Читаем без скачивания Лебединая дорога - Мария Семенова

— А ты остался бы там, где конунг из Вестфолля насильно заставляет свободных людей платить ему дань да еще кормить его хирдманнов? И мало что сулит им за это, кроме того, что и без него от века им принадлежало?

Абу Джафар сказал примирительно:

— Прости меня, если я расшевелил твою рану. Сложи крылья своего гнева и не сердись… Я ведь такой же скиталец, как ты. У меня тоже есть дом, куда стремится мое сердце, и семья, которую я не видел так давно… Ты видишь — белая пыль тысячи дорог осела в моей бороде, но ни одна из этих дорог не привела меня назад…

— Тебе-то что не сиделось в своем одале? — наполовину стыдясь собственной вспышки, проворчал Виглафссон. — Ведь у вас там, люди говорят, и солнце круглый год не заходит, и треску можно ловить прямо с порога!

Абу Джафар сложил на груди руки, и его черные глаза стали двумя окошками в цветистом ковре, затянувшем трясину.

— Я табиб, — ответил он тихо. — Я лечу людей, поднимая их с ложа болезни в седло деятельной жизни. Я хотел научиться читать человеческое тело, словно мудрую книгу… Ответь мне, можно ли оставаться там, где ищущему света завязывают глаза?

Вечером этого дня в одном из домов на берегу ветреного озера Весь долго не гас глиняный светильник. Поскрипывало в узкой смуглой руке тростниковое перо.

Абу Джафар Ахмед ибн Ибрагим записывал:

«…Теперь я должен рассказать о том, как меня принимали в стране Вису, куда я прибыл из страны Булгар. Здесь меня поселил у себя один почтенный человек, которого я исцелил от язв на ногах. Люди вису розовокожи, с волосами как лен. Они носят льняную одежду, хорошо эащищающую от холода, иные же одежду из шкурок пресного бобра мехом наружу. А кроме бобровых шкур, отсюда вывозят мех горностая, белки и черной лисы…

…Сегодня, второго сафара двести пятьдесят пятого года хиджры, я беседовал с путешественником из далекой страны Яджус… Мне многие говорили, будто эта земля совсем не знает благодатного солнечного света, однако он сказал, что это не так. Их земля представляет собой остров, затерянный в вечно бушующем море. Все они рыжи, с глазами неприятного синего цвета, и их кожа бледна в тех местах, где ее не покрывает загар. Все это, как и нездоровый цвет глаз, происходит от жизни в холоде и постоянной сырости, источаемой морем…»

Абу Джафар ненадолго задумался, глядя на огненный язычок, и продолжал писать:

«…Впрочем, эти люди крепки и совершенны телом, как пальмовые деревья, выросшие у родника. Они храбры и неустрашимы в бою. Но надо сказать, что они не проявляют своей храбрости сидя на коне и сражаются пешими, а к месту боя приплывают на кораблях. Человек, с которьм я говорил, проехал великое множество разных рек и морей, надеясь только на себя самого и на свой меч, выкованный в стране Ифранджа.

Я желаю ему, чтобы когда-нибудь он смог примириться с властолюбивым правителем, захватившим его земли. И вернуться на родину, которую он любит, обретя благо, в коем судьба отказала мне много лет назад…»

Как ни торопил своих товарищей опытный Можжевельник, они все-таки упустили самое выгодное время для плавания по Шехсне. Отшумел весенний разлив, напоивший в верховьях реки богатые заливные луга, и вода быстро пошла на убыль.

Скоро вновь в полную силу зарокочут пороги, перегородившие извилистое русло.

— Поспеши, — сказал Олав Халльгриму хевдингу, глядя, как по сторонам вырастали откосы, увенчанные шапками жирной черной земли. — Мне рассказывали, здесь будет порог, который называют Плоская Гряда. В paзлив вода там покрывает голову рослого человека. Но зато потом ее остается с ладонь!

Приди они к Плоской Гряде в самую сушь — и пришлось бы надрываться не меньше, чем на волоке меж Вытегрой и Ковжей. А ведь этот порог был только первым в целом семействе быстрин, и тянулись они на множество поприщ вниз по реке. Кроме Плоской Гряды, была еще Черная, а еще Сосенка, Березка, Коленец, Змея, Бесповоротное Плесо и иные. И у каждого — свой особенный нрав, свое течение, своя глубина! И никакой дядька Любочад не ждал здесь с ватагой, готовой помочь протащить корабли.

Однако им все-таки повезло. Высокую воду удалось схватить за самый кончик хвоста — драккары прошли над порогами, и люди только придерживали их с берега за канаты. Лишних рук не было. И Халльгрим радовался тому, что здешние финны, кажется, уже попривыкли жить за щитом Ольгейра ярла в мире и тишине — первыми нападали редко…

И тем не менее на кораблях услышали его строгий приказ: поодиночке от берега не отлучаться.

Первые несколько порогов удалось благополучно миновать в один день.

Потом случилась непредвиденная остановка.

Однажды, когда корабли подогнали к берегу и стали готовить еду, Видга и Скегги вместе отправились в ближний лес. Зайдя за деревья, сын хевдинга поручил Скегги свой меч и нырнул в кусты. И буквально тут же стрелой вылетел назад!

— Там камень, — сказал он малышу, выхватывая у него свое оружие и торопливо пристегивая к поясу. — А на камне руны!

Они со всех ног помчались обратно к кораблям. Выслушав сына, Халльгрим недовольно спросил:

— Ну и что, что камень? Мало у нас наставлено памятных камней…

Зато Хельги сразу же велел позвать Улеба:

— Где там этот Ульв трэль! Пускай он посмотрит руны и скажет, что они говорят!

Замшелый валун безмятежно грелся на солнце посреди круглой поляны. У ног камня толпилась цветущая земляника, а крутой серый лоб и вправду украшали кривовато врезанные буквы.

Улеб долго приглядывался к надписи, шевеля губами и хмуря широкие брови.

— Ну? — спросил Хельги нетерпеливо.

— Добро положил… — пробормотал Улеб. — Дальше сколото, не разберу, — Клад! — хлопнул себя по бедру средний Виглафссон. — Правильно он читает, Ас-стейнн-ки?

Звениславка кивнула.

— Здесь надо искать клад! — сказал Хельги. — Добро положил!

— Кто же прячет клады там, где все ходят и ездят? — спросил Халльгрим спокойно. — Мало ли кто мог куда положить какое добро и написать об этом на камне!

Но Хельги только отмахнулся. Сотня сильных мужских рук долго толкала и раскачивала вросший в землю валун. И наконец камень со вздохом уступил и дал повалить себя набок. Принесенные лопаты жадно впились в каменистую лесную землю… Вот-вот потревожат трухлявое дерево сундука или ударят в круглую крышку котла, полного серебряных украшений!

Время шло…

Взмокшие и очень злые, все они сидели на краю вырытой ямы, рядом с выкорчеванным валуном. И кто-то из них указал пальцем в подсохшее каменное пузо:

— Да тут еще что-то написано! Наверное, где искать!

Снова кликнули Улеба и велели читать. Улеб почистил палочкой брюхо валуна, вывернул шею и прочел — громко, со злорадством: