Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев

Картофельный Боб даже открыл рот и попытался прокричать на лету, как всамделишная птица. Крик его вышел почти неслышным для людей, толпившихся наверху, около Буса — тонкий исчезающий писк только плеснулся за краем обочины. Подобные звуки, должно быть, издаёт птенец, когда чувствует — пушистые бока братьев или сестер почти выдавили из гнезда.

Картофельный Боб словно услышал собственный крик со стороны.

Ему не понравился крик… Кричавший птенец слаб и тонок костью — последний из всех, сумевших проклюнуть скорлупу. Горячие тени братьев или сестер тесно обступали его — слишком большие, по сравнению с ним, слишком напористые и сильные, чтобы он мог всерьёз им сопротивляться. Птенец уже чувствовал бездну под неоперившимся крылом. Бездна была зияюща… и твёрдые камни устилали далёкое дно.

Картофельный Боб вздрогнул, всей кожей туфель почувствовав смертельную опасность под ногами.

Картофельный Боб сдержал крик, и вместе с ним задержал дыхание.

И, вместе с дыханием — Картофельный Боб каким-то чудом задержал и следующий, отпружинивший от терновника, шаг… хотя нога была уже занесена над пропастью, а тело было уже вовлечено в последний гибельный прыжок…

Картофельный Боб раньше никогда не думал о птицах… никогда не пытался смотреть на мир их глазами. Но теперь он вдруг понял: прервать полет — вот, что по-настоящему больно!

Больно было — не удержаться в воздухе и рухнуть среди разлохмаченной колючей зелени, едва-едва от неё оторвавшись.

Падение и последующие кувырки — оглушили Картофельного Боба.

Должно быть, у птиц… — подумал он, заскулив от этой боли… — так и бывает, когда они всё-таки падают…

Пусть скорость, набранная его коротким полётом, и была ничтожной по птичьим меркам, но внезапность падения всегда оглушает — это жестокий удар, вышибающий вон весь воздух из груди… это почти состоявшийся треск ломких костей и сочный шлепок размозжённой о камень плоти… Нет, всё обошлось — пропахав широкую борозду по кустарнику, цепко устилающему почти отвесный склон, Картофельный Боб замер на своих двоих прямо на краю первого из множества нисходящих уступов. Он сумел устоять, обхватив обеими локтевыми сгибами пару ошалевших от такого, а потому враз ощетинившихся шипами кустов…

Коротко озырнувшись наверх, откуда брал начало его короткий полёт, Картофельный Боб захотел вернуть тот первый начатый шаг вспять — поставить уже занесённую ногу рядом с той, второй, отставшей немного.

Уступ обрывался тут, щетинясь редкой травой по краю. Корни этой травы ещё цеплялись за камень, но расчёсанные ветром пряди — уже принадлежали бездне. Сухие их колоски полоскались в пустоте, гудящей ветром. Соверши Картофельный Боб ещё одну попытку взлететь, как птица — и ни одна из его туфель больше не встретила бы опоры под собой… Ему не было бы возврата тогда — к своему полю, к земле, к растущими из неё картофельным кустам. Он стал бы целиком принадлежать тогда пустоте… той субстанции, что ничего не даёт миру, но всем здесь владеет — и птицами, и этой нелепой железной паутиной, по которой Бус задумал переползти на другой край мира…

Он упёрся в каменный карниз обеими ногами, когда понял это… и, борясь с ужасом и тошнотой, разом накатившими — по инерции заглянул вниз, за последний травяной колтун…

Глаза его расширились, ещё полные небом и широким простором, ещё завороженные…, но уже меняющие окраску радужки — от восторженно-голубой к панически-серой.

Оказалось, Картофельный Боб стоял теперь на этакой каменной губе, что была оттопырена над бездной, и держалась лишь на честном слове Создателя, да на путанице корней, не желающих пока рвать родственные связи. Наплыв бурого, испещрённого трещинами камня, крошился, казалось, от одного взгляда, а дальше — обрывалась вниз отвесная скальная стена, сыпавшая и сыпавшая по ветру каменной крошкой. Вездесущая трава пыталась расти и там, на самом краю, но тщетно — бороды отмерших корневищ бесцельно мотылялись под ветром, а сами её суставчатые стебли — также мёртвые и сухие — нависали над пропастью, будто клочья отлинявшей шерсти…

Насколько глубоко простиралась эта бездна, Картофельный Боб так и не смог разглядеть — опять ощутил, как поплыло в голове… так иногда бывает, когда резко распрямишься, полдня проведя на корточках над заболевшим картофельным кустом. Его закачало, как былинку, и опять едва не стошнило… В изнеможении он лёг плашмя на цепкие гривы кустов — попытался ползти по ним наверх, отталкиваясь коленями от всего, что пружинило… Потом отчаялся, поняв всю бессмысленность этих попыток — просто вцепился в шипастые плети, насквозь прокалывая ладони… задыхаясь от только что осознанного ужаса и еле слышно подвывая.

Кустарниковый язык, на кончике которого лежал Картофельный Боб — мерно раскачивался над каменной губой… туда… сюда… — почти так же, как совсем недавно раскачивалась под Картофельным Бобом дребезжащая коробка Буса, норовя опрокинуться и вывалить в пустоту всё свое человеческое содержимое. Конечно, сейчас под ним было не припадочное бездушное железо, а нечто хоть отчасти живое, пусть и временно растущее на твёрдом…, но от этого было ещё хуже. Нормальная земля не должна висеть в воздухе над бездной, ничем не подпираемая снизу…

Картофельный Боб в полном отчаянии стиснул проколотые ладони в кулаки, пытаясь нащупать хоть что-то надежное среди всего этого, что пружинило под руками и ранило. Под его весом путаница кустов понемногу подавалась, пиждак расползался лохмотьями, сходя с плечей. Картофельный Боб уже почти не понимал, где верх, а где низ… и, если бы не людской гвалт, плещущий с высокого обрыва — он непременно уже растворился бы в пустоте. Кончик языка, к которому он прилип, как хлебная крошка — снова качнулся, облизнул каменную губу… потом накренился так сильно, что Картофельный Боб не удержался на колючем и съехал к самому краю, протолкнувшись носом сквозь чахлый веер Последней Травы.

Бездна распахнулась перед ним — вся сразу, до самого дна…

Тускло отблескивая и пунктирно прерываясь, извивалось по дну русло ручья — похожее сверху на лужу совершенно неподвижной и мёртвой воды, даром что вытянутой в мятую, перекрученную ленту.

Что-то мешало этой воде течь свободно…

Какие-то кучи грязного мусорного грунта громоздились поверх валунов… и поверх сползшего на дно терновника… и даже местами поверх самого ручья… Как раз над одной из таких куч, как оказалось, и висел Картофельный Боб, отчаянно цеплявшийся за кусты. А когда он повернул голову, отведя взгляд немного в сторону, то увидел ещё Великое Множество таких куч… Там, дальше, они уже сливались в одну большую кучу — бескрайнюю пухлую и рыхлую массу… отчего начинало казаться, что это