Читаем без скачивания Колокола тревог - Анатолий Терещенко

Интересен еще один поворот — немцы решили пригласить в Катынь представителей Международного Красного Креста (МКК). Там, на месте раскопок, разместили немецкую роту пропаганды, которые были ознакомлены с рекомендациями Геббельса:

«Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство, должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, способными действовать ловко и уверенно. Некоторые наши люди должны быть там раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено, и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии. Целесообразно было избрать одного человека от нас и одного от ОВК, которые уже теперь подготовили бы в Катыни поминутную программу».

Получается, Геббельс и не скрывал от подчиненных, что катынское дело фальшивка. Но представители МКК от участия в геббельсовской провокации отказались, несмотря на шантаж и угрозы. Зато «лондонские поляки», вступив в позорный сговор с немцами, направили в Катынь Техническую комиссию Польского Красного Креста (ПКК). Она там пробыла с 17 апреля по 9 июня 1943 года. Возглавлял ее поляк К. Скржинский, а на завершающем этапе — его соотечественник М. Водзинский. Они составили отчеты о работе комиссии, которые хранятся в Лондоне…

Отчет Скржинского примечателен не только тем, что немцы не показали полякам из техкомиссии ПКК ни одного документа, то есть отнеслись к ним как к быдлу, не захотели откровенничать. В нем они еще как бы ненароком обмолвились, что рядом с захоронениями поляков были и могилы с «массовыми захоронениями русских». Это был намек — поляков расстреливал тот, кто расстреливал и русских. А комиссия судебно-медицинских экспертов, которую возглавлял Г. Бутц, пробыла в Катыни всего два дня и, вскрыв девять трупов, заранее подготовленных гитлеровцами, 1 мая 1943 года вылетела в Берлин.

Но вместо германской столицы самолет приземлился на глухом уединенном аэродроме. Впоследствии болгарский доктор Марков вспоминал:

«Аэродром был явно военным, и сразу после обеда нам предложили подписать экземпляры протокола. Нам предложили подписать их именно здесь, на этом изолированном аэродроме».

Марков, несмотря на давление немцев, уклонился от выводов, что польские офицеры убиты в 1940 году.

Чехословацкий профессор Ф. Гаек, также входивший в комиссию Бутца, издал в 1945 году в Праге брошюру «Катынские доказательства», где привел беспристрастные и безупречные с научной точки зрения аргументы в подтверждение того, что польские офицеры не могли быть расстреляны ранее осени 1941 года. А судьба самого Бутца печальна. Его убили в 1944 году сами немцы, опасаясь, что он раскроет их аферу с катынскими захоронениями. Что же касается «вещественных доказательств», хранившихся в 14 ящиках числом 3184 единицы, то они были уничтожены фашистами. Для чего? Думается, в них содержались доказательства их вины.

В 1991 году ельцинская власть разрешила полякам второй раз копать на нашей земле. Накопали многочисленные «вещественные доказательства», о чем всему миру поведал ксендз Пешковский, успевший быстро издать две книжки. Простодушный и одновременно лукавый ксендз в своих писаниях сообщил любопытную деталь, связанную с раскопками…

По его словам, основная масса предметов, названных вещественными доказательствами, найдена не в могилах, а в каких-то отдельных ямах и ямках. Выходит, что у поляков перед расстрелом отбирали табакерки, газеты, записки, перстни и, захоронив расстрелянных, потом выкапывали специальные ямы и ямки, куда и зарывали отобранные у обреченных предметы. Бедный ксендз! В его изложении очень трогательно звучит уверение, что и деревянная табакерка, и газета, и записка, пролежав в иссиня-черной жиже 51 год, не истлели, а сохранились так, что их можно было читать «при открытой балконной двери».

Бросается в глаза, что почерк, методы и приемы, которыми пользовались поляки и их соучастники-следователи в 1991 году, напрямую перекликаются с почерком, методами и приемами немцев в 1943 году под Катынью. Разница лишь в том, что немцы утаивали, а потом уничтожали вещественные доказательства своей вины, в то время как поляки при содействии наших коллаборационистов фабрикуют доказательства чужой вины. Но эта разница, которая придает действиям польско-российской стороны еще более гнусный характер. Полякам очень хочется, чтобы их военнопленные были объявлены жертвами русских, а не немцев. С русских в дальнейшем можно потребовать компенсации в евровалюте, а вот немцы в ответ могут сделать одно — скрутить фигу или показать неприличный жест средним пальцем, вот и вся компенсация.

Как уже отмечалось, раскручивая проблему Катыни, польские власти замалчивают свои грехи об уничтожении десятков тысяч советских военнопленных в 1919–1920 годы. И вот, едва утихли страсти вокруг замены таблички на месте авиакатастрофы под Смоленском 10 апреля 2010 года, из-за которой Москва и Варшава едва не разругались, как в Польше новое чрезвычайное происшествие, — появились, словно гуманоиды, «русские партизаны!!!»

За ночь неизвестные установили мемориальную доску в местечке Стшалково, где располагался один из многих жутких концлагерей для красноармейцев. Только в этом селении было умерщвлено несколько тысяч наших воинов. На табличке был выгравирован текст: «Здесь покоится 8000 советских красноармейцев, жестоко замученных в лагерях смерти в 1919–1920 гг…» На следующий день небольшую плиту с эпитафией демонтировали по распоряжению местных властей.

История — зеркальная…

Более подробно дело о Катыни разобрано в книге автора «Хождение по катынским мифам».

Синий глаз

Трагедией под овации часто называют люди то пойло, которое мутным потоком, вязким как обжигающая лава из жерла вулкана, выползает из некоторых отечественных телеэкранов или «синих ящиков» на смотрящих и слушающих телезрителей. И вот они вместо мира, добра, справедливости, правды, любви к Отчизне и привития патриотизма получают порабощающий и разрушающий душу, уже неподвластный воле, заряд, враждебной всему человечеству, дикой стихии.

Картины обмана, насилия, крови, секса шприцуют телезрителя и взрослого, и юного. У нас немало людей в искусстве, — говорил Юрий Бондарев, — чья слава, надутая и сконструированная лживой плановой прессой, делает их смешными и жалкими тенями политической декорации.

Казалось бы, о русских людях надо думать, о том, как обустроить жизнь в России, а нам говорят про Сталина и десталинизацию, про никчемный совковый советский народ, про застойные годы, про миллионные жертвы на войне, как будто мы этого всего не знаем. Говорящие головы на некоторых радиостанциях и каналах ТВ, купленные за незаслуженно большие деньги, снова разворачивают подрывную антирусскую пропаганду. Она так похожа на антисоветскую — периода Горбачева и Ельцина.

Искренне недоумевают властители наших дум — либералы и их рупоры в СМИ: «Почему народ боготворит Сталина, а Хрущева «неблагодарно» презирает?»

Георгий Элевтеров в статье «А судьи кто?» (газета «Спецназ России» № 4, 2011) писал о реакции либералов на их первое поражение при выборах в парламент в середине 90-х.

«Вспомнилась тут «крылатая фраза» одного из них: «Россия, ты сдурела». Почему она тогда сдурела? Оказывается, Россия не приняла расстрела Белого дома. И примерно с этого момента она отказалась верить в либеральные ценности. С этого момента Ельцин стал для нас американской марионеткой, а все, кто глумился над памятником Дзержинского, стали его охвостьем.

С этого момента они искали нового Ельцина, но не получилось. А ведь все было в их липких руках. Преданный, разложившимся руководством компартией народ был лишен созидательной силы из-за политической блокировки. Так, увы, было. Но так будет не всегда…

Сталин — победитель в войне, которая угрожала нам полным истреблением. Ради спасения страны от гибели Сталин взял на себя роль диктатора. А Хрущев — один из холуев и палачей диктатора, попытавшийся обелить себя и оклеветать хозяина, которому чуть ли не лизал хром сапог. Диктатору народ простил, подлому холую нет».

Для объективности этой оценки предоставим слово У. Черчиллю о И. Сталине и о Н. Хрущеве:

«Сталин — это военное счастье России».

А вот о Хрущеве он высказался по другому:

«Надо быть гением, чтобы оставить Россию без хлеба».

Если западный литературный герой идет к одной цели — к богатству, удовольствию, счастью денежного могущества, то герои Толстого и Достоевского и почти всей русской литературы, по сути, равнодушны к этому благу и западному мещанину они могут показаться наивными простаками.