Читаем без скачивания Встречи на перекрестках - Евгений Примаков

В конце концов, может ли такое государство, с таким потенциалом, как Россия, игнорировать растущую взаимозависимость сегодняшнего мира, взаимопереплетение многих интересов?

Диверсификация внешних связей России в совокупности с ее активной внешнеполитической ролью имеет большое значение и для нее самой, и для сохранения и укрепления международной стабильности и безопасности. Отход от идеологического противостояния и прекращение блоковой конфронтации стали отправным моментом продвижения к устройству стабильного и предсказуемого мира на глобальном уровне. Но при всем своем историческом значении это автоматически не привело к ликвидации зон межэтнических региональных конфликтов – более того, они расширились. Повсеместный шок вызвал взлет волны терроризма, уже происходит распространение оружия массового поражения. И все это обозначилось в период переходный – на смену «баланса сил», на котором основывался миропорядок во время холодной войны, еще не пришло равноправное партнерство. Способность мирового сообщества преодолеть новые опасности, угрозы и вызовы постконфронтационного периода непосредственно зависит от того, как в этот переходный период могут складываться межгосударственные отношения, особенно между теми странами, которые играют главные роли на мировой арене.

Чрезвычайно важно наличие по крайней мере двух условий для перехода к новому миропорядку.

Первое. Нельзя допустить, чтобы вместо старых фронтов противостояния появились новые разделительные линии. Это требование, как представляется, полностью оправдывает негативную позицию в отношении расширения НАТО на пространство бывшего и уже распавшегося Варшавского договора и попыток превратить Североатлантический альянс – далеко не универсальный по своему составу – в ось новой мировой системы. К чему это может привести – показала кровавая операция НАТО против Югославии, осуществленная и без санкции Совета Безопасности ООН, и за пределами стран, входящих в НАТО, и не имевшая ничего общего с целью обеспечения безопасности государств, участвующих в союзе.

Угроза новых разделительных линий проявляется не в одной Европе. Вполне понятная, например, нетерпимость к экстремизму ряда исламских групп и течений не может перерастать в тенденцию зачислять чуть ли не весь мусульманский мир в стан противников современной цивилизации.

Слов нет, необходимо решительно противодействовать экстремистским и террористическим силам. Особенно опасно, когда они пользуются государственной поддержкой, и нужно сделать все, чтобы ни одно государство ее не оказывало – этому нет оправданий. Очевидно, даже назрела необходимость разработки в рамках ООН универсальной, охватывающей все государства конвенции, по которой лица, занимающиеся террористической деятельностью, должны быть лишены права политического убежища где бы то ни было. Однако никакие санкции не должны быть ни средством наказания народов, ни орудием свержения правительств. История уже показала контрпродуктивность силовых приемов, применяемых с целью подавления неугодных режимов, – вне зависимости от того, поддерживают они на деле деструктивные тенденции в международных делах или нет. Куда более эффективно приближать «свет в конце тоннеля».

Второе условие продвижения к новому миропорядку – это скоординированное на деле – а для этого нужны эффективные механизмы – равноправное взаимодействие и сотрудничество международного сообщества для того, чтобы отвести от мира далеко не иллюзорные угрозы сегодняшнего дня.

Есть еще один важный вопрос, который, как я считаю, имеет определяющий характер для выработки «кредо» главного внешнеполитического органа России – Министерства иностранных дел. Внешняя политика органично связана с внутренней – это общеизвестная истина. Но это само по себе не означает, что внешняя политика в плюралистическом обществе, которое образовалось в России, должна осуществляться в интересах отдельных политических сил, партий или руководителей либо что ею могут манипулировать во внутриполитической борьбе. Министр иностранных дел не должен позволять себе, вне зависимости от его внутренних симпатий или антипатий, делить российское общество на разные цвета: белые, красные, зеленые и так далее. Я глубоко убежден в том, что внешняя политика России должна быть общегосударственной, основываться на согласии различных политических сил, не участвовать в их борьбе, защищать ценности, которые дороги всему обществу.

Эти идеи и принципы я, естественно в гораздо более сжатой форме, изложил президенту и не услышал никаких возражений с его стороны. Вдохновляюще прозвучали его слова: «Работайте больше с Думой, с Советом Федерации, с руководителями различных политических сил». Я понял: меня не собираются держать «на коротком поводке», что, признаюсь, было бы для меня неприемлемо.

Вместе с тем я с самого начала исходил из того, что президент является лицом, которому подчиняется МИД, что он – определяющая фигура в выработке и осуществлении внешнеполитического курса страны, что лояльность к президенту – обязательное условие функционирования того ведомства, руководителем которого я был назначен. Но с самого начала это понимание подкрепилось ощущением того, что Ельцин доверяет МИДу, не намерен сковывать его инициативу.

Заявления нового министра

Через три дня после назначения министром иностранных дел, 12 января 1996 года, состоялась пресс-конференция. Пресс-центр МИДа на Зубовской площади был переполнен. Интерес журналистов подогревался и неоднозначными оценками решения о моем переходе в МИД, особенно в США и некоторых других странах. Отклики продолжали поступать и после пресс-конференции. Характерной была статья в «Нью-Йорк таймс» У. Сафайра, который писал: «Неожиданное появление Евгения Примакова в качестве министра иностранных дел России приводит в состояние озноба весь Запад. Выбор Борисом Ельциным этого дружелюбного змея, который возглавлял его шпионское агентство, сигнализирует, что пришел конец мистера Хорошего Парня в российской дипломатии»[27].

Не все придерживались таких оценок. Были и положительные отклики – в США в «Вашингтон пост», в лондонских газетах.

Подборку и тех и других – негативных и позитивных откликов – мне сразу же прислал в Москву наш посол в Вашингтоне, мой старый приятель Юлий Михайлович Воронцов, с которым мы еще 15—16-летними мальчишками были курсантами Бакинского военно-морского подготовительного училища. Потом, уже в США, куда я приезжал в 70-х годах в командировку, мы смеялись над «превратностью судьбы»: в училище, которым командовал контр-адмирал Воронцов (кстати, тот самый военноморской атташе в Берлине, который Сталину передал точную дату начала войны, но ему не поверили), его сын Юлий имел привилегию, отрастив небольшую шевелюру, в то время как мы ходили подстриженные под машинку, а теперь, в зрелом возрасте, «поменялись местами» – волос у нашего посла стало куда меньше.