Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — король - Гай Орловский

Он пробормотал:

— Ну, это есть…

— Нельзя, — сказал я, — без отдыха карабкаться к сверкающей вершине… Те, кто сгоряча вписал такое в устав, уже разбежались, а их монастыри закрылись. Не так ли?

Он ответил осторожно:

— Энтузиазм часто выгорает быстро. И вообще… на гору нельзя подниматься бегом.

— Абсолютно верно, — согласился я. — Мне тоже, знаете ли, необходимо личное пространство, когда за мной никто не подсматривает… Нет, женское платье не надеваю, но ковыряюсь в носу, чешу то жопу, то гениталии. Это ж такое удовольствие… что, даже не пробовали? Но, увы, в эти моменты я недостаточно величественен и не совсем прекрасен. Сам чувствую, возвышенности и одухотворенности чуточку недостает в моем благороднейшем облике! Потому не хотелось бы, чтобы видели подданные… Главное, какие мы на людях, в обществе, а также, кто бы подумал, важно еще то, что говорим и делаем. Все остальное — тлен и суета. Доброй ночи, отец Кроссбрин!

— Ночи доброй, — пробормотал он несколько ошарашенно, но в голосе звучало огромное облегчение. — Спасибо, брат паладин.

— Все мы люди, — ответил я напыщенно и с ликованием, проводил его до двери и сам распахнул перед ним. — Когда Господь был моложе и нетерпеливее, потоп насылал, города жег, а теперь уже старый и мудрый, понимает, все грешные, и либо всех перебить, либо позволить самим шаг за шагом бороться со своими слабостями, они же как бы грехи… Так что идите, отец Кроссбрин, идите, идите… Ах да, и не грешите в крупном.

Он не вышел в коридор, а выскользнул, совсем непохожий на того надменного и всевластного приора, каким я его знал до похода к нефилимам.

Около часа лежал на узком ложе и чувствовал, как из тела медленно уходит, словно испаряется, усталость. И хотя организм давно восстановился полностью, однако это другая усталость, я бы назвал ее усталостью души, если бы сам не ощетинивался, слыша подобные высокопарные слова от других.

Бобик дважды исчезал из кельи, один раз услышав какой-то шорох, другой раз просто наскучило лежать. Это человеку никогда не наскучивает такое важное дело, а я все-таки в базе, как все, и потому хорошо, что человека судят не по базе.

Я начал думать о том, что меня ждет после того, как покину Храм Истины, тело расслабилось, я ощутил то самое тепло, что приходит перед сном, вдруг келья исчезла, вокруг меня уже странный лес в глубоком снегу, слишком толстые деревья с покрученными ветвями, на высоте в два-три моих роста ветви начинают соприкасаться, а выше так и вовсе переплетаются, что привычно только для южных лесов, а на севере каждое деревце отдельно, ветвей мало, да и то все на вершинках, потому что роскошная листва нужна, дабы в жару сбрасывать излишки воды, избегая перегрева, а какой тут может быть перегрев, еще неизвестно, бывает ли в этом страшноватом месте вообще лето в привычном понимании…

Холод начал проникать в мое тело, а за деревьями поднялась скала, похожая на обелиск, слишком ровные у нее края, и беспощадно блещущая вершина, словно скала вся из золота, и на верхушку пали первые лучи восходящего солнца.

Я застыл, стараясь даже не дышать, дабы не спугнуть видение, слишком отчетливое, чтобы оказаться грезами, пугающе объемное, резкое и чем-то угнетающее быстро и неотвратимо.

Холод коснулся сердца, кольнул остро, и видение исчезло. Я некоторое время лежал, слыша только учащенный стук сердца и прислушиваясь, как из тела начинается исход холода.

Бобик дрыхнет, он не реагирует на мои видения, если уж не замечал появления темной половинки души несчастного Целлестрина, везде тишина, затем я услышал по коридору приближение быстрых шагов уверенного в себе человека.

Раздался деликатный стук, в монастырях такое обязательно, это в королевском дворце могут вламываться без стука даже к королю, затем негромкий голос:

— Брат паладин, если вы еще не спите…

— Не сплю, — откликнулся я и поспешно сел на постели. — Заходите.

Дверь должна бы открыться или приоткрыться, однако она осталась на месте, а деликатнейший отец Мальбрах вошел кротко и тихо, посмотрел на меня бесконечно добрыми детскими глазами.

— Брат паладин, если вы отдыхаете…

— Да это я так, валялся, — ответил я и встал. — Садитесь сюда, отец Мальбрах. Вот этот стул вроде бы покрепче.

Он осторожно опустил широкий зад на сиденье, я пару раз невольно бросил взгляд на дверь, нарочно ли отец Мальбрах прошел сквозь нее или в благородной задумчивости просто не заметил незначительного препятствия.

— Вина, — спросил я, — постной пищи?

Он кисло поморщился.

— Да бросьте, брат паладин… Это важно простым людям и монахам на первых ступенях посвящения. А мы, старшие, уже обходимся без… гм… этих…

— Формальностей, — подсказал я. — Действительно, сильным не нужны строгие правила.

Я сел напротив, он сказал мирно:

— Мы и так действуем по самым строгим правилам. Хотя, конечно, иногда отклоняемся чуточку вправо или влево.

— Чаще, — сказал я, — конечно, влево.

Он с одобрением смотрел на тонко нарезанные ломти ветчины, шейки, карбонада, бекона, прекрасно понимая, что руки человеческие не смогут отрезать так ювелирно точно, но вопросов не задавал, мелочи, сильные люди не обращают на них внимания.

— Вы заставили, — сказал он одобрительно, — кое-кого занервничать.

Я сотворил две простые глиняные кружки, но одну наполнил прекрасным вином, а другую виноградным соком.

— Ну да, — согласился с ним мирно, — вы человек нервный, как вижу.

Он кивнул.

— С вами станешь. Вы знатный рыцарь?

— По рождению? — спросил я.

Он взял подвинутую ему кружку, раздвинул губы в улыбке.

— Можете не отвечать, понял. Добро пожаловать в наш муравейник, сэр Ричард. Поверьте, здесь энергичных людей намного больше, чем кажется с первого взгляда… Ух, какое вино! Я даже не думал, что паладины могут творить такое.

— Паладины тоже совершенствуются, — обронил я. — И продвигаются. Выше допуск — выше возможности.

Он кивнул.

— Я так и понял. Думаю, так везде. У нас, как вы уже поняли, именно так. Уверен, после вашего героического рейда отношение к вам изменится и допуск… будет расширен.

— Спасибо, — ответил я, — а то, честно говоря, уже начал было. Я ведь прибыл сюда с единственной целью — найти средства борьбы, чтобы остановить Маркус! А что получил?

Он переспросил мягким голосом:

— Остановить?

— Остановить, — повторил я с досадой, — уничтожить, разрушить, не дать разрушить нас!.. И если для этого нужно будет пройти какие-то искусы или испытания, я готов на что угодно, хотя и не понимаю, зачем в таком деле какие-то искусы?