Читаем без скачивания Лебединая дорога - Мария Семенова

Хельги Виглафссон молча кусал губы: вот уж чего он никак не надеялся в своей жизни увидеть, так это Халльгрима хевдинга, толкующего наподобие Эрлинга бонда… Вигдис яростно пыталась укусить Видгу и вырваться у него из рук. Видга так и не выпустил ее, но про себя решил, что, пожалуй, болеть ей было уже достаточно — пора бы и приставить к работе…

А воевода Олег, Ольгейр ярл, смотрел на Халльгрима и думал. Был он молод, но повидал столько, что хватило бы на десять седобородых мужей… Он видел, что Халльгрим смертельно устал от бесконечной заботы, от необходимости спать вполглаза и вполуха, от самой мысли о том, что нигде в широком и людном мире его не ждала домой ни одна живая душа…

Однако тронь его, и добро, если из четырех снекк доберется до берега одна. Это он знал.

— Верно, большое немирье нынче у вас в Халогаланде, — сказал он Халльгриму. Халльгрим ответил:

— Нас здесь трое братьев, и с нами весь наш род и все наши люди.

Олег кивнул. Может быть, он понимал Халльгрима лучше, чем это удалось бы другим. Кто поймет-бездомного, как не сам потерявший родной кров!

— Я тебя пропущу, — сказал он халейгу. — Запасайся на торгу всем, чем пожелаешь.

Он повернулся и что-то крикнул гребцам на своем языке… Длинные весла живо развернули снекку и погнали ее назад. Халльгрим почти ждал, чтобы венды ушли на север, в свой городок. Но когда драккары двинулись вперед, снекки пошли рядом. Увидев это, Халльгрим только усмехнулся про себя: ну еще бы…

Передняя снекка снова оказалась совсем близко, и Ольгейр ярл сказал ему:

— Нам нынче по пути…

К той весне Белоозеро еще не успело стать богатым и крепким городом, которым ему предстояло сделаться впоследствии, под сильной словенской рукой…

Тогда это было просто селение, и притом не очень-то большое, даже еще не обросшее защитной стеной.

Весские дома и тянулись к Шехсне-реке, и боялись ее, прятались за нешироким леском. Люди побогаче ставили свои дворы, обнесенные косыми заборами, совсем в другой стороне — там, откуда было видно впадавший в озеро ручей, а подле ручья огромный валун и рядом с ним почитаемую березу. У березы стояло священное капище, там обитали благодетели-Боги. Устами старейшин эти Боги нередко требовали кур и гусей — но никто никогда не видал, чтобы они ходили на кораблях и размахивали мечами… Подле Богов было безопаснее, чем у Шехсны.

Там же, у ручья, обосновался и торг. Вагиры, жившие на северном берегу, ловили в озере обильную рыбу, промышляли зверя и птицу, но что взять с новоселов — своего им хватало не всегда. И они часто наведывались к соседям-веси, когда что купить, когда собрать для своего князя уговоренную дань…

В тот день вагиров не ждали. Люди с удивлением посмотрели на длинные снекки, а на три незнакомых корабля, что шли с ними рядом, — с удивлением и тревогой! Жизнь давно уже научила белозерцев при виде таких кораблей бить в кленовое било и хвататься за оружие, не дожидаясь, пока те подойдут совсем близко…

Но уж верно не зря сопровождал их на снекках воевода Олег! За что же давали ему дань медом, рыбой и мехами, как не за то, чтобы умел утихомирить находников из-за моря… Весь поняла, что женщинам не придется прятаться в лесу, когда снекки причалили к берегу, а драконоголовые ушли в сторону и бросили якоря поодаль — за Шехсной. Поставили кожаные шатры, разложили огонь и занялись своими делами… Торга в тот день не было — какой торг, когда вот-вот залютует озерная непогода? Воевода Олег с тем к старейшинам и пришел: готовьте припасы, завтра, мол, урмане со своими товарами приплывут…

А за ночь хмарь рассосалась сама собой, так и не прогремев. И озера нельзя было узнать! Откуда только взялась в нем эта поющая синева и шальные волны, бело-гривыми молодыми конями бежавшие из-за горизонта!

Утром урмане сели в свою черную лодью и приехали торговать. Корабль со снятым носовым драконом набежал на песок, и суровые мореходы сошли по еловым мосткам — все безоружные.

У Халльгрима не было на продажу никаких заморских диковин. Но серебро — всюду серебро. И скоро его люди понесли по сходням пузатые мешки с зерном, потащили за рога жалобно блеявших овец. А за овцами, постукивая окованными боками, покатились в проворных руках круглые сундуки-кадушки. Увидев их впервые, Халльгрим хевдинг только покачал головой: как назвать глупым додумавшийся до такого народ!… Самого первого финна, не иначе, осенило катучим бочонком в тот лихой день, когда дотла выгорел у него новенький дом, а в доме — пожитки целой семьи, запертые от худого человека в неподъемный сундук.

Еще ему очень понравился здешний хлеб. Душистый, пышный, совсем не похожий на ячменные лепешки, к которым он привык. Жуя теплую горбушку, Виглафссон искоса поглядывал на мальчишек, вертевшихся вокруг, — кто в белых берестяных лапотках, кто так, босиком… Близко они не подходили — боязно. Но как усидеть дома, как не сбежать взглянуть на викингов, на тех самых, которыми матери пугали их в потемках!

Потом его осторожно тронули за плечо.

Халльгрим повернул голову, да так и застыл с куском в руке.

Стоял перед ним самый странный человек из всех, каких ему доводилось когда-либо видеть… Он не припоминал такого даже по Бирке, а уж туда-то съезжался весь населенный мир! Наверняка это был пришелец из очень далекой страны, где неслыханное в здешних местах считали обычным. Светлое одеяние, подпоясанное чем-то вроде длинного полотенца, спадало незнакомцу до пят. Голову венчало такое же полотенце, закрученное надо лбом. Со смуглого лица смотрели на викинга совсем черные глаза. На губах, обрамленных седеющей бородой, покоилась вежливая улыбка… А за плечом приезжего чуда стоял Ольгейр ярл.

— Это мой гость издалека, — поздоровавшись, сказал ярл Виглафссону. — Он путешествует по дорогам земли, собирая крупицы человеческой мудрости, и пишет книгу о разных народах. Он хотел бы поговорить с тобой. Его зовут Абу Джафар Ахмед ибн Ибрагим…

Чужеземец с достоинством поклонился.

— Длинное имя, — стряхнув с себя удивление, проворчал халейг. — Пускай он не обижается, если я не сумею выговорить правильно.

Почему-то он сразу решил, что беседовать придется через ярла или другого знающего человека. Но путешественник ответил ему сам:

— Если хочешь, ты можешь звать меня просто: Абу Джафар.

Мягкий голос звучал учтиво и доброжелательно… Собиратель мудрости совсем неплохо управлялся с северной речью, вот только слова произносил как-то смешно. Ольгейр ярл пояснил:

— Это значит отец Джафара, так у них принято. Правду сказать, сын Ворона смотрел на странника без особого воодушевления. Как понять человека, пустившегося в походы по чужим краям, когда он мог бы сидеть дома и не знать забот и хлопот? Потом он глянул на руки Абу Джафара и увидел, что они были тонкими, как у женщины. В длинных пальцах не чувствовалось силы. Книгу он пишет… Тоже занятие для мужа!