Читаем без скачивания Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века - Андрей Андреев

Кратко остановимся на самом характере университетских занятий. Как и в пансионе, и в академической гимназии, лекции делились на утренние, с 8 до 12 ч., и вечерние, с 2 до 6 ч. Продолжительность лекции равнялась одному часу. Редко кто из профессоров начинал читать с 8 утра, т. е. зимой еще при свечах; большинство лекций начинались в 9 часов, точно так же из всех профессоров только один Каченовский начинал послеобеденные занятия с двух, а наиболее популярными были часы с 5 до 6 вечера. Лекции проходили в специально предназначенных для них аудиториях главного университетского здания или находившихся рядом корпусов, приватные занятия профессора обычно вели у себя на квартире, которая также располагалась в здании университета или поблизости. Каждый профессор читал лекции, как правило, четыре раза в неделю, и если он объявлял в данном учебном году несколько курсов, то делил эти часы между ними. Часы преподавания были расположены так, что позволяли студентам по своему выбору, без наложения одних занятий на другие, посещать лекции семи-восьми профессоров. Не ко всем лекциям у студентов было одинаковое отношение, и соответственно различалось и их поведение на занятиях: Свербеев вспоминает, что на обязательных лекциях по всеобщей истории, которые читал «бич студенческого рода» Черепанов, «не успеет пройти четверть часа, и уже начинает слышаться сопенье, а потом и храпенье то в том, то в другом углу обширной аудитории, наполненной до тесноты студентами; не засыпали у него только те, которые запасались какой-нибудь книгой». Зато блестящие лекции по физике профессора Страхова с их увлекательными опытами студенты слушали затаив дыхание. Большой проблемой для многих студентов было слушание лекций на иностранных языках. Так, товарищ Грибоедова по учебе В. Шнейдер (будущий профессор Петербургского университета) впоследствии говорил, что «благодаря знанию древних языков, Грибоедов почти один из русских был в состоянии следить за лекциями немецких профессоров, читавших по латыни»[335]. О множестве студентов, не понимавших французских лекций профессора Фишера, пишет в своем дневнике Н. Тургенев. Некоторые профессора, как X. Шлецер, даже по несколько раз меняли язык преподавания.

После завершения учебного года, за 2–3 дня до акта в университете проходили публичные экзамены. Для самих студентов они не имели каких-либо следствий, и являлись скорее формой отчета московских профессоров перед публикой и своим начальством. Свербеев, участвовавший в экзамене 1815 г., говорит о нем, что «публичный наш экзамен, единственный, на котором я по неопытности почел нужным присутствовать, был совершенно бесполезен. Из весьма небольшой кучки студентов спрашивали немногих и не по всем кафедрам». Профессор славянского языка Гаврилов «выработал 25 пошлых вопросов и вместо того, чтобы потребовать от слушателей заучить их, все очень немудреные, назначил по одному каждому, на экзамене же все их перепутал и произвел этим великий конфуз»[336].

Настоящий вес среди студентов, заканчивающих университет, имел экзамен на ученую степень кандидата, к которому они начинали готовиться заблаговременно, едва ли не за полтора года вперед. Успешная сдача этого экзамена требовала знания не только всех учебных предметов своего отделения, но и написания научной диссертации на тему, заданную советом факультета, причем желательно на латинском языке. Хотя в рассматриваемые нами годы публичные диспуты или строгие научные требования при защите диссертации еще не практиковались, количество студентов, получивших звание кандидата, было небольшим, причем особенно ценилось их переводческое искусство (в качестве диссертации мог служить перевод иностранной научной книги, используемой в учебном процессе) и хороший латинский язык. Студент, покидающий университет без экзамена на ученую степень, для поступления на новую службу мог получить у ректора аттестат с указанием прослушанных им курсов, его поведения и успехов в учебе. Для этой процедуры в первые годы не был предусмотрен даже экзамен (официально введенный только в 1813 г.), однако на заре университетских преобразований попечитель Муравьев, ратуя за высокое достоинство студенческого звания, однажды выразил особую признательность профессорам за невыдачу аттестатов двум воспитанникам «по причине незаслуг оных»[337].

Университетский акт, проходивший всегда в торжественной обстановке и являвшийся, по замечанию современника, праздничным событием для всего московского общества, завершал учебный год. Традиция, сложившаяся в XVIII в., требовала его проведения в первых числах июля. Акт открывался музыкой и хором певчих, которым аккомпанировал установленный в Большой аудитории орган. Затем два профессора обращались к собравшимся с заранее написанными и розданными публике речами (обычно на латыни). Секретарь совета объявлял публике имена новопроизведенных в этом году докторов, магистров и кандидатов. Затем те из студентов, диссертации которых были признаны лучшими, получали награды (ежегодно вручались две золотых и шесть серебряных медалей; среди награжденных в эти годы И. М. Снегирев, И. И. Давыдов, К. Ф. Калайдович, В. Шнейдер, Е. Ф. Тимковский и др.) После этого начиналась церемония награждения учеников гимназии и вручения шпаг принятым в этом году студентам. С 1806 г. на каждом акте секретарь совета зачитывал «Краткое начертание истории университета» за год, затем в свои полномочия вступали новые деканы и ректор (если в результате выборов он менялся). Акт завершался краткой благодарственной речью ректора к посетителям, после чего перед публикой открывался для посещения университетский музей.

3. Повседневная жизнь Московского студенчества

Учебный процесс представлял собой лишь одну сторону жизни Московского университета. К другой стороне, не менее важной, но довольно слабо изученной исследователями, относятся все элементы городской среды, окружавшей воспитанников университета за пределами аудитории, бытовые условия их проживания и учебы, характерные детали поведения, привычки и общие интересы студентов, дружеские беседы, круг чтения, отдых и развлечения в свободное время. Реконструировать повседневную жизнь московского студенчества помогают нам различные дошедшие до нас документы, связанные с самими студентами, дневники, переписка, позднейшие мемуары. В результате вырисовывается богатая яркими красками и весьма пестрая картина. Можно сделать общий вывод о том, что условия повседневной жизни в действительности сильно отличались для разных групп студентов. К одной группе мы можем отнести гимназистов и казеннокоштных студентов, преимущественно разночинцев, мир которых ограничивался пределами главного университетского здания, где они жили и учились, и немногими доступными им городскими развлечениями. В другую группу включались воспитанники благородного пансиона, также жившие по строго регламентированному распорядку, но гораздо больше инкорпорированные в общественную жизнь. Наконец, на противоположном полюсе находились своекоштные студенты-дворяне, составлявшие чрезвычайно примечательную группу внутри московского дворянства в целом, наблюдения над повседневным поведением которых позволяют сделать интересные выводы о характерных чертах всего поколения молодых людей, вступавшего в жизнь накануне 1812 г., вынесшего на своих плечах тяжесть Отечественной войны и давшего России освободительное движение декабристов.

Рассмотрение обозначенной нами проблемы следует начать с описания самого университетского пространства, в рамках которого студенты должны были проводить значительную часть своей жизни. Главное здание университета на Моховой и окружавшая его территория, где располагались еще несколько учебных и жилых помещений, вместе составляли целый «университетский» квартал Москвы. Этот участок достался университету не сразу, он собирал его по частям и даже по мелким кусочкам около пятидесяти лет. К 1804 году территория университета уже включала в себя бывшие владения семи барских усадеб, двух церковных погостов с дворами церковнослужителей и один переулок вдоль Моховой улицы, а также занимала всю линию по Тверской между Долгоруковским и Газетным переулками, где размещался университетский благородный пансион.

С последней четверти XVIII века по мере роста владений университета вдоль Моховой сюда из первого здания у Воскресенских ворот на Красной площади постепенно перемещается вся университетская жизнь.

Этот процесс завершается в 1793 году с окончанием строительства главного корпуса, возведенного по проекту архитектора М. Ф. Казакова. Подробные воспоминания о допожарном здании университета оставил И. Ф. Тимковский, учившийся здесь в 1790-е годы, и в приводимом здесь описании мы последуем за его рассказом.