Читаем без скачивания Судьбы человеческие - Фэй Уэлдон

Он может продать теперь Машвелл-хилл и переехать куда-нибудь с Салли Сен-Сир. Они и в самом деле подходят друг другу: Саймон и Салли, у них, в конце концов, один и тот же бизнес, и они будут вместе заполнять колонки новостей, как иные вместе заполняют пространство супружеской кровати, думала она. Это будет в высшей степени духовный брак.

— У Эдварда был приступ круппа, — и это все, что мог сказать Саймон. Это был единственный протест, единственный крик души. — У Эдварда был крупп, а ты оставила его на попечении чернокожего детектива в качестве сиделки.

— Это что — расистское заявление? — прелестные брови Хелен надменно поднялись вверх.

— Не будь такой тупицей. — Саймон почти плакал. — Я хочу сказать, что этот чернокожий не знает, как обращаться с ребенком.

— Почему не знает? Оттого, что он — чернокожий? Я уверена, что он знает об этом много больше, чем Салли. — И в этом Хелен была совершенно права. Но это означало, что никто не знает меньше, чем Салли. — В любом случае, это был не крупп, а сильный грудкой кашель. И все из-за того, что это сырой дом. Нужно было давно подстричь деревья, но ты ведь не хотел.

Салли мечтала выйти замуж за Саймона. Для женщины всегда выгодно быть замужем, а тем более за кем-то, кто стоит выше тебя в твоей профессии. Таким образом, здесь отнюдь не планировался так называемый домашний брак: то есть такой, при котором жена ведет дом, а муж зарабатывает. Салли видела этот брак как профессиональный союз. Быстрое замечание, сделанное на пользу партнеру, как себя вести, к примеру, с конкретным редактором; обмен мнениями, обсуждение выгодного контракта — за утренним апельсиновым соком; все это ступени в продвижении вверх по профессиональной лестнице. Почти так же, осмелюсь предположить, как и в союзе Энджи с Сильвестром, только еще со взаимными юридическими обязанностями — и не без сексуальных удовольствий. И — о, конечно! — она не будет чинить препятствий, к тому, чтобы Саймон общался с сыном. У нее ведь нет намерения заводить детей. Она надеется, что и у него нет желания проходить снова всю эту скучищу, все эти пеленки: журналист должен быть готов лететь за новостями сию же минуту, куда угодно — хоть на другой конец земного шара! Нет, разумеется, дом нужно продать, а деньги вложить (чтобы этой суке Хелен досталось как можно меньше — Саймон, как это может быть твоей виной, если она сбежала с Клиффордом Уэксфордом? О чем ты говоришь? Они друг друга стоят. Бога ради!). Доход от инвестиций пойдет частично на оплату квартиры где-нибудь в центральном Лондоне; апартаменты предпочтительнее будет снять с меблировкой: нельзя же тратить время на какую-то мебель! Да, Саймон. Я действительно желаю, чтобы мы поженились. Это важно. Брак — совсем другое дело. В конце концов, все это обязательно появится в газетах. Увидишь, как ты будешь вознагражден. Теперь ты свободен, чтобы жениться; неужели тебе непонятно, что это унизительно для меня, если ты не женишься?

О, мисс Сен-Сир! Новоявленная миссис Корнбрук. Салли Корнбрук. Да, с этим именем твои дела пойдут на лад. В качестве Сен-Сир — ты вряд ли могла замахиваться на что-то большее, чем «Майл он санди». В профессиональном смысле и это, конечно, достаточно высоко — иначе Саймон не сотрудничал бы с ней — но Салли метила выше: «Индепендент», к примеру, или что-то в этом роде.

Бедный Саймон. Его зрение внезапно ухудшилось, и ему пришлось сменить диоптрии очков. У него развился абсцесс челюсти, и пришлось вставлять зубы. Его волосы поредели катастрофически — и все это в период между его возвращением из Токио и женитьбой на Салли (и, между прочим, ценой потери жены и ребенка).

В регистрате брачных союзов (куда ввалились все «нормальные люди», обитающие на Флит-стрит, никем не приглашенные и достаточно пьяные; и слонялись, и толпились, расстраивая регистраторов, щелкая и светя камерами) под жестким и безжалостным светом софитов, Салли внезапно взглянула на Саймона как бы абстрактно, на расстоянии, и поняла, что он просто стар. И что же ей делать, подумала она, если он внезапно и скоро утратит всю энергию, опустится физически… и? Но было уже слишком поздно.

И поделом ей, сказала бы я.

Триумф

Клиффорд, Хелен и Эдвард до развода жили вместе, и жили вполне счастливо. К тому времени «жили вместе» было заменено общественным мнением на «жили в грехе», однако лишь некоторые надменно приподнимали брови при упоминании об этом. Когда это мнение дошло до матери Энн, няни Эдварда, то мать вознегодовала и стала жаловаться: она-то полагала, что ее дочь будет няней по большей мере — в королевской семье, по меньшей — в семье банкира, а вот что получилось. Но няня Энн любила Эдварда, а Эдвард любил ее, что было вполне естественно, и в особенности станет вам понятным, если вы вспомните о том, что дети любовников — всегда сироты.

Эдвард, вырастая, становился все более и более похожим на Саймона, о чем Хелен с Клиффордом старались не думать. Няня Энн, впрочем, обещала, что Эдвард вырастет высоким мужчиной, и предпринимала некоторые упражнения, чтобы выполнить свое обещание.

Клиффорд с Хелен обычно ночами лежали на своей добрачной кровати в обнимку, будто страшась, что какой-нибудь демон вновь разлучит их. Однако только ангелы витали над их ложем, рассыпая благословения.

А затем случилось странное событие. Было это так: Клиффорд шел мимо магазинчика, продающего всякое старье, в том числе и предметы искусства, известного как «Роаш», на Камден Пэсседж. В витрине была выставлена картина, зажатая между достаточно красивым кувшином и ничего из себя не представляющим подсвечником (в те дни такие вещи можно было купить за сущие пенсы! С тех пор много воды утекло; шиллинги и пенсы канули в небытие, а вместе с ними и серебряные трехпенсовые монетки — на Рождественский пудинг) — картина была без рамы, размером около 24 см на 18 см, и такая грязная и запыленная, что почти невозможно уже было рассмотреть сам сюжет.

Клиффорд зашел, некоторое время препирался с хозяином относительно цены на подсвечник — и купил его за четыре фунта, вдвое более того, что Билл Роаш, владелец, наркоман и торговец стариной, надеялся выручить за него. Затем он, как бы невзначай, справился о картине. Роаш, знавший все трюки коллекционеров, как представитель династии банкиров, внезапно проявил подозрительность.

— Я не уверен, что стану выставлять ее на продажу, — проговорил он, достаточно грубо и небрежно вытаскивая картину из витрины, и как бы ожидая покупателя с более чем ординарным интересом. Однако такого покупателя не нашлось.

— А я не уверен, что хочу купить ее, — сказал Клиффорд. — И не уверен, что кто-то вообще у вас ее купит. Кто автор? Это — имя — или просто любитель?