Читаем без скачивания Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф - Валентин Катаев

— Ты забыл нас, фельетонист?! — кричала восьмушка табаку, похожего на сухой конский навоз. — Это просто свинство! Это черная неблагодарность! Ты курил меня, когда писал свои пламенные агитки!

— Правильно, — поддержало березовое полено. — Он украл меня у своего соседа и при теплоте моего пламени сочинял героические стихи о взятии Перекопа.

— Он носил меня, — сказали иронически кальсоны, — когда ездил по фабрикам, выступал на устных газетах.

— И нас он носил тоже. Без нас он бы замерз! — закричали обмотки, разворачиваясь, как змеи, и извиваясь.

— А теперь он забыл о нас! Ренегат!

— Просто свинья! — возмущенно заметил фунт мяса из академического пайка. — Он иногда ел меня и товарища ячневую кашу. Если бы не мы, он бы сдох с голода.

— А я, по-вашему, что? Собака? — вспылил ломтик черного, мокрого, липкого, как замазка, колючего хлеба. — А я разве не поддерживал его в самые трудные минуты! Разве не я питал его фельетонный жар!

— Он из меня пил кипяток! — зарычала коробка с рваными краями. — Без меня бы он погиб! А теперь он смотрит на меня, как баран на новые ворота, и не узнает. Теперь он, видите ли, пьет чай с сахаром из граненого стакана в серебряном подстаканнике! Буржуй!

— Правильно! — вопили вещи.

— Фельетонист! Вспомни о нас! Вспомни и напиши фельетон… Нет, не фельетон, а поэму, чудесную, незабываемую, героическую поэму о нас, которые грели тебя, и кормили, и помогали тебе жить…

— Милые вы мои! — воскликнул фельетонист, еле сдерживая волнение, теплым клубком подступившее к горлу. — Помню вас. Помню, люблю, никогда не забуду больше! И вас помню, дорогое березовое полено! Я действительно украл вас у Сашки Ветрова, из комнаты номер одиннадцать. Но что же делать? Я коченел от холода. Надеюсь, вы не сердитесь на меня? И вас помню, о бязевые кальсоны! Вас было очень трудно стирать в холодной воде, но носились вы прекрасно. И вас, пайковое мясо. В вас, правда, было полфунта костей, но никогда ничего вкуснее я не ел на свете! И вас, дорогой дешевый табак… И вас, зажигалка, и вас, кружка, и вас, бандерольная бумага, на которой я писал героические агитки и из которой я крутил цигарки. И вас, светильник, и вас… картошка. Всех, словом! Всех вас, моих дорогих, горячо любимых, незабвенных спутников героической молодости…

Вдруг в дверь постучали. Раздался голос:

— Товарищ фельетонист! Тут у вас пришли какие-то, говорят, что меньшевики, эсеры, Деникин, Керенский, Милюков, барон Врангель и многие другие поздравлять с Октябрьской годовщиной. Просятся в Октябрьский фельетон. На чай просят.

— Гоните их к черту! Ничего я о них писать не буду. Надоело! Так им и скажите. Да смотрите, чтоб они из передней шубу не утащили! Скажите, что я занят. У меня в гостях спутники молодости. И о них я буду писать свой праздничный фельетон!

За окном уже горели фонари. Вдоль фасада большого дома тянули красные полотна.

1926

Неотразимая телеграфистка, или Преступление мистера Климова*

1. На экране появляется красивый железнодорожный пейзаж.

Надпись: «Станция Шарья Северной железной дороги».

2. На экране — красивый мужчина сидит за письменным столом и, поднявши к потолку деликатные глаза, нежно мечтает.

Надпись: «Зам. председателя учкпрофсожа Климов».

По небу плывут кудрявые тучки.

3. Надпись: «Еще в прошлом году Климов, будучи в месткоме № 2…»

4. Климов сидит, обнявшись с неотразимой телеграфисткой Монаховой, над прудом.

Надпись: «Котик, достань мне казенную квартирку!»

— Увы, Пупсик, это никак невозможно!

— Почему!

— Потому, что я не состою в жилкомиссии.

5. Крупным планом. Прекрасное лицо неотразимой телеграфистки. По щеке ползет большая и довольно-таки увесистая слеза…

6. Надпись: «Прошел год…»

Неотразимая Монахова сидит над аппаратом Бодо и тихо грустит. Вбегает мистер Климов и начинает резвиться.

Надпись: «Почему ты резвишься, Пупсик?»

— Ура! Ура! В данный момент я замещаю председателя учкпрофсожа. Лови этот самый момент. Комнатка тебе обеспечена.

Мистер Климов вприпрыжку убегает. Неотразимая телеграфистка хлопает в ладоши и начинает лихорадочно пудриться.

7. Председатель жилищной комиссии Честоковский стоит на задних лапках. Крупным планом: виляющий хвост. Мистер Климов гладит Честоковского по мохнатой спине.

Надпись: «Послушай, песик!»

— Всегда готов служить начальству!

— В данном случае объявляю заседание жилкомиссии открытым. На повестке — вопрос о предоставлении неотразимой Монаховой комнаты. Возражений нет?

8. Честоковский продолжает стоять на задних лапках и ласково вилять пушистым хвостом. Крупным планом: торжествующее лицо мистера Климова.

Надпись: «Принято единогласно».

9. Мистер Климов становится на одно колено и галантерейно передает неотразимой телеграфистке ордер на комнату и ключ. Крупным планом: целуются. Диафрагма. Экран темнеет.

10. Честоковский посылает протокол «заседания» на подпись ШЧ-6, ДН-6, ТЧ-11. Они категорически отказываются подписать.

Надпись: «Мы не желаем подписывать незаконный протокол. Мы не присутствовали на заседании. Кроме того, есть лица, более нуждающиеся в квартире, чем неотразимая телеграфистка. Одним словом, пошел вон!»

11. Честоковский бежит, поджав задние ноги и свесив язык. Крупным планом: перед Честоковским встает большой вопрос.

Надпись. «А как же я теперь буду посылать протокол в доржилкомиссию???»

12. Неотразимая телеграфистка игриво въезжает в комнату.

13. Бурная ночь. Луна как сумасшедшая ныряет в чернильных тучах. Ветер гнет деревья. Мистер Климов и мистер Честоковский, закутанные в плащи, пробираются в канцелярию, где хранится книга протоколов.

Надпись: «Но бандиты не дремлют».

14. Крупным планом: открытая книга протоколов. Рука мистера Климова заклеивает протокол от 24 января 1927 года и пишет заднее число, то есть 21 января, где вызывают уже других представителей, совершенно не вызывавшихся в первый раз.

Надпись: «Дело сделано… Шито-крыто».

15. Крупным планом: неотразимая телеграфистка и мистер Климов целуются. У их ног сидит, поджав под себя пушистый хвост, Честоковский и умильно облизывается.

Надпись: «Друзья ликуют».

16. Вагон, где ютятся семьи рабочих с маленькими ребятишками. Теснота. Нищета.

Надпись: «А они получили вместо квартиры — фигу».

17. Летит московский поезд.

Надпись: «Но…»

18. Крупным планом: из вагона выгружают «Гудок».

19. Мистер Климов раскрывает номер «Гудка» и медленно зеленеет.

Крупным планом надпись:

«Маленький фельетон Митрофана Горчицы: „Неотразимая телеграфистка, или Преступление мистера Климова“».

1927

Как это делается?*

— Вы меня вызывали? — спросил ПДР 5-го участка службы пути Московско-Курской железной дороги, входя к ПЧ-5 Былову.

— Вызывал.

— Чем могу?

— В газете «Орловская правда» писал?

— Писал.

— Так, так. А в стенгазете «Скребок» про меня писал?

— А что такое?

— Да ничего такого особенного. Писал про меня в «Скребке»?

— Это редакционная тайна.

— Ах, тайна! Скаж-жите пожалуйста! А это чей почерк?

— Мой.

— Ага! Очень приятно! Так и запишем-с. Уходи.

— Как это «уходи»?

— А так, очень просто — уходи! Со службы уходи.

— У меня семья из восьми человек!

— Так и нечего в газетах сотрудничать. Уходи.

— Товарищ!

— Я тебе не товарищ. И нечего тут околачиваться. Сеанс окончен. Уходи. А не хочешь уходить, так я тебя уйду. Понял?

Сказано — сделано. Ровнехонько через две недели рабкор Третьяков был уволен. Дело о его незаконном увольнении попало к губпрокурору, и, конечно, последний через доринтрудпути постановил Третьякова восстановить в должности.

Однако неукротимый Былов уперся руками и ногами.

— Не желаю принять обратно — и никаких! Пускай служит на другом участке!

— Хорошо, — покорно сказал Третьяков и согласился перейти на 2-й участок службы пути.

— Переходи, переходи, — пробурчал ему вслед мрачный Былов, — я тебя, брат, и на втором участке докопаю! Будешь у меня знать, как в газетах писать!..

Третьяков пришел в ПЧ-2 к Неведрову и сказал:

— Товарищ Неведров, я служу на дороге двадцать лет…

— Так-с.

— Являюсь кандидатом ПД с двадцать второго года.