ему нужен и у него хватит ума, не завести дело слишком далеко.
— Это страшный риск, особенно если учесть, что он держит Вилли и Ричарда в заложниках, — вздрогнула Изабель.
— А чего ты от меня хочешь? Куда бы мы ни повернули, канал узкий и весь в острых камнях, — он продолжал мрачно и методично раздеваться.
— Господи Всемогущий, я не понимаю, как ты можешь в такой ситуации сохранять спокойствие! — воскликнула она. — Как будто это то же самое, что долгоносики, забравшиеся в сыр!