Читаем без скачивания Седьмая жертва - Александра Маринина

Поневоле вспоминались и другие странности в поведении соседа. Иногда он исчезал на два-три дня, забирая с собой собаку, и по возвращении на встревоженные вопросы отвечал со смехом, что ездил на рыбалку или на охоту.

На охоту с догом! Просто смешно. И ни разу – ни разу! – не угостил соседей ни рыбой, ни дичью. Даже не похвастался добычей. Настоящие рыбаки и охотники так себя не ведут. Однажды Ира из окна увидела, как сосед уезжает. В костюме и с «дипломатом» в руках Андрей Тимофеевич садился в «Волгу», устроив Агата на заднем сиденье. Вернулся через три дня и объявил: «Рыбачить ездил». Это в костюме-то и с «дипломатом» вместо удочек?

Ирина в тот раз промолчала, потому что была человеком воспитанным и деликатным. В конце концов, сосед – мужчина красивый, еще не старый и вдовый, иными словами – свободный, наверное, он провел эти три дня с женщиной, и кто сможет упрекнуть его в том, что он не сказал правду? Да, в тот единственный раз Ира точно знала, что Андрей Тимофеевич солгал, но нашла для этой лжи вполне приемлемое оправдание. Теперь же, покопавшись в памяти, она пришла к выводу, что сосед солгал не только в тот единственный раз. Он врал насчет своих отлучек всегда, никакой он не рыбак и не охотник. Просто у него есть женщина, и женщина эта появилась давно, наверное, сразу после смерти жены, скончавшейся два года назад, а может, и раньше была, при жене еще. Соседу не хочется, чтобы о нем говорили: «Только-только жену похоронил и уже другую завел», вот он и скрывает. А может быть, эта дама – человек известный, например, знаменитая актриса, лицо которой всем хорошо знакомо, поэтому Котофеич не хочет, чтобы о ней знали соседи.

Придя к такому выводу, Ирочка облегченно вздохнула. Ну вот, зря она человека подозревает, бочку на него катит. Все нормально, все вполне объяснимо.

Она уже успела погулять с Гришенькой и замариновать мясо для ужина, когда подозрения вновь зашевелились в ее голове. А комнаты? Почему он их запирает?

Почему ни разу не показал Ире всю квартиру целиком, как это обычно делают все хозяева? И еще вспомнилось, что несколько раз он выгонял Иру, когда ему звонили по телефону. Ну, не то чтобы грубо так выгонял, нет. Он снимал трубку, говорил: «Одну минуту», потом поворачивался к Ирочке и мило улыбался со словами:

– Я вас провожу, дорогая?

Да-да, именно так, с вопросительной интонацией, которая не оставляла пространства для маневра. Что можно было ответить на такой вопрос? Только два варианта. Либо:

– Да-да, конечно, всего доброго, спасибо за чай.

Либо:

– Ну что вы, не затрудняйтесь, я найду дорогу к своей квартире.

Третьего варианта не было. Не отвечать же:

– Да вы разговаривайте, не стесняйтесь, я посижу, послушаю.

Вежливая Ира использовала в таких случаях первый вариант и уходила. Что за таинственные переговоры вел Котофеич? Впрочем, если все дело действительно в женщине, тогда понятно. Не станет же он при Ирочке ворковать со своей возлюбленной, роман с которой так тщательно скрывает.

Под мерный шум пылесоса (исправленного, кстати, рукодельным соседом) подозрения снова отступили, но остался непроясненным вопрос с запертыми комнатами. Ах, если бы Ирочке удалось придумать логичное объяснение этим дверям с замками, ей стало бы в тот же миг легко и радостно. Подозревать милого пожилого соседа в чем-то дурном не хотелось, он такой славный человек, всегда готов прийти на помощь. Но объяснение все не находилось, и от этого настроение у Иры Миловановой немного испортилось.

Глава 15

Этого никто не ожидал. В самый разгар утренней оперативки, которую проводил Коротков, дверь открылась и на пороге возник лично полковник Гордеев. Собственной персоной. Вид его нельзя было назвать цветущим, но уж болезненным-то он не был, это точно.

– Картина Репина «Не ждали», – шепотом прокомментировал Доценко, наклонясь к Насте.

– Тебе видней, – улыбнулась она, – ты у нас теперь крупный спец по части живописи.

– Это почему?

– Потому. Не ты один тут сыщик.

Настя даже не заметила, что впервые за все время совместной работы обратилась к Михаилу на «ты». Он, кажется, тоже этого не заметил, потому что был полностью поглощен мыслью о том, как это Каменская узнала о его культпоходе на выставку живописи.

Колобок несколько секунд постоял в дверях, внимательно оглядывая присутствующих, потом удовлетворенно кивнул.

– Продолжайте. Не буду мешать. После совещания попрошу зайти ко мне Короткова, Каменскую и Доценко.

Он вышел, но совещание так и не было продолжено. Коротков, оглядев сотрудников, спросил:

– Кто-нибудь знает, что случилось? Почему Гордеев здесь?

Ответом ему был гул голосов, из которого следовало, что для всех сие явление оказалось полной неожиданностью.

– Может, его выписали? – предположил кто-то.

– Не может, – отрицательно мотнул головой Юрий, – я только вчера вечером с ним разговаривал, о выписке и речи не было.

– Он мог просто не предупредить, – сказала Настя. – Знал, что сегодня его выпишут, но специально промолчал, чтобы застать нас врасплох и посмотреть, чем мы по утрам занимаемся.

– Ладно, все свободны. Миша, Ася, вперед за орденами.

Втроем они вошли в кабинет Колобка и застыли у двери, вопросительно глядя на начальника. Все правильно, с хмурой усмешкой подумала Настя, нужно успевать с самого утра получить выволочку от начальника, чтобы потом весь день чувствовать себя свободным.

Гордеев, сидя за столом, перебирал бумаги. Кинув быстрый взгляд на подчиненных, он снова уткнулся в какой-то документ, коротко бросив:

– Рассаживайтесь. Поговорим.

Они молча уселись вокруг длинного приставного стола, не ожидая ничего хорошего. Ожидания полностью оправдались.

– Я бы хотел услышать подробный и последовательный отчет о работе по убийствам, связанным с телепередачей, – жестко произнес Гордеев. – Сегодня утром мне позвонил генерал и вежливо поинтересовался, когда я смогу ему доложить о результатах. Я надеюсь, вы понимаете, что, когда ставится такой вопрос, ответ может быть только один: сегодня. Преступлениями интересуется пресса, дело получило широкую огласку, у Образцовой берут интервью, уже потоком идут публикации, которых вы, конечно, не читаете, вы же так ужасно заняты, вы же всех убийц в Москве переловили, пока я болел. Из всего, что вы мне рассказываете, когда приезжаете в госпиталь, вытекает неутешительный вывод: докладывать нечего. С этой интересной мыслью я не могу идти к генералу. А теперь я вас слушаю.

Докладывали по очереди, сначала Коротков, потом Настя, последним – Миша Доценко. Гордеев почти не перебивал, только изредка задавал уточняющие вопросы и все время что-то записывал.

– Печально, – подвел итог полковник, – прошло больше месяца, за это время вы чуть не задержали невиновного, поймали убийцу наркоманов и сделали вывод о том, что ваш Шутник скорее всего как-то связан с Шуваловым. Говоря нормальным русским языком, по делу не сделано ничего. Ни-че-го, – раздельно повторил он. – Как прикажете это понимать? Причина в том, что Коротков не справляется с руководством отделом? Или в том, что вы его обманываете, пользуясь многолетней дружбой с ним, и не работаете, а занимаетесь черт знает чем в рабочее время?

– Виктор Алексеевич, – начала Настя, – вы несправедливы, Коротков хороший руководитель, и старая дружба здесь ни при чем.

– Тогда в чем дело?

– Дело в преступнике. В Шутнике. Он не так прост, его невозможно быстро вычислить, его с жертвами не связывают личные отношения…

– Ты мне ликбез не устраивай! – взорвался Гордеев. – Я сам знаю, что просто, а что сложно! Я не спрашиваю, почему Шутник до сих пор не пойман. Я спрашиваю, почему так мало сделано и чем мне через час отчитываться перед генералом. Полмесяца вы разрабатывали Горшкова и оказались не правы. Еще полмесяца вы угробили на Шувалова, и снова интуиция вас подвела. Я что, должен генералу про вашу интуицию никуда не годную рассказывать?

– Но, Виктор Алексеевич, с Шуваловым мы еще не закончили, я уверена, что у него есть сообщник…

– Все свободны, кроме Каменской, – оборвал ее Колобок. – Идите.

Работайте, черт вас возьми, если вы еще не разучились это делать.

Коротков и Миша Доценко мгновенно испарились из кабинета. Гордеев снял очки, швырнул их на стол и начал расхаживать у Насти за спиной. Она терпеливо ждала продолжения, понимая, что ничего приятного не дождется.

Наконец полковник остановился и сел за стол для совещаний напротив нее.

– Что происходит, Стасенька? – негромко спросил он. – Неужели ты так сильно испугалась?

Она молча кивнула, чувствуя, как слезы закипают в уголках глаз. Только бы не расплакаться, этого еще не хватало!

– Вам всем словно глаза кто-то закрыл, – продолжал Гордеев, – вы изо всех сил стремитесь подтянуть любую информацию к версии о том, что преступления Шутника направлены против Образцовой. Ну хорошо, я готов это понять, если бы речь шла только о тебе. Если главная цель Шутника не Татьяна, значит, это ты. Тебе эта мысль неприятна, она тебя пугает, и ты стараешься от нее избавиться. Это не правильно, но хотя бы понятно. Но Коротков-то куда смотрит? А Селуянов? А Доценко? А мальчик этот из округа. Зарубин? У них-то взгляд должен быть более трезвым, сторонним, почему же они ничего не видят?