Читаем без скачивания Седьмая жертва - Александра Маринина

Кандидатура Анны Николаевны Фирсовой, бывшей невестки Серафимы Антоновны, выглядела в этом свете весьма и весьма перспективной. Только попробуй найди женщину с таким «редким» именем и с непонятно какой нынешней фамилией, ведь Анна могла после развода вернуть свою девичью фамилию, а могла снова выйти замуж и взять фамилию мужа.

Поиски, вопреки ожиданиям, увенчались успехом довольно быстро, Анна Николаевна Фирсова фамилию больше не меняла, хотя и находилась во втором браке. На этом, однако, все и закончилось, ибо проживала она в городе Челябинске вот уже на протяжении двенадцати лет, бывшую свекровь видела в последний раз на похоронах бывшего мужа, то есть пятнадцать лет тому назад.

Очень сокрушалась о страшной смерти Серафимы Антоновны, худым словом ее не поминала и выглядела при этом вполне искренней. Так, во всяком случае, утверждали сотрудники местной челябинской милиции, которым было поручено найти и опросить Фирсову. Можно было бы продолжать подозревать Анну Николаевну в неприглядной связи с убийцей, однако ей был задан вопрос, ответ на который сразу отмел все подозрения. Фирсову спросили, не знает ли она, какую женщину по имени Анна покойная могла бы называть «сукой Нюркой».

– Конечно, знаю, – тут же отозвалась Фирсова, – это Анна Захаровна, она на первом этаже жила в том же доме, что и Серафима. Свекровь ее люто ненавидела, впрочем, Захаровна отвечала ей тем же.

– У них конфликт был? На какой почве?

– Вот уж не знаю, – покачала головой Фирсова, – но, похоже, ссора была давняя, еще до того, как я в семью к Серафиме вошла. Сколько помню, столько Серафима Анну Захаровну Нюркой-сукой называла. При этом ведь они общались постоянно, Серафима Антоновна Анне Захаровне улыбалась, в гости к ней ходила, к себе приглашала, а за глаза… Лучше не вспоминать, какие слова говорила. Тяжелый характер у свекрови был, что и говорить.

Получив сведения из Челябинска, Зарубин кинулся искать Анну Захаровну. В том доме она уже не жила, это он знал точно, сверяясь со списком жильцов, который дал ему Миша Доценко. Может, померла старая? Но оказалось, что Анна Захаровна жива-здорова, хоть и в весьма преклонных годах, и проживает вместе с детьми и внуками в просторном загородном доме, построенном преуспевшим в делах зятем. Не откладывая дела в долгий ящик, Сергей отправился по Дмитровскому шоссе в сторону Учинского водохранилища, где и находился тот самый загородный дом.

Анна Захаровна, женщина необъятных размеров и неиссякаемого веселья, сидела на застекленной веранде в широком мягком кресле, закутав плечи цветастой шалью, и медленно, с чувством раскладывала на столе карты.

– Пасьянсом развлекаетесь? – спросил Зарубин, поднявшись по ступенькам и стоя на пороге открытой двери.

– Гадаю.

Анна Захаровна подняла голову, прищурилась, не торопясь сняла очки и тут же нацепила на нос другие, достав их из дорогого кожаного футляра.

– А ты чей же будешь? Соседских я всех знаю. Дверь-то закрывай за собой, а то холод напустишь. Видишь, обогреватель тут у меня.

Голос у нее был мягким и бархатным, словно возраст решил отыграться исключительно на фигуре и лице, оставив в покое все остальное. Услышав этот голос. Зарубин внутренне поморщился. Он готовился к разговору с простецкой бабкой, плохо ориентирующейся в настоящем, зато хорошо помнящей далекое прошлое, а нарвался, кажется, на юную душой бывшую актрису. Ничем иным, кроме как театральным прошлым, он не мог объяснить этот сохранившийся в неприкосновенности дивный голос. Вот не повезло! Творческая интеллигенция – совсем не Сережин профиль, не умеет он с ними разговаривать.

– Я из милиции, Анна Захаровна. Здравствуйте. Можно мне войти? – вежливо сказал он, прикрывая за собой дверь, но оставаясь стоять у самого порога.

– Проходи. Какой у милиции к нам интерес? Внуки? Или зятек любимый не на те деньги живет? Ты говори, не стесняйся, я уж давно ко всему готова, газеты читаю, телевизор смотрю.

– И что в телевизоре говорят?

– Говорят, что на честные деньги такой дом, как у нас, не построить. Тебя как зовут?

– Сергеем. Вообще-то я старший лейтенант милиции Зарубин Сергей Кузьмич…

– Батюшки! – ахнула Анна Захаровна. – Ты не Кузьмы ли Зарубина сынок?

Деда твоего Федосеем звали?

Зарубин радостно подумал, что, пожалуй, насчет голоса он поторопился делать выводы, судя по речи, старуха как раз такая, как он себе и представлял. И деда его с отцом знала, теперь и разговор легче пойдет. Нет, что ни говори, а везенье у сыщиков тоже иногда случается.

– Почему звали? Его и сейчас еще Федосеем Евграфовичем кличут, – улыбнулся Сергей.

– Неужто жив?

– Жив, – подтвердил он, – и пребывает в полном здравии. А вы, выходит, его знали?

– Ну а как же! Он в нашем театре за декорации отвечал.

– В каком театре?

Насколько Сергей знал, его дед никогда в театре не работал, был токарем на заводе. Неужели сейчас обнаружится ошибка и окажется, что никаких общих знакомых у него с Анной Захаровной нет? Обидно! А так хорошо разговор начал выстраиваться… Да к тому же выясняется, что она все-таки из театральных.

Вот не везет так не везет!

– Как это в каком театре? В самодеятельном. Ты фильм «Музыкальная история» смотрел?

– Это где Лемешев играет?

– Вот-вот. Как раз про такой театр. В те времена это модно было, все увлекались, кто драмы ставил, кто комедии, кто оперы. Твой дед Федосей за декорации отвечал, это я уже сказала, а я Графиню пела в «Пиковой даме».

Чего смеешься? Это я сейчас такая, а полвека назад за мной поклонники толпами бегали. Твой дедуля, между прочим, тоже, – Анна Захаровна хитро улыбнулась. – Тебе говорили, что ты сегодня – точная копия Федосея в молодости? Такой же маленький был, юркий, живенький. Отца твоего, Кузьму, к нам на спектакли приводил. Федосей очень огорчался, что у него голоса нет, тоже петь в спектаклях мечтал, вообще театр он любил, смену на заводе отстоит – и на репетицию бегом. Как помню, ни одной не пропустил. Ведущие исполнители, бывало, пропускали, а твой дед – ни разу! Даже когда декорации не нужны были, придет, бывало, сядет в зрительном зале и слушает. Знаешь, говорил, Нюрочка, мечта у меня есть, чтобы сын мой Кузьма певцом стал, на оперной сцене выступал, как Шаляпин или Собинов. Как отец-то твой? Стал артистом?

– Не получилось, – рассмеялся Зарубин, – он в деда пошел, без голоса оказался. Закончил автодорожный институт, стал инженером.

– Это жаль, – вздохнула Анна Захаровна, – красивый был мальчонка, как помню, стал бы артистом – по нему бы все девки сохли. А ты, видно, не в него пошел, в деда, востроносенький, маленький… Впрочем, это я уже сказала. Так с какой печалью ты ко мне пожаловал, Сергей Кузьмич?

– Вы помните Серафиму Антоновну Фирсову?

– Симу-то? Ну а как же! Столько лет в одном доме жили. А что с ней?

– Умерла.

– Вон оно как… – протянула старуха. – Ну что ж, пора, как говорится, чай, не девочка уже. Она была меня на три года старше, мне восемьдесят пять, стало быть, ей восемьдесят восемь. Ну ладно, Сима умерла, а милиции какой в этом интерес?

– Так она не сама умерла. Ее убили.

Анна Захаровна медленно покачала головой и собрала лежащие на столе карты в колоду.

– Понятно. Допрыгалась Симка. Сто раз ее предупреждала… Все забрали?

– Что – все? – спросил Зарубин, напрягаясь, как охотничий пес. Кажется, не зря он сюда приехал.

– Ну, деньги, побрякушки, что там у нее еще было, я не знаю в точности.

– Да какие деньги, Анна Захаровна, что вы! Она совсем нищая была, еле-еле концы с концами сводила.

– Это с чего же ты такое удумал?

– Так видно ведь. По всему видно. И соседи говорят.

– А ты не верь!

С этими словами Анна Захаровна стукнула кулаком по столу, причем весьма увесисто, даже стекла задрожали. Сила в ней, несмотря на годы, оставалась немалая, да и вес солидный.

– Не верь! – повторила она уже спокойнее. – Мало ли что люди говорят. Что они знают-то? Симка богатая была, только жадная до безумия. С молоду над каждой копейкой тряслась, выбирала, что купить подешевле. Если за колбасой шла в магазин, так перед этим целый час высчитывала, сколько граммов нужно купить, на сколько бутербродов, чтобы лишнего, упаси бог, не взять. Ты знаешь, что она родного сына из дома выгнала?

– Знаю, – кивнул Сергей, – мне сказали, что из-за пьянства.

– Ну, это правильно тебе сказали, только не в самом пьянстве дело было, а в том, что сын наследственное богатство тягать начал. Если бы он просто пил, Сима его не тронула бы. Но он к ее деньгам руку протянул, этого она уже не стерпела.

– Откуда же у нее деньги, Анна Захаровна?

– Так Симка ж из купеческого рода. Как после революции экспроприацией запахло, ее отец быстренько всю собственность продал и в ювелирные изделия обернул. Спрятал как следует, середнячком прикинулся, горсть побрякушек большевикам пожертвовал: мол, отдаю все, что есть, на дело строительства светлого будущего. Ему поверили, даже на пост какой-то назначили, заводом управлять. А горсть та была каплей в море, остальное он схоронил и единственной любимой дочке Симочке в наследство передал.