Читаем без скачивания Шевалье де Мезон-Руж - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сударыня, — сказал в свою очередь Морис, — слово «жена» священно, и его нельзя произносить просто так. А я даже не имею чести быть знакомым с вами.
На этот раз незнакомка почувствовала, как сжалось ее сердце, и промолчала.
Они как раз шли по мосту Мари.
Молодая женщина все убыстряла шаг по мере того, как они приближались к конечной цели путешествия.
Миновали мост Турель.
— Ну вот, мы, кажется, в вашем квартале, — сказал Морис, ступая на набережную Сен-Бернар.
— Да, гражданин, — ответила незнакомка, — но именно здесь мне особенно нужна ваша помощь.
— Сударыня, вы запрещаете мне быть нескромным, и в то же время вы делаете все возможное, чтобы раздразнить мое любопытство. Это неблагородно. Доверьтесь мне, хоть немного. Мне кажется, я заслужил ваше доверие. Не удостоите ли вы меня чести узнать, с кем я говорю?
— Вы говорите, сударь, — ответила незнакомка, — с женщиной, которую вы спасли от угрожавшей ей огромной опасности, и которая будет благодарна вам за это всю жизнь.
— Я не требую так много, сударыня, будьте менее благодарны, но откройте ваше имя.
— Это невозможно.
— Однако, если бы вас привели на караульный пост, вы бы назвали его.
— Нет-нет, никогда! — воскликнула незнакомка.
— Но тогда бы вас отправили в тюрьму.
— Я была готова ко всему.
— Но ведь тюрьма сейчас…
— Это эшафот, я знаю.
— И вы бы предпочли эшафот?
— Измене. Назвать свое имя — это было бы изменой!
— Я вам уже говорил, что вы заставляете меня играть странную для республиканца роль!
— Вы играете роль благородного человека. Вы встречаете несчастную женщину, которую оскорбляют. Вы не относитесь к ней с презрением, несмотря на то, что она может оказаться простолюдинкой. И поскольку ее вновь могут обидеть, чтобы оградить ее от беды, вы провожаете ее до убогого квартала, где она живет. Вот и все.
— Да, вы правы. Да, я мог бы в это поверить, если бы не видел вас и не говорил с вами. Но ваша красота и речь выдают ваше происхождение. Именно ваша изысканность столь странная при вашем наряде и в этом убогом квартале, свидетельствуют, что за этой столь поздней прогулкой кроется какая-то тайна. Вы молчите, ну что же, не будем больше об этом. Далеко еще до вашего жилища, сударыня?
Они как раз вышли на улицу Фоссе-Ссн-Виктор.
— Видите тот маленький темный дом, — спросила незнакомка Мориса, указывая рукой на дом, расположенный за стенами Зоологического сада. Когда мы дойдем до него, мы расстанемся.
— Хорошо, сударыня. Приказывайте, я ведь здесь для того, чтобы вам повиноваться.
— Вы сердитесь?
— Я? Нисколько. Впрочем, какая вам разница?
— Для меня это много значит, я хочу попросить вас еще об одной милости.
— Какой?
— О сердечном и искреннем прощании… прощании с другом!
— Прощании с другом? О! Это слишком большая честь, сударыня. Очень странный друг, от которого подруга скрывает свое имя и дом, где живет, из опасения увидеть своего друга еще раз.
Молодая женщина опустила голову и ничего не ответила.
— Впрочем, сударыня, — продолжал Морис, — если я проник в какую-то тайну, не сердитесь на меня. Я не стремился к этому.
— Вот мы и пришли, сударь, — сказала незнакомка.
Они стояли у начала старинной улицы Сен-Жак с высокими закопченными домами, узкими проходами, переулками, в которых теснились кожевенные и прочие мастерские, потому что буквально в двух шагах протекала речушка Бьевр.
— Здесь? — спросил ошеломленный Морис. — Как! Вы здесь живете?
— Да!
— Невозможно!
— И тем не менее, это так. Прощайте. Прощайте, мой храбрый кавалер. Прощайте, мой благородный покровитель!
— Прощайте, сударыня, — ответил Морис с легкой иронией. — Только успокойте меня и скажите, что вам больше не грозит никакая опасность.
— Не грозит.
— В таком случае, я удаляюсь.
И Морис, отступив на два шага, холодно попрощался.
Незнакомка на какое-то мгновение застыла.
— Я не хотела бы вот так расстаться с вами, — сказала она. — Дайте же, сударь, вашу руку.
Морис подошел к незнакомке и протянул руку.
Он почувствовал, что молодая женщина надела ему на палец кольцо.
— О! Гражданка, что вы делаете? Разве вы не замечаете, что теряете одно из своих колец?
— Сударь, зачем вы так зло говорите?
— По-моему, сударыня, я не страдаю пороком неблагодарности?
— Полноте, сударь. Умоляю вас, друг мой. Не уходите так. Ну, чего вы хотите? Что вам угодно?
— Вы что, хотите мне заплатить? — с горечью сказал молодой человек.
— Нет, — мягко ответила незнакомка, — я хочу чтобы вы простили мне тайну, которую я вынуждена от вас скрывать.
Морис увидел, как в темноте блестят ее прекрасные глаза, влажные от слез, почувствовал, как дрожит ее теплая рука в его руках, услышал се голос, полный мольбы, и гнев его сменился восторженностью.
— Что мне угодно? — воскликнул он. — Мне угодно увидеть вас снова.
— Невозможно.
— Ну, хотя бы только один раз, на час, на минуту, на секунду.
— Я же вам сказала — это невозможно.
— Как! — воскликнул Морис. — Я вас действительно больше никогда не увижу?
— Никогда, — печальным эхом повторила незнакомка.
— Сударыня, вы играете мною, — сказал Морис.
Он поднял свою благородную голову и встряхнул длинными волосами, как человек, пытающийся избавиться от наваждения.
Незнакомка странно смотрела на него. Было видно, что и ей тяжело расставаться с провожатым.
— Послушайте, — сказала она после минутного молчания, нарушаемого только вздохами Мориса, которые он пытался сдержать. — Поклянитесь мне честью не открывать глаз с того момента, когда я попрошу вас закрыть их.
— А, если поклянусь, что со мной будет?
— Я вам докажу свою признательность. Обещаю вам больше никому и никогда не проявлять ее таким образом, если это даже и не имеет для вас значения.
— Но могу я наконец узнать?..
— Нет, доверьтесь мне и вы увидите…
— Я, сударыня, не знаю, ангел вы или демон.
— Так вы клянетесь?
— Да, клянусь!
— И что бы ни произошло, вы не откроете глаз? Что бы ни произошло, понимаете? Даже если вы почувствовали бы удар кинжала.
— Честное слово, вы меня ошеломляете этими требованиями.
— Итак, поклянитесь же, сударь. Мне кажется, вы не очень рискуете.
— Хорошо, клянусь вам, чтобы со мной ни произошло, не открывать глаз, — сказал Морис, закрыв было глаза, но остановился.
— Позвольте мне взглянуть на вас еще раз, один лишь раз, — сказал он, — умоляю вас.