Читаем без скачивания История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2 - Луи Адольф Тьер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но недовольные офицеры были полны уверенности в себе. Они сговорились и, отлично понимая, что важным условием успеха в предприятии может стать какое-нибудь громкое имя, решили заручиться поддержкой попавшего в опалу великого воина – маршала Даву. Суровый и степенный маршал, самый твердый блюститель воинской дисциплины, не годился для заговоров. Однако то, как с ним обошлись, глубоко его оскорбило: обхождение было действительно неслыханным, ибо маршала сослали за оборону Гамбурга, одну из самых памятных в истории. Поэтому он не оттолкнул обратившихся к нему молодых и бойких генералов. Как и они, Даву был склонен считать Бурбонов чужаками и льстил себя надеждой, что может одним словом, посланным на остров Эльба, вызвать Наполеона и сделать его вновь главой Империи. Не взяв на себя никаких обязательств перед молодыми заговорщиками, маршал выказал им достаточно сочувствия, чтобы внушить уверенность, что поддержит их, и обрадованные появлением такого союзника молодые генералы, болтливые, как любая молодежь, вовсе не старались держать свои надежды в секрете.
Между тем, чтобы трудиться для Наполеона, нужно было трудиться вместе с ним, заручившись его согласием и содействием, а потому надлежало найти того, кто мог его представлять. Подумав о видных военных Империи, молодые офицеры подумали и о видных гражданских деятелях. Не имея возможности обратиться к осторожному Камбасересу, избегавшему всяких сношений, и к подозрительному и состоявшему под явным надзором Савари, они обратились к Лавалетту и Маре, слывшим доверенными лицами Наполеона. Но Лавалетт во время последней кампании получил на хранение от Наполеона 1,6 миллиона франков металлическими деньгами (всё личное состояние бывшего императора) и старательно хранил его, чтобы вернуть по первому требованию. В своей преданности, боясь выдать вклад, который мог стать спасением для его повелителя, Лавалетт прятал деньги со всяческими предосторожностями в собственном доме и прятался сам, стараясь никого не принимать. Поэтому заговорщикам пришлось обратиться к верному Наполеону и всегда расположенному к общению Маре. Однако тот заявил, что у него нет связи с императором и потому он не может ничего сказать от его имени. Он умолял офицеров не подставлять под удар Наполеона, который находился на милости врагов и мог по одному слову из Вены быть насильно перевезен в далекие края, в убийственный климат. Но сдержанность герцога была воспринята как обычная осторожность, свойственная политикам, а манера бывшего доверенного лица императора выражаться не обескуражила и не повергла в сомнения молодых людей, горевших нетерпением восстановить Империю.
Так же естественно было желать содействия и революционной партии. Поначалу удовлетворенные падением Наполеона, революционеры теперь о нем сожалели и желали его возвращения. Во главе их, как всегда, суетился Фуше, по-прежнему пытавшийся сыграть какую-нибудь видную роль и потому вмешивавшийся во всё подряд. Лишившись надежды на скорое возвращение к власти, он перешел, как и его однопартийцы, но из других побуждений, от снисходительности в отношении Бурбонов к возмущению против них и готов был примкнуть к любому, кто захочет их свергнуть. Однако главной целью Фуше было свержение Бурбонов, а не замена их Наполеоном. Он говорил, что при новом положении вещей нужен и новый государь, либеральный, как нынешнее поколение, не внушающий Европе ненависти, как Наполеон, и не рискующий, как он, навлечь на Францию нашествие 600 тысяч неприятельских солдат, которые ринутся через Рейн, чтобы низложить его. Франция устала от войны и деспотизма, она не хочет ни Бурбонов, ни Наполеона, и потому возможны только два государя – герцог Орлеанский или Наполеон II под регентством Марии Луизы. Связанный семейными узами герцог Орлеанский не может отделиться от семьи и помочь революции, и единственным кандидатом на трон остается король Римский. Поставив такую цель, можно привлечь к ее реализации Австрию, через Австрию – Европу, а с Европой и весь мир. Кроме того, армия будет довольна возрождением Империи, а Наполеон получит возмещение за потерю трона. Революционеры и либералы будут совершенно удовлетворены, ибо обретут в сыне славу, а не деспотизм отца, избавятся от публичных оскорблений эмигрантов и смогут с полным основанием примкнуть к режиму, который обеспечит им все преимущества Империи без каких-либо ее неприятных сторон.
Эти здравые во многих отношениях доводы грешили предположением, что Бурбонов можно заменить кем-то, кроме Наполеона. Регентство Марии Луизы являлось чистой химерой, ибо Австрия не выдала бы ни Марии Луизы, ни ее сына, и сама принцесса была столь же не способна к этой роли, сколь мало желала ее исполнять. Внешне благоразумный Фуше в действительности был безрассуден и куда менее невинен, чем молодые сорвиголовы, которыми он вознамерился руководить. Однако его речи производили впечатление на многих старых служителей Империи, помнивших о деспотизме и честолюбии Наполеона и страшившихся его злопамятства (ибо почти все они его бросили) и реакции Европы на его появление.
Молодых генералов, готовых рискнуть головой, трудно было убедить думать о ком-либо, кроме Наполеона, и Фуше решил пренебречь этим вопросом, сосредоточившись на главной цели – свержении Бурбонов. Авторы плана свержения представляли себе только один способ действий: собрать войска, которыми располагали некоторые из них, привести их в Париж, соединить с офицерами на половинном жалованье и осуществить переворот. В январе и феврале 1815 года этот план обсуждался с несдержанностью, которая шокировала маршала Даву, слишком серьезного для столь легкомысленного отношения к делу, и встревожила Маре, опасавшегося поставить под удар Наполеона. Лавалетт, хоть и прятался, но в конце концов встретился с генералами и умолял их сохранять спокойствие и не пытаться предупреждать волеизъявления Наполеона, а те отвечали, что им не нужно ничье согласие и содействие, чтобы свергнуть несовместимый ни с ними, ни с нацией режим, само существование которого полностью в их руках.
Они продолжали строить планы и часто бывали
