Читаем без скачивания Новый Мир ( № 2 2006) - Новый Мир Новый Мир

Разве то, что превратило наш континент в современную Европу, а разобщенный на локальные цивилизации мир — в единое пространство, не было в конечном счете обусловлено специфической структурой личности, сложившейся именно и только здесь? Обсуждая причины, позволившие Западу выйти за пределы традиционного общества и сделавшие неизбежным этот прорыв, указывают на развитие городов как центров формирования гражданского права, центров производства и торговли и очагов зарождения буржуазных отношений и предпринимательской инициативы, на изменение религиозно-этических установок („дух протестантизма”), на особую, только Западу свойственную структуру знания, определившую безудержный прогресс науки и техники и индустриальную революцию. Все так, но если вдуматься, то не станет ли ясным, что и успехи в сфере материальной цивилизации, и новые системы социальных связей, и возникновение новых этических и религиозных моделей — все это не что иное, как многообразные проявления специфического типа личности, которая преодолевала в себе „родовое существо” и освобождалась от сословных ограничений, т. е. индивидуализировалась? <…>

Что касается нашей страны, то нужно признать: тема личности и индивидуальности остается в высшей степени актуальной и стоит ныне более остро, чем когда-либо прежде. Тоталитарный режим подавлял личность и индивидуальную инициативу во всех областях жизни — политической и материальной, эмоциональной и культурной. Само слово „индивидуализм” было не просто бранным — обвинение в свободном выявлении человеческих способностей, мнений и интересов могло послужить основанием для преследования. Для возрождения нашего общества и создания нового духовного климата проблема личности становится воистину центральной. Приобщение России к европейской цивилизации (а другого выхода из кризиса я не вижу) не может не сопровождаться усвоением ее основополагающих ценностей” (стр. 375 — 376).

Итак, рассматриваемая книга написана для того, чтобы мы попытались понять, чтбо есть личность сегодня и в веках, но есть еще одно “для чего”. Для того, чтобы отстоять свое понимание индивида в истории. Книга впервые вышла в свет по-немецки в 1994 году, но предлагаемый ныне вниманию читателя вариант почти вдвое вырос, в том числе (но не только) за счет большей, чем в первоначальном варианте, полемической направленности.

Так о чем же спор? Существует почтенная историческая традиция, согласно которой “открытие мира и человека” (формула великого французского историка позапрошлого века Жюля Мишле, использованная его младшим современником, не менее знаменитым швейцарским историком Якобом Буркхардтом), то есть появление понятий (и даже самих феноменов) “индивидуум”, “индивидуальность”, “личность”, относится к эпохе Ренессанса3. В наши дни самым ярким, наверное, выразителем этой традиции является Л. М. Баткин, личный друг и постоянный научный оппонент А. Я. Гуревича.

Впрочем, еще Мишле заявлял, что личность появляется немного ранее, в XII веке, но это для него означает, что и Возрождение началось тогда же (“поистине, Средневековье было мертво уже в XII в.”4) и только ожесточенное сопротивление этих уже мертвых Средних веков отложило триумфальный приход Ренессанса на три столетия.

Эту идею подхватили уже в ХХ веке многие ученые, выдвинувшие положение о “Ренессансе XII века”. Касаясь нашей проблематики, необходимо упомянуть книгу британского историка Колина Морриса “Открытие индивида. 1050 — 1200”5.

Так вот, именно с этими представлениями о “рождении личности”, “возникновении индивидуальности” и спорит А. Я. Гуревич. Но прежде чем перейти к рассмотрению этих споров, надо отметить следующее.

Во-первых, существуют “трудности разграничения терминов „личность” и „индивидуальность”” (стр. 12). Впрочем, говорит наш автор, “я не очень озабочен тем, чтобы четко и непротиворечиво обособить понятия „личность” и „индивидуальность”” (стр. 24)6.

Во-вторых, и самому А. Я. Гуревичу пришлось столкнуться с этими идеями “рождения”, “возникновения”, “начал”, “истоков” применительно к собственному творению. Первый вариант его вышел на многих языках и под разными названиями, часть из которых, насколько мне известно, не удовлетворяют самого автора. Первое, немецкое издание 1994 года носит название “Индивид в европейском Средневековье”, равно как и — насколько могу судить за незнанием языка — литовское издание 1999 года. Но английский перевод 1995 года и испанский 1997-го именуется “Истоки европейского индивидуализма”, а итальянский 1996-го и французский 1997-го — “Рождение индивида в средневековой Европе”. То есть профессору Гуревичу приписывается та самая идея “рождения личности”, с которой он активно спорит.

Реприза в сторону: есть еще шведский перевод 1997 года, именуемый ярко и пышно — “Неуловимый индивид. Образ своего Я на Древнем Севере. Герои в раннесредневековой Европе”. Скандинавский мир в раннее Средневековье действительно занимает немало места в монографии А. Я. Гуревича, но его герои (не обязательно в “героическом” смысле) проживают также в средневековых Франции, Италии, Германии. Видимо, шведам так понравилось внимание автора к европейскому Северу (большинство европейских историков вне Скандинавии действительно редко обращаются к этому региону), что они, переводя книгу целиком, отбросили в названии все, не относящееся к их собственным землям.

Но вернемся к нашим индивидам. Вот концентрированное выражение позиции оппонентов А. Я. Гуревича, высказанное в книге Л. М. Баткина “Европейский человек наедине с собой”:

“… толковать о „личности” вполне ответственно, исторически корректно можно исключительно лишь в том случае, когда мы наблюдаем индивидов, способных сознавать себя, действовать, жить в горизонте регулятивной идеи личности.

В качестве личности, т. е. собственной причины (causa sui), индивид держит метафизический и нравственный ответ только перед собою же. Это, конечно, не означает, будто он не признает высших начал, оснований и образцов. Но не в качестве преднаходимых. Напротив, как личность человек отвечает не только перед ними, но особенно за них . То есть за то, что сам же вообразил, помыслил, утвердил — на свой страх и риск — в качестве таковых начал, оснований, образцов. Это его выбор, его убеждения, не более того. Но и не менее. И он достаточно отдает себе в этом отчет. Признавая право других людей жить соответственно столь же личным основаниям, возможно совсем иным, он присваивает таковое право и для себя.

<…> Именно в горизонте идеи личности индивид всегда „не как все” и — в пределе — уникален независимо от степени личной яркости, от своего масштаба, значительного либо самого скромного. Потому что новоевропейское „Я” принципиально несводимо ни к каким группам и общностям”7.

А. Я. Гуревич резко возражает. “По моему убеждению, идея постепенного формирования автономной личности в период Новой истории в качестве уникального и беспрецедентного процесса, с которым впервые столкнулось человечество, есть не что иное, как порождение гиперболизированного самосознания интеллектуалов, свысока взирающих на своих отдаленных предшественников. Это своего рода снобизм, облаченный в исторические одеяния. Историки или философы, придерживающиеся подобной концепции, проецируют в прошлое свое собственное Я и превращают историю в зеркало, которое отражает их собственные черты. Человеческой личности с иной структурой они не знают и не признают.

Несомненно, существуют веские основания для локализации современного индивидуализма в истории последних столетий. Но нет никаких оправданий для того, чтобы видеть в новоевропейской личности единственно возможную ипостась человеческой индивидуальности и полагать, будто в предшествовавшие эпохи и в других культурных формациях индивид представлял собой не более чем стадное существо, без остатка растворенное в группе или сословии. Приверженцы теории о рождении личности в период Ренессанса допускают, казалось бы, незначительную неточность: они забывают подчеркнуть, что речь идет не о личности вообще, но о новоевропейской личности (впрочем, как мы видели выше, другой для них и не существует. — Д. Х. ). Но если поставить проблему иначе и допустить, что в другие периоды истории личность характеризовалась иными признаками, то речь будет идти не о том, существовала ли она вообще, а об ее историческом своеобразии, обусловленном культурой и структурой общества” (стр. 21 — 22).