Читаем без скачивания Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова - Феликс Юсупов

В то время еще очень немногие понимали всю опасность близости Распутина к Царскому Селу. Быть может, его появление при дворе и было случайным, но позднее, когда враги России и династии учли создавшуюся обстановку и поняли, насколько он был всемогущ и насколько подлинное «самодержавие» было в его руках, они сумели его использовать для своих целей.

Моя мать одна из первых поняла это и открыто выступила против Распутина.

Она имела продолжительную беседу с императрицей и совершенно откровенно сказала ей все, что думала по этому поводу.

Феликс Юсупов позднее на этот счет писал в мемуарах: «Моя мать одной из первых подняла голос против “старца”. После долгого разговора с царицей она на мгновение поверила, что поколебала ее доверие к “русскому крестьянину”. Но клан Распутина бодрствовал. Быстро нашли тысячу предлогов, чтобы отдалить мою мать. Летом 1916 года ее отношения с Государыней были уже какое-то время прерваны, когда, решив сделать последнюю попытку, она испросила приема в Александровском дворце. Ее Величество приняла ее очень холодно и, как только узнала цель визита, предложила ей покинуть дворец. Мать заявила, что не уйдет, не высказав того, что имеет сказать. Она говорила долго. Когда она закончила, императрица, слушавшая молча, поднялась и отпустила ее со словами: “Я надеюсь никогда больше Вас не увидеть”». (Юсупов Ф. Перед изгнанием: 1887–1919 / Пер. с франц. О. Эдельман. М., 1993. С. 139)

Разговор этот произвел большое впечатление на Государыню. Она, по-видимому, почувствовала всю искренность и правоту ее доводов и, расставаясь с нею, в самых трогательных выражениях изъявила желание видаться с нею возможно чаще. Но распутинская клика не дремала: она учла всю опасность такой близости, сумела снова завладеть больной душой императрицы и постепенно отдалила ее от моей матери: их дружеские отношения прекратились, и они почти больше не виделись.

Многие из лиц Императорской семьи, во главе с Государыней императрицей Марией Федоровной, старались также воздействовать на Государя и императрицу, но все было тщетно.

Началась борьба между теми, кто был искренне предан России и престолу, и теми, кто преступно пользовался влиянием Распутина, чтобы приблизиться к Государю и императрице со своими личными корыстными целями, а также с темными политическими расчетами.

Осенью 1912 года я закончил свое образование в Оксфорде и переехал жить в Россию.

У меня было много планов на будущее, пока еще неясных. Встреча с княжной Ириной Александровной изменила мою судьбу, и в скором времени нас объявили женихом и невестой.

С детства я привык смотреть на Царскую семью как на людей особенных, не таких, как мы все. В моей душе создалось поклонение перед ними, как перед существами высшими, окруженными каким-то недосягаемым ореолом. Поэтому все, что говорилось и передавалось из уст в уста, все порочащие их имя слухи меня глубоко возмущали, и я не хотел верить тому, что слышал.

Началась война. Ее объявление застало нашу семью в Германии. После ареста в Берлине, которому мы были подвергнуты по приказанию императора Вильгельма, мы, наконец, благополучно добрались до Петербурга, после длинного путешествия через Данию и Швецию вместе с императрицей Марией Федоровной, которую мы застали в Копенгагене на ее обратном пути в Россию.

Молодожены возвращались из большого свадебного путешествия и перед приездом в Россию встретились с родителями за границей. Они оказались на территории Германии и в связи с началом Первой мировой войны подверглись притеснениям.

В дневнике вдовствующей императрицы Марии Федоровны от 29 июля /2 августа 1914 г. имеется запись: «Во Франции нас повсюду встречали возгласами: “Vive la Russie!” (“Да здравствует Россия!” – франц.). Мобилизация шла полным ходом. В Германии ничего не было заметно до тех пор, пока мы не прибыли в предместья Берлина, где лица прохожих дышали ненавистью. Когда же мы въехали в Б[ерлин] – отвратительное место, – в поезде появился Свербеев и сообщил, что объявлена война, а также, что мне не разрешено пересечь германскую границу. Он сам как помешанный. Видно было, что он совершенно потерял голову и уже не был послом. Он сказал мне, что м[аленькая] Ирина находится здесь с семьей Юсуповых, и что все они арестованы. Слыхано ли что-либо подобное! Какие подлецы! Потом появился немецкий господин, чиновник, заявил, что я должна вернуться назад и ехать домой через Англ[ию], Голл[андию] или Швейцарию или, может быть, я предпочла бы Данию. Я протестовала и спросила, что случилось. На это он ответил: “Россия объявила войну”. Я ответила, что это ложь, а также то, что мобилизация начата ими [германцами] тайно и проводится уже в течение четырех лет, в то время как Р[оссия] только теперь начала осуществлять эти действия [мобилизацию] и только теперь заявила об этом официально: “Но это, – сказала я, – еще не означает, что начата войн”. В конце концов, через 2 часа мы наконец-то выбрались из всей этой грязи и уже находились на пути в Вамдруп». (Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2005. С. 46–47)

Через несколько дней после начала войны Юсуповым удалось покинуть Германию и через Данию вернуться в Россию. Вдовствующая императрица Мария Федоровна 22 июля / 4 августа 1914 г. в дневнике отметила: «Затем отправились в Бернсторф, потом в гостиницу “Англетер”, чтобы увидеться с Ириной и Юсуповыми. Они сегодня утром, слава Богу, прибыли в (Данию). <…> Юсуп[ов] принес мне букет цветов от всех моих полков. Остался с нами пить чай». (Дневники императрицы Марии Федоровны (1914–1920, 1923 годы). М., 2005. С. 47–48)

Несмотря на всеобщий патриотический подъем, вызванный войной, многие были настроены пессимистически. Мрачные мысли витали вокруг Царского Села.

Государь и императрица, отрезанные от мира, отдаленные от своих подданных, окруженные кликой Распутина, решали события мировой важности.

Жутко становилось за Россию.

В воспоминаниях Феликса Юсупова все события периода начала Первой мировой войны акцентированы по сути дела только на роли Григория Распутина, который в этот период еще не имел такого большого влияния, как в 1916 г.

Анна Вырубова писала в эмиграции в воспоминаниях о Г.Е. Распутине:

«Вспоминаю только один случай, когда действительно Григорий Ефимович оказал влияние на внешнюю политику. Это было в 1912 году, когда Николай Николаевич и его супруга старались склонить Государя принять участие в Балканской войне. Распутин чуть ли не на коленях перед Государем умолял его этого не делать, говоря, что враги России только и ждут того, чтобы Россия ввязалась в эту войну и что Россию постигнет неминуемое несчастье.