Читаем без скачивания Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последний раз, когда я хотела навести справку о состоянии следствия (5-го июня, на Кузнецком, 24), сотрудник НКВД мне обычной анкеты не дал, а посоветовал мне обратиться к вам с просьбой о разрешении мне свидания.
Подробно о моих близких и о себе я уже писала вам в декабре минувшего года. Напомню вам только, что я после двухлетней разлуки успела побыть со своими совсем мало: с дочерью — 2 месяца, с мужем — три с половиной, что он тяжело болен, что я прожила с ним 30 лет жизни и лучшего человека не встретила.
Сердечно прошу вас, уважаемый товарищ Берия, если есть малейшая возможность, разрешить мне просимое свидание[684].
Марина Цветаева
Сейчас я временно проживаю по следующему адр<есу>:
Москва
Улица Герцена, д<ом> 6, кв<артира> 20
(Телеф<он> К-0-40-13)
Марина Ивановна Цветаева
Впервые — Литературная газета. 1991. 2 сент. (публ. М. Фейнберг и Ю. Клюкина по материалам, хранящимся в архиве Министерства безопасности России). СС-7. С. 664. Печ. по СС-7.
32-40. Н.Н. Вильям-Вильмонту
1-го июля 1940 г.
Без человека я шагаю к нему гигантскими шагами, отсюда, при встрече, неузнавание: не <зачеркнуто: лица> его, а его — в пространстве, я его жду дальше, чем на точке встречи, я его встречаю — дальше, словом: я опять — одна.
Мой смех с человеком, которого я люблю, только моя вежливость: не ставить его в неловкое положение неравенства (превосходство всякого сильного чувства над — менее сильным, или — отсутствием его) <>
Мой смех с человеком, которого я люблю — мое счастье быть с ним. Любящей бы он меня увидел только без себя. Любящей, то есть несчастной без него, он меня не увидит.
— Ах, если бы, вместо болгар[685], я бы писала — то, что хотела <сверху: могла писать стихи — Вам!>
_____
Люди, читающие мои стихи, думают, что я любила — богов. А я любила — их: вас.
_____
«Чем я заслуживаю?<»> Тем, что родился, был маленьким, учил уроки… Всякий заслуживает — всего: <зачеркнуто: даже — враг. А ты — не враг> всякий заслуживает — меня. А ты — не всякий, и это ты должен знать — лучше <поверх слова: себя> меня. И еще: ты для себя — не всякий. Ну и для меня не всякий. Я тебя люблю — тобою.
_____
Основа моей любви — родство. Когда его нет — я его создаю: иду вглубь твоего детства, младенчества, утробы, выискивая там место, где <зачеркнуто: ты> бы <сверху: ты> не мог не быть мне родным.
_____
По утрам Вы бы писали свое, я — свое, два стола — по два локтя на каждом. Я (опускаю главное) еще страстно люблю уют: уют с человеком <сверху: в человеке>, то, чего — знаю! — у меня никогда бы не было с Борисом[686]. То, что Рильке так хорошо понял, <зачеркнуто: написав> <сверху: подсказав> мне в (последнем) письме[687]: Das Schlafnest. (Und der Traum wie ein Raubvogel. Да, но нельзя же — всегда Raubvogel, сразу — Raubvogel, только Raubvogel{217} <>
_____
— Если бы я была — он, <сверху: это была — я́> <пропуск>, я бы еще раз простила, но так как это — не я… И села переводить болгар (которых люблю из-за Вас, вообще, Вы сейчас можете требовать у меня чего угодно: всё — будет, и, главное, всё буду любить.) И — звонок.
_____
Это лето было бы Ваше, все вечера его. Когда Вы сказали — словами Б. А.[688] — «Это <поверх слова: день> лето для меня под знаком войны<»> и — теперь оцените мою правдивость, по ходу фразы и бурному ходу моей души было бы естественно, — и я могла ответить: — А для меня — только под Вашим. — Но нет. Я всё люблю исключительной, всё остальное исключающей любовью, и я, узнав, что Париж — сдан[689], вдруг почувствовала свои две руки (Arm{218}) обнимающими его — всего, его — каменного — всего. Я никогда не предаю друзей, особенно — городов (Прага — Вена — Париж —. Вы (человек) мне нужны (в любовь) для того, чтобы мои руки (Arm) не окончательно оторвались от плеч, обнимая (сданные) столицы и проваливающиеся <сверху: резистенции> <нрзб.>. Чтобы — разведенные — свести. И еще (ибо я честна: точна) чтобы кому-нибудь эти мои города (мои города) дать, подарить в любовь, в долгую память.
<Наконец> Страшное богатство (я). Поколения — разорились. И я — не при чем. Я — претерпевающий (самою собой — претерпеваемою <сверху: страдающий>) Я сама устрашена, поэтому, может быть, всю жизнь укрываюсь в хозяйство, в регламент, в размен, радуясь неблагодарности <снизу: неизбывности> мелочей в благодарность т<>
_____
— Но даже Шехерезада[690] не всё рассказывала сразу.
— <Зачеркнуто: Чтобы рассказать> Но у меня — нет этой тысячи и одной ночи! Чтобы рассказать Вам все свои истории мне бы нужна была — тысяча и одна ночь. Или — одна ночь.
_____
4-го <июля> — Вот, завтра подписываю договор на́ три года Сокольников, на́ три года одиннадцать метров пространства. — На три года текучих стен жуткого Колодезного переулка[691]. А Вас — нету[692], нет второго голоса — на чашу весов. Ведь всё равно: Колодезный — или вариант — Бехера[693] — тот же второй голос, которому веришь, почти-твой, твой — второй, но — extériorisé{219}, <снизу: не из твоей груди, <зачеркнуто: ушам> твой — но ушам слышный…> та нотка перевеса, на которой — <зачеркнуто: все наши беды и радости…> <снизу: вся наша судьба… >
(Слушая Прелюдии Шопэна) Всё о чем говорит Шопэн — правда, всё о чем он не говорит — ложь. <Сверху: Просто — нет.> <Зачеркнуто: О, он говорил не только о любви и смерти,>
_____
Наука сейчас мстит… всей не-науке, наука и по-сейчас мстит всей не науке, за. Коперника, Галилея, и прочих.
Были ли и у науки — свои костры?
Печ. впервые по черновому автографу (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 35, л. 127–127 об.). Публ., подгот. текста и коммент. Е.И. Лубянниковой.
33-40. Е.Я. Эфрон
<Август 1940 г.>
Приятель из Знамени[694] хранить книги (4 ящика,
